***
В тот год богато уродили яблоки. И дикие яблони стояли по колено в упавших красных, зеленоватых, жёлтых пахучих плодах. Никто их не собирал, – было много настоящих яблок, садовых. Цветные коврики под деревьями виднелись далеко вдоль тропы, взбегавшей на холм. Вечерело. Позвякивая колокольчиками, бродили коровы, мерно хрустели яблоками.
Мать и сын возвращались из лесу с добычей: немного грибов, лещина, лесные груши и яблоки. Она – кругленькая, ладная, ясноглазая певунья, задира и жалобщица, знавшая в лесу каждый кустик ежевики, грибные и прочие вкусные места. Шла, легко взбираясь немолодыми ногами на пригорки, крутые тропки, вдыхая радостно душистый воздух осени. Её сорокалетний сын шёл вяло, опустив голову, глядя внутрь себя прозрачными серо-зелёными глазами. Часто останавливался, курил. Он болен, от лекарств трудно думать и двигаться. А без них нельзя, болезнь несколько раз чуть не убила его. Он слабый, быстро устаёт и бывает буйным. Но у него точная рука и глаз художника. Как-то он, вроде не глядя, вдруг видит главную красоту…
Дом над рекой засветился огнями, зазвучал бряканьем кастрюль, мисок, кружек, – готовились к ужину. Дом-интернат, по старому – богадельня. Их казённый дом.
Хорошо, сторож не заметил присыпанные орешками грибы, они под запретом. Но она-то лучше всех знает их, да и все растения, – какие у неё цветы в комнате! Докторша приносила розу из кабинета: «Полечите, пожалуйста, что-то она болеет». И вылечила. С цветами говорить надо. Землю взять хорошую, где курочки гребут, не побрезговать… А санитаркам можно дать яблочек покрасивее, и не будут копаться в их торбах. Она сварит сыну яблочное варенье, потом сироп из шиповника, – будут витамины на зиму. Готовить на электроплитке нельзя. Ну, станут отнимать, – она такую жалобу напишет! Всё про всех выложит, пусть только тронут её и Володьку. Из-за него в интернат пошла…
«Опять вы грязи натащили, натоптали! Ну что ты в обуви улёгся и в куртке? Опять бумагу жёг и стену разрисовал!» «Да не трогайте вы больного ребёнка, я сейчас уберу!» И вытирает. Исчезает со стены шедевр. Устала. А ещё много дел: покормить сына, в комнате убраться, молитвы на ночь прочесть. Жалобу, наверно, всё же написать. С утра пойти поработать в село, к репетиции хора сарафан подшить и причепуриться. Скоро праздник – День инвалида. Сын спит, не поужинав, – устал. Ночью проснётся, будет курить, как бы не поджёг чего.
Сегодня хорошее утро. Рука не дрожит, точно выводит очертания княжеского дворца в восточном стиле. Линии лёгкие, летящие. На рисунке не видно ни облупившейся штукатурки, ни того, что здесь интернат для детей-сирот. Ничего лишнего, всплеск совершенных линий среди гор. Он так не думает, просто рисует по пути в село. Подрабатывать запрещено, но они ходят к знакомому татарину – помочь ухаживать за его старой мамой и так, по хозяйству. Он их ласково прозвал: «козлятушки», переиначив фамилию.
Завтра снова козлятушки лесными тропками пойдут, что-то соберут…
Какие странные страшные лица выводит рука… А иногда таинственные, торжественные, в коронах, дивных одеждах…Таких здесь нет, откуда они? Откуда он? Страшно. Вырваться, всё разорвать, выбросить – еду, одежду. Прибежали, укололи. Хочется курить, болит сердце. Спать. До утра, до обеда… Скупо выпал снег. На балконе холодно. Над домом нависла огромная куча седого пепла, будто долго жгли что-то или курили. Кажется, подует ветер, – и она соскользнёт, накроет всё собой. Но это гора, никто не курил. Сквозь голый сероватый лес просвечивает снежная подпушка. Не соскользнёт, наверно.
Дали хорошей бумаги – «нарисуй что-нибудь к выставке». Не хочется, но мама заставляет. Среди изломанных линий реки и берега на узком перешейке дом. Маленький, крепкий, ровный. Высокое дерево в нервном движении будто опирается на него. Прочертив резкие контуры, он тщательно штрихует цветными карандашами. Лицо его освещается изнутри, он спокоен, сосредоточен, красив.
Скоро Новый Год. После обеда в столовой нарисовал одного, другого, – похоже вышло. Как когда-то в Бахчисарае рисовал туристов у монастыря… А сейчас он расписывает стеклянную дверь новогодними узорами. И Аня рядом, тихая, родная. Держит краски, подаёт кисти. Аня – кругленькая, как мама, с большими светлыми глазами, в буйстве легко разбрасывавшая санитаров. И мама сидит поодаль, любуется. В эти минуты у них семья… За окном светится снег, устилает лес, горы. Они не знают: эта радость тихого вечера предпоследняя. К концу года Аня погибнет в мучительном удушье от рака груди. Ещё через год рак унесёт маму – с её весёлым задиристым нравом и редким даром обихаживать всё живое. И он в тяжёлом полузабытьи, один, не сможет уже сопротивляться сметающей его болезни.
Несколько его рисунков останется у врача.
По высокой густой траве из сочных карандашных штрихов идёт Святое Семейство. Небольшое весеннее деревце и летящие облака. Наш, знакомый пейзаж и вдруг – Они. Откуда здесь? Куда держат путь? Куда, кому – красота плодоносящих диких яблонь? Бог знает…
Условия участия в конкурсе короткого рассказа Сестра таланта