Петр Яковлевич Чаадаев по происхождению от колена Рюриковичей. Дед его, князь Щербатов, тоже тот еще великий низвергатель официоза был. Написал «О повреждении нравов в России». Хоть сейчас на растяжку пиши при въезде в Россию:
И вдруг, плюнув на блестящую карьеру, уходит в отставку. Отправляется в Европу, встречается с умнейшими людьми, учится, попадает в приключения… Эта поездка спасла его, а то быть бы ему на Сенатской в декабре 1825-го, где стояли, переминая ноги от морозца, все его друзья.
Возвращение в Россию, уединение – «Басманный философ», интеллектуальное, да и физическое одиночество. «Философические письма» — молния в головы всех мыслящих и не мыслящих самостоятельно. Объявлен Николаем I (лично царем!) – СУМАСШЕДШИМ. Над Чаадаевым был установлен медико-полицейский контроль. Журнал «Телескоп» закрыт, а еще десяток высших чиновников, говоря современным языком, сняты с работы.
«Слава Богу, я ни стихами, ни прозой не содействовал совращению своего отечества с верного пути. Слава Богу, я не произнёс ни одного слова, которое могло бы ввести в заблуждение общественное мнение. Слава Богу, я всегда любил своё отечество в его интересах, а не в своих собственных. (выделено мною. – М.Г.). Слава Богу, я не заблуждался относительно нравственных и материальных ресурсов своей страны. Слава Богу, успехи в салонах и в кружках я не ставил выше того, что считал истинным благом своего отечества».
Это была исповедальная тирада перед смертью. Его признают после смерти и друзья, и враги. Жесткий славянофил А.С. Хомяков напишет на смерть Чаадаева:
«Просвещённый ум, художественные чувства, благородное сердце – таковы те качества, которые всех к нему привлекали. Но в такое время, когда, по-видимому, мысль погружалась в тяжелый и невольный сон, он особенно был дорог тем, что он и сам бодрствовал и других пробуждал, — тем что в сгущающемся сумраке того времени он не давал потухнуть лампаде и играл в ту игру, которая известна под именем “жив курилка”. Есть эпохи, в которые такая игра есть уже заслуга. Ещё более дорог он был друзьям своим какою-то постоянною печалью, которую сопровождалась бодрость его ума».
Выстрелы Чаадаева
Первый выстрел: Россия отстала от Запада.
О сколько про это отставание спето песен. Дорогой Петр Яковлевич, вас бы с Никитой Сергеевичем за один стол усадить, храни вас бог, от его ботинка…
История России с Петра – это история в догонялки. Не вышло ни у Петра, ни у Гайдара. Кстати, эмблема «Выбора России» — помните? Да, да… Медный всадник, добавлю, накрывшийся медным тазом. Может, Россия от этих догонялок уже выдыхается?
А может, в нашем отставании наше преимущество? Запад отыграл свою пьесу. Мы в ней не участвовали. Запад объелся, зажирел и стал бездуховен. Мы можем сыграть свою пьесу лучше. Мы – духовный аккумулятор, в том числе и для Запада?
У Чаадаева главный корень бед в том, что мы отгородились от Запада, от его культуры, латиницы, комфорта и приоритета личности. «Почему все не так?» — задавался вопросом В. Высоцкий. А разве не обидно бывает нам вдыхать свой экологически опасный «дым отечества?». «Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось». Ну, хватайтесь за камушки. Или будете размышлять?
Второй выстрел Чаадаева: «Я не могу любить родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами…»
У нас нет истинной истории. «Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя. И если мы иногда волнуемся, то не в ожидании или не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица».
Третий выстрел: «Мы ошиблись с выбором религии».
Пушкин бросится в ноябре 1836 писать гневное письмо Чаадаеву: «Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно? У греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева».
Не бывает ошибочной истории. Пушкин здесь беспощаден: «Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человека с предрассудками — я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал». (Выделено мною. – М.Г.)
Четвертый выстрел: «Горе народу, если рабство не смогло его унизить, такой народ создан, чтобы быть рабом».
Пятый выстрел: «Русский народ — урок для других народов».
Чаадаева публикуют и читают. Он актуален сегодня, когда Россия держит еще один экзамен на прочность. Есть угроза, что она не сдаст его. Нет идей. Нет людей, способных честно как врач поставить диагноз. Гуманитарные науки настолько ослабели — особенно философия, экономика, социология – что невозможно назвать практически ни одной фамилии живого современного ученого. А каким быть гуманитарным наукам после такого погрома? Да и в точных науках у нас не видно своих биллов гейтсов и стивенов джобсов. Что хорошо удалось России за ХХ век, так это вышибить из себя мозги и уничтожить самый работящий элемент – мужика. Мы хорошо воевали с врагами, правда, как поет Борис Гребенщиков, «но, по данным разведки, мы воевали сами с собой…».
Может быть, грядущий год, объявленный годом отечественной истории, подарит нам глубокие идеи, а не очередные «погремушки».
А пока – пять выстрелов в ночи. Обойма пуста.