Все меньше среди нас тех, кто не понаслышке знает, что такое Великая Отечественная война, что пережил наш народ в эти 1418 дней, какой ценой далась Победа. Не потому ли все громче звучат голоса тех, кто подвергает сомнению подвиг наших отцов и дедов? Тем ценнее в нашей многонациональной стране свидетельства очевидцев тех тяжелейших для каждой семьи лет.
В этом номере мы публикуем воспоминания известного ученого-литературоведа Моисея ГИНА (1919 – 1984), много лет проработавшего в Петрозаводском университете. В первые дни Великой Отечественной он ушел добровольцем на фронт, за боевые заслуги был награжден орденом Красной Звезды. Его воспоминания сохранил младший брат.
Охота за языком
Почти всю войну брат пробыл в блокадном Ленинграде. Участвовал в рейде по тылам финнов, был отмечен не часто встречающейся партизанской медалью. Затем служил «пожарником» – занимался обезвреживанием бомб-зажигалок.
Позднее были созданы истребительные батальоны для борьбы с теми, кто ракетами давал целеуказания немецким бомбардировщикам. Ловить диверсантов было очень трудно: ракета загорается не сразу, попробуй определи, из какого чердачного окна выстрелили!
Впрочем, в истребительном батальоне брату больше доводилось дежурить в хлебных очередях. Бывало, кто-то вырвет хлебные карточки и убежит. Остаться без хлеба в условиях блокады – по сути, смертный приговор. Вот и дежурили по двое бойцы истребительного батальона в хлебных очередях.
Затем была действующая армия, где ему довелось быть разведчиком. Успехи были невелики: надо, к примеру, добыть языка, а это сильный, сытый, рослый финский солдат. Наши же ходили и качались как былинки, хотя армия все же не так бедствовала, как ленинградцы. Брат вспоминал, как они строили блиндажи: даже легкое бревно едва могли поднять, а часто под этой не бог весть какой тяжестью падали.
И вот приказ командира дивизии: во что бы то ни стало добыть языка. Легко сказать! Без грозных приказов изредка везло на языков, а тут нет и нет. И вот до чего додумались армейские остроумцы. Ночью выдвинули поближе к финским окопам большую картину, хорошо укрепили ее и неподалеку оставили засаду из разведчиков. Когда стало светло, финны увидели выразительную сценку: Гитлера со спущенными штанами и Маннергейма, который лизал фюреру зад…
Расчет был не очень хитрым: финны возмутятся и, конечно, не днем, так ночью попытаются убрать эту картину. Вот тут, мол, мы и добудем языка! Но финны и не собирались возмущаться. До наших окопов доносились хохот, веселые выкрики, кто-то из финнов кинул пустую консервную банку – видно, старался добросить до картины.
Языка позднее разведчики все-таки добыли, но иным способом, без картины.
Брат рассказывал эту историю как забавную. Фронтовики вообще любили рассказывать веселые истории о той страшной войне. А о самом жутком не вспоминали.
Брат рассказывал эту историю как забавную. Фронтовики вообще любили рассказывать веселые истории о той страшной войне. А о самом жутком не вспоминали.
Команда не для рапорта
Брат к началу войны окончил Ленинградский университет, а тогдашние командиры рот часто едва могли читать. Своему комроты брат помогал читать и разбирать карту.
Надо помнить, что и куда более высокое командование после 37-го и 39-го годов, когда был уничтожен чуть ли не весь высший и средний командный состав, было не ахти как образовано. Только после Сталинградской битвы в 1943-м взялись за военные кадры. Так брат оказался на скоропалительных курсах, выпускавших за считанные месяцы младших лейтенантов – командиров стрелкового взвода.
Надо помнить, что и куда более высокое командование после 37-го и 39-го годов, когда был уничтожен чуть ли не весь высший и средний командный состав, было не ахти как образовано. Только после Сталинградской битвы в 1943-м взялись за военные кадры. Так брат оказался на скоропалительных курсах, выпускавших за считанные месяцы младших лейтенантов – командиров стрелкового взвода.
Помню его рассказ о том, как их учили. На морозе группа курсантов вброд переходила речушку. Когда вышли из воды, стояли на морозном ветру, шинели стали покрываться корочкой льда. Им предложили решить тактическую задачу. Губы буквально одеревенели, трудно слово сказать. Последовала команда: «Бегом марш!» И хоть бы у кого насморк появился после такой моржовой операции!
Брат пережил оба прорыва блокады Ленинграда: в 1943-м со своим взводом, в 1944-м со своей ротой. Особенно запомнилась ему атака после мощной артподготовки в ходе окончательной ликвидации блокады.
В роте было много новобранцев, не нюхавших пороху. То был их первый бой, первая атака. Казалось, после мощной артподготовки никого уже на финской стороне не осталось. Но когда наши поднялись, со стороны противника заговорили два автомата. Новобранцы прочно залегли. Тогда и ранило брата в плечо, когда со старшиной они поднимали роту. И не словами «За Родину! За Сталина!», нет, в ход пошли увесистые и более употребительные слова. А «За Родину!» и «За Сталина!» писали потом в рапортах.
Иосиф Гин
«Лицей» № 10 2009