Педофилия и закон — кто кого?

Победоносное отступление?

Года три назад в одном из интернет-изданий я высказал личное мнение об отношении к педофилии в России. И не планировал в дальнейшем развивать или специально отслеживать эту тему. Но от чуть ли не каждодневной бомбардировки связанными с ней фактами безразличием не прикрыться.

Глава комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Елена Мизулина озвучила шокирующую статистику: за последние семь лет число насильственных сексуальных преступлений против несовершеннолетних в стране увеличилось вдвое. А ненасильственных – более чем в восемь раз, и только за первую половину прошлого года их насчитывалось свыше 5 тысяч! Да о чём толковать, если только в Карелии и только за последние пару месяцев то двух педофилов осудили, то двух других отловили…

Всплеск преступлений, глубоко презираемых и преследуемых даже самим преступным миром, как ни парадоксально, не вызвал адекватной реакции государства. Единственное, что сделано за последние годы, – начали принимать закон об ужесточении наказания. В нем же предусмотрен запрет ранее судимым насильникам работать с детьми. Оказывается, даже он по сей день отсутствует в российском законодательстве! А как быть с работой возле детей? Есть же охранники в садах-школах, есть там же всевозможные приходящие рабочие по обслуживанию… Упоминаний об этом мне отыскать не удалось. (Между прочим, в Англии лицам, судимым за насилие над несовершеннолетними, запрещено даже селиться поблизости от детских учреждений!).

Ну, да был бы в России хоть обсуждавшийся в Думе закон. Так ведь принят он только в первом чтении. И когда будут последующие неясно. А если учесть, что и с первым славные депутаты тянули полных два года… Интересно по какой-такой веской причине? Спущенные сверху политически мотивированные законопроекты принимаются «на щелчок пальцев», порой сразу в трех чтениях. А тут речь о минимальной безопасности детей, и такая неповоротливость в ее правовом обеспечении!» Примечательно, что та же Елена Мизулина 7 июля прошлого года на пленарном заседании Государственной Думы заявила дословно следующее: «Депутаты «Единой России»! Вы среди авторов законопроекта («Об усилении уголовной ответственности за сексуальные преступления против детей» – В. Б.), но вы и среди тех, кто его блокирует. Определитесь хотя бы накануне празднования Дня семьи, любви и верности: вы с кем? С теми, кто растлевает наших детей или с теми, кто их защищает от растления?». Цитата, мне кажется, раскрывает одну из причин роста в России числа изнасилований несовершеннолетних.

Всем, даже депутатам, хорошо известно: такого рода насилие – не только чрезвычайно тяжелое преступление с разнообразными психологическими последствиями для жертвы. Это еще и проявление сексуальной аномалии, представляющей постоянную опасность и требующей целенаправленного медицинского вмешательства. Хотя педофилия, как считает большинство специалистов, неизлечима. Вся принудительная медицинская борьба с ней сводится к медикаментозному подавлению полового влечения (либидо) как такового. Но несмотря ни на что, да еще при применяемых в России щадящих сроках лишения свободы за сексуальное насилие над детьми, очень высока склонность подобных извращенцев к рецидивам после выхода на свободу. И это не предположения, а многократно подтвержденные факты!

Казалось бы, уж они-то должны были побудить российских законодателей действовать стремительно и кардинально. Ничего подобного не происходит! Все идет своим чередом, как бы уже привычно и обыденно: насилие – осуждение – принудлечение – освобождение – новое насилие – осуждение… И хорошо еще, если в цепочке присутствует звено «лечение».

Этот порочный круг можно разорвать только двумя способами – либо пожизненной изоляцией педофилов, либо коренным изменением медико-психологического подхода к ним. Половое влечение к детям, если оно не частное проявление общего психического расстройства, подконтрольно разуму и управляемо им. Потому эти преступники обычно признаются вменяемыми. И все же обрекать их на пожизненный срок лишения свободы, в моем понимании, означает отмахнуться от проблемы, встав на путь голой и бесполезной мести. Принудительная хирургическая кастрация, к которой призывают особо эмоциональные радикалы, может только усугубить дело. На либидо и его удовлетворении завязано столько разнообразных внутриличностных проблем и комплексов, что трудно предугадать, какие из них актуализируются у человека, насильственно (ключевое слово!) превращенного в необратимого импотента. Велик шанс получения обществом преступника, доведенного до полного отчаяния, стремящегося свести счеты со всеми и готового на все. Тогда уж точно выпускать его на свободу будет крайне опасно.

Возможен другой подход – сочетание наказания с профилактикой рецидивов, основанной на добровольном участии осужденного. Суть в том, что химическая стерилизация не гарантирует пожизненного эффекта. Либидо, пусть и меньшей интенсивности, но той же направленности, может постепенно восстанавливаться. С окончанием срока наказания, а то и намного раньше, заканчивается и принудительная терапия. Дальше все развивается по уже известной цепочке… Отсюда – неизбежный вывод: более или менее эффективно бороться и с первичными, и с повторными уголовно наказуемыми проявлениями педофилии можно только при участии самого педофила. Для этого необходима его готовность принимать соответствующие препараты регулярно и столько, сколько потребуется.

Побудить к подобному согласию могут осознание абсолютной неприемлемости своего аномального влечения и неизбежность наказания (работа психологов) в сочетании с возможностью более раннего, но условного освобождения (работа судов и правоохранителей).

Как в некоторых европейских странах, в России тоже вполне могли бы принять закон, по которому педофилам дают очень большие сроки заключения (от 20 лет), а условно-досрочное освобождение возможно только при добровольном продолжении лечения на воле. При этом, разумеется, остаются в силе все прочие ограничения, которые Госдума, будем надеяться, когда-нибудь и как-нибудь все же примет. В случае малейшего уклонения – возврат на «досидку». Уже без права выхода до окончания срока.

Половому влечению и его реализации большинство мужчин придает, можно сказать, сверхценное, едва ли не сакральное значение. Ослабление либидо, не говоря уж о его полном угасании, чаще всего воспринимается ими как трагедия. Так что, надо предполагать, не все педофилы согласятся скостить время пребывания в неволе в обмен на стерилизацию. Что ж… Несогласные пусть сидят от звонка до звонка. Это окажется их личным выбором. Тогда проблема разрешится естественным путем: без всяких препаратов даже самые молодые после минимум лет двадцати изоляции едва ли сохранят былые сексуальные потребности и способности.

Не располагая статистическими данными, не могу судить, насколько эффективны в других странах усилия по мотивации педофилов к их активному участию в борьбе с самими собой. Но то, что они результативнее простого стремления «поймать и надолго посадить», сомнений не вызывает.

Я достаточно долго проработал психотерапевтом, чтобы убедиться в незыблемости тривиальной истины: пока человек не осознает, не прочувствует своей аномалии или болезненной зависимости, пока не придет к выводу, что она преодолима, если приложить собственные усилия, любые принудительные лечебные меры дадут только неустойчивый и временный положительный результат. А чаще – результата не дадут вовсе.