Между нами примерно 220 лет, пять-шесть поколений, чужие страны и разные языки.
Они в кринолины одеты.
И льется божественный свет
От бабушки Елизаветы
К прабабушке Элисабет.
Б. Окуджава
Надеетесь ли вы когда-нибудь увидеть портрет своего пять раз прадедушки? Вот и я никогда не надеялась. А всё-таки это возможно, особенно в рождественскую ночь!
Да не одного только этого дедушку увидела я в ту минуту несколько недель назад! Восемнадцать силуэтов окружили меня, и все мне кровные родичи, все, без исключения, мне бабушки и дедушки, только кто-то по прямой линии, а кто-то двоюродный, большинство мои четырежды пра.
Между нами примерно 220 лет, пять-шесть поколений, чужие страны и разные языки. Только в этот момент ничего нас не разделяет – я в кругу своей семьи. Они пришли ко мне потому, что хотят видеть меня, так же как мечтаю об этом я. Только в таких случаях происходят эти встречи. Также приду когда-то и я к своим потомкам, уже сейчас хочется взглянуть на них!
Распечатаны из инета фрагменты этого свитка, аккуратно склеены между собой, и вот и у меня в руках, а не только в Мэрилендском историческом обществе в Штатах это изображение семейства Амелунгов почти в полную величину – метр длиной и полметра высотой.
Не так важно сейчас, когда точно (в 1789-м или 1790-м), где именно (в Германии или России) и кем (а вот об этом вообще ни слова) были они запечатлены, главное не пропали в веках, не истаяли, ни образом, ни именем, ни своими делами и поступками.
Невообразимое – вот профиль моей четырежды прабабушки Юлии! Повторяемся, двоимся? Её дочь София, внук Василий, правнук Георгий, затем моя бабушка Мура, мама и вот, наконец, я. Разве долгий это путь? Прямая дорожка друг к другу! Генетика, ответь, что общего в нас? Глаза, смех или умение терпеть и не сдаваться?
Разворачиваю свиток и появляются как на сцене всё новые и новые персонажи.
Они в своей гостиной. Большой, потому что семейство огромное. Уютной, потому что каждый занят своим делом и в то же время неразрывно связан со всеми. Место, где царит любовь, терпение, доброта и забота, где нет праздности и скуки.
Знакомьтесь – мой пять раз прадед Антон Кристоф Амелунг, его жёнушка София Маргарет и их шестнадцать детей!
Он был аптекарем, во время Семилетней войны (1756 — 1763) занимался вопросами снабжения армии, затем лесом и его продажей, пока не арендовал зеркальный заводик у герцога Брауншвейгского в местечке Грюненплан. Вместе с младшим братом Иоганном и мужем сестры начал своё производство. С помощью учёных того времени внедрил на предприятии несколько технологических новинок, в том числе машинную полировку.
Созданные зеркала серебрились в Петербурге и успешно покупались всем миром, особенно Данией, Нидерландами, Россией и Персией – качество их было превосходным! Завод был любовью всей жизни моего деда. В течение ряда лет дела на нём шли очень успешно, жили своей общиной, со школой, своими порядками и устройством, насчитывая более 800 рабочих. Этот опыт позднее младший брат Иоганн Фридрих Амелунг, главный директор предприятия, успешно использует на открытом им аналогичном производстве далеко за океаном.
Антон Амелунг женился на Софии Маргарет Мейер, дочери, сестре, внучке и правнучке придворных органистов из города Ганновера. В согласии и семейном благополучии у них родилось 17 детей! Ещё шестеро были приёмными. Одна из сохранившихся заповедей моего деда гласит: «Чем больше детей, тем больше молитв», и видно, что он действительно следовал ей.
Шахматная игра была в семье настоящим искусством
Отец семейства играет в шахматы со старшим, уже взрослым сыном Карлом Филиппом за центральным столиком, рядом ещё трое мальчиков. Серьёзное мужское занятие, увлечены все!
Дела в Германии идут уже очень трудно, в связи с войнами между Швецией, Россией, Францией и Пруссией и блокадой Балтики экономика и торговля серьёзно угнетены. Поэтому в 1784 году младший брат Антона Амелунга и его зять отправятся искать лучшую долю в Балтиморе (вот почему и окажется там этот свиток! – память об оставленных близких людях), с ними покинут Грюненплан и многие прекрасные мастера своего дела.
Это был удар для зеркального завода, но он продолжил свою работу. Когда придётся сделать свой нелёгкий выбор, глава семейства в 1792 году совместно с сыном Карлом купит фабрику в Эстонии. Туда уедут и около сотни опытных мастеров из Германии. София Маргарет Амелунг с младшими детьми тоже будет готовиться к переезду, но не успеет этого сделать. Неожиданно, как гром среди ясного неба, придёт весть о кончине отца большого семейства. «На всё воля Божья», – если бы мог, привёл бы ещё одну из своих трёх заповедей мой далёкий дед.
Карл Филипп Амелунг станет успешным предпринимателем, продукция его фабрики Катарина-Лизетт будет с почётом представляться на первых мануфактурных выставках в Петербурге и Москве в 1829 и 1831 году.
П.А. Вяземский писал об этом так: «Зала, обставленная фарфорами с Императорского С.-Петербургского завода, с заводов Попова, братьев Гарднеров, хрусталями с Императорских стеклянных заводов, с заводов Мальцевых, Орлова, цветными стеклами Амелунга переносит воображение в область волшебства, застроенную чертогами зеркальными и хрустальными, но и, очнувшись от поэтических сновидений, найдешь в зале сей наяву и перед глазами побуждения к чувствам истинного удовольствия. Здесь красота соединяется с пользой, изделия возвышаются до степени изящного искусства».
Медалью будут награждены зеркала моих предков на Венской всемирной выставке в 1873 году. Этой фабрике Амелунгов будет суждена долгая и плодотворная жизнь.
Карл Филипп Амелунг окажется и одним из наиболее опытных и известных шахматистов в России того времени и будет зван на игру с самим графом Потёмкиным. Интересно, кто тогда выиграл? Семейные традиции будут передаваться из поколения в поколение, и мир шахмат запомнит и сохранит имена ещё двоих Амелунгов – дочери Карла и его внука. Элиза Амелунг (Кёлер) с лёгкостью обыгрывала шахматистов Майнца, а Фридрих Амелунг, хорошо играя сам, ещё и разрабатывал новые композиции, воспитал известных учеников, издавал латышский шахматный журнал, при этом являясь почти сорок лет директором фамильного предприятия!
Семейство всегда было пишущим
За левым столиком девушки что-то обсуждают, в руках перо, рядом чернильница. Семейство было пишущим. Чего только не писали они и их потомки! И стихи, и научные трактаты, и философские труды, и журнальные заметки, и родословия, и пламенные речи, до сих пор не иссякает эта река.
А за этим столиком учатся искусству рукоделия
Мать семейства вместе с дочерьми расположилась за правым столиком, рядом шкатулки и корзиночки для рукоделия. Кому-то, может, и достались эти гены, но явно не мне. Зато хорошо знаю шесть раз правнука этой самой дамы — моего сына — умеющего интересно писать музыканта, когда-то способного начинающего шахматиста, с любовью вяжущего разноцветные носки! Интересная штука – наследственность: предками столько дано, и во многом зависит от тебя самого, как распорядишься дарами. Через бури и потрясения эпох и невнимание современников не дошли до меня никакие материальные реликвии, ни дедушкино зеркальце, ни бабушкина шаль, но, может, гены это и есть не пострадавшее от времени самое главное наше наследство?
По-разному сложились судьбы детей. Шестеро стали купцами – в России, в Америке, на Кубе. Людвиг утонул четырнадцатилетним, Фердинанд погиб на дуэли в далёкой Америке. Леопольд женился на «американской» кузине, и разошедшиеся было в разные стороны ветви зеркальных и стекольных дел мастеров братьев Амелунгов вновь переплелись.
Девочки повыходили замуж, народили множество деток. А вот Франциска замуж не вышла, всю свою долгую жизнь помогала окружающим людям, была очень религиозна. Она, кстати, побывала в России в самый разгар войны с Наполеоном и, находясь в местечке Блохино Калужской губернии, где проживала её младшая сестра, вместе с ней гадала, не сдан ли врагу наряду с Москвой и Петербург. Именно она в свои 74 года описала жизнь разросшегося семейства Амелунгов, нарисовав его в виде огромного раскидистого дуба. Для новых силуэтов свиток ей понадобился бы огромный, его пополнили бы восемьдесят внуков Антона и Софии, родоначальников семьи. Судьбы эти и их продолжение навечно осеняет ещё один девиз прародителя: «С отцовского благословения строятся дома детей».
На картинке только шестнадцать детей, а ведь их было на одного больше. Это значит, что малышка Эрнестина ещё не родилась, и, значит, художник рисовал семейство накануне её рождения в 1790-м. Кто-то позднее подписал имена и обозначил цифрами всех присутствующих. Плохо читаемые, они воспроизведены в аннотации к реликвии с вопросами и сомнениями. Могу сказать: вопросы излишни, а догадки правильны. Именно так расположены персонажи в собранном ранее мною по крупицам Дереве – по порядку рождения и старшинства!
Дороже всех мне на картинке девушка, стоящая с малышом между отцом и матерью. Ведь это моя родная прапрапрапрабабушка Юлия. Вот и имя отозвалось через века… И она тоже тому причина, что пишу я сейчас по-русски, а не по-немецки. Вместе с братом приехала она в Россию в 1795 году, и в этом тоже одна из моих личных точек отсчёта.
Чем запомнится навсегда мне эта гостиная? Взаимопониманием и поддержкой, общей заинтересованностью в совместных делах, связью поколений и возрастов.
Сейчас вылетит птичка!
На правом краю группового портрета девочка с двумя малышами и птичьей клеткой. Вот-вот вылетит бессмертная «птичка» и навсегда запечатлеет эти лица, души и характеры. Приняв эстафету жизни и глядя на них через века, как будто впервые ощутим простую истину: «Мы их продолжение, мы это всего лишь они в новом времени, в новом измерении». И так у всех и всегда – нет между нами ни безнадёжно разорвавшегося, ни навсегда прошедшего, а есть только дверь, которая ждёт, когда же её наконец раскроют.