Удивительная история баронессы фон Клодт, которую часто называют русской матерью финской культуры
Если на железнодорожном вокзале Хельсинки сесть в электричку, идущую в северном направлении, то через полчаса она привезет тебя в Ярвенпяя. Маленький, спокойный, ничем не примечательный городок, каких в Финляндии множество. Поначалу трудно даже поверить, что когда-то, на заре 20-го века, это место притягивало, как магнит, художников и артистов. В те годы здесь, на берегу озера Туусулан-ярви обосновались семьи композитора Сибелиуса, художников Ярнефельта и Халонена, писателя Юхани Ахо.
Их старые дома, давно превращенные в музеи, хранят такие истории о своих обитателях, их радостях и муках, дружбах и предательствах, любви и ненависти, какие могли случиться только там, где в одной географической точке оказался собран весь цвет культуры страны. Но этот рассказ не о них. Он о женщине, которая сыграла в жизни знаменитых жителей туусульских берегов столь важную роль, что заслужила титул «русской матери финской культуры», Элизабет Ярнефельт. Дома-музея у нее не случилось — жила скромно, на съемных квартирах, но если заглянуть в Художественный музей Ярвенпяя, то можно обнаружить там очень атмосферную выставку, посвященную этому удивительному человеку.
Лиза, Лизбет, Лилия, Лили — как только не называли эту жизнерадостную девочку в родительском доме. Ее предки были потомками патрицианского рода Клавдиев, они состояли в родстве с владевшими английским престолом Стюартами, в их жилах текла кровь знатнейших семей Швеции и Прибалтики. В былые времена им принадлежал замок Юргенсбург и огромные эстонские поместья. Но когда маленькая баронесса Клодт фон Юргенсбург появилась на свет, ее первый крик услышали не древние своды фамильного замка, а стены небольшого дома на Васильевском острове в Петербурге.
Шел 1839 год, могущество и сказочные богатства Клодтов давно уже стали историей. Дед баронессы, герой Бородина генерал-майор Карл Клодт молодость свою провел в аристократической роскоши, и сам не заметил, как растаяли, сквозь пальцы утекли накопленные предками капиталы. Потому после наполеоновских войн жить ему пришлось скромно и содержать свою большую семью, занимаясь картографией.
Дети Карла Клодта, хоть и отличались аристократической изысканностью манер, относились к своей блестящей родословной уже без всякого пиетета, об утраченных богатствах не вспоминали и сосредоточились на приумножении духовного капитала. Все пошли по стопам отца и сделали военную карьеру, но, с детства обожая чудесную возню с бумагой, карандашами, красками, клеем, воском, глиной, не могли и представить своей жизни без творчества.
Самым одаренным из братьев был Петр. Тот самый скульптор Петр Клодт, чьих строптивых коней вот уже почти два века укрощают бронзовые юноши на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге. Петр был и самым смелым в семье, он решился оставить военную службу и заниматься искусством профессионально.
Константин Карлович Клодт, отец Лизы, уступал брату в художественной одаренности, но усердие его не знало себе равных. Все свободное время он посвящал рисованию, литературе и изучению искусства книжной иллюстрации. Уйдя в отставку, поступил в петербургскую Академию художеств, затем выучился в Европе и стал первым в России гравером по дереву.
Семьи у братьев были большие (Константин Клодт и его жена, француженка Катрин произвели на свет 11 детей), все дружили между собой. Вечерами часто собирались, устраивали спектакли и костюмированные балы, музицировали и танцевали. С трехлетнего возраста Лиза пела, декламировала, училась живописи и музыке. Сооруженный мамой чудесный кукольный дом, нянины сказки, горка, которую устраивали каждую зиму… Годы, проведенные в родительском доме, запомнились Елизавете Клодт как пора непрестанного счастья.
Увы, детство кончается быстро. В 15 лет Лизу уже просватали, и спустя три года она пошла под венец. Практичного и честолюбивого шведа, офицера-картографа Александра Ярнефельта в мужья дочери выбрала мать.
Он был старше Лизы на шесть лет и происходил из благородной, но обнищавшей семьи. Отец Александра умер, когда сыну было всего пять, и фамильное имение в Тохмаярви было передано опекунам детей. Опекуны оказались любителями разгульной жизни, ни в чем себе не отказывали. Неудивительно, что очень скоро доверенная им собственность ушла с молотка. Но потерявшая мужа и состояние честолюбивая вдова приложила все усилия, чтобы сыновья продвигались по жизни в соответствии со своим благородным происхождением. Александр, окончивший Николаевскую академию Генерального штаба, оказался самым успешным в семье.
Его брак с Елизаветой Клодт продлился долгих сорок лет, но счастья супругам не принес — слишком разные характеры соединились в нем. Поначалу юной Елизавете Константиновне льстило внимание «иностранца». Однако, когда в 1863 году, после нескольких лет семейной жизни супруг получил назначение в Выборг, для нее это оказалось настоящей трагедией.
Родные и друзья, веселые домашние праздники, балы и театры, великолепная архитектура и дыхание большого города — всё это осталось в Петербурге. По сравнению с ним Финляндия казалась скучной и захолустной. К тому же Александр установил в семье весьма жесткие правила. Он был человеком принципов и идеи. Имя этой идеи — фенномания. Несмотря на свои шведские корни Ярнефельт горячо ратовал за пробуждение финского национального самосознания и укрепление позиций финского языка, на протяжении многих столетий подавляемого языком шведским. В своей семье он объявил домашним языком финский, и подросшие дети были отданы в финноязычную школу. Атмосфера в доме, где шведоязычный отец и русскоязычная мать пытались разговаривать с детьми по-фински, была непростой.
Конечно, для Елизаветы иностранные языки вовсе не были чуждым явлением, ведь еще в начале XIX века в дворянской России французский язык занимал господствующее положение, и в семье Клодтов общались на русском, то и дело вставляя французские слова. Но это был язык изысканный, по-фински же в Финляндии говорили только крестьяне да прислуга. Урожденной баронессе фон Клодт этот язык принять было сложно. Однако Александр запретил жене изучать шведский, на котором говорили все образованные слои общества.
Поначалу Елизавета Константиновна, которая звалась теперь Элизабет, не зная ни шведского, ни финского, не могла решить даже самые элементарные практические вопросы. Местное общество ее не приняло, посчитав из-за незнания языка недалекой и необразованной. Муж был хмур и равнодушен. Финляндская жизнь оказалась тяжела, но к ней надо было привыкать, и Элизабет гасила в себе тоску.
Каждый нечетный год, с 1858-го по 1875-й, в семье случалось прибавление. На протяжении 18 лет Элизабет была либо беременна, либо кормила грудью очередное дитя. Четыре сына и пять дочерей.
К девочкам Ярнефельт судьба была беспощадна. Только одной из них суждено было прожить долгую жизнь — Айно, которую Финляндия знает как супругу и музу композитора Сибелиуса. Сигрид и Хилья умерли маленькими, двадцатилетнюю Эллиду унес туберкулез, а Элли, страдавшая расстройством психики, покончила жизнь самоубийством. Можно только догадываться, сколько слез пролила их несчастная мать. И в скорби своей она была совершенно одинока, душевной близости с мужем так и не сложилось, да и дома он часто отсутствовал. Маленькую Сигрид убитой горем Элизабет пришлось хоронить самой, Александр, энергично строивший карьеру, был в очередной командировке.
После смерти Сигрид он принял решение прекратить супружеские отношения с женой, заявив, что нежизнеспособность дочерей говорит об «испорченности крови», делающей невозможным дальнейшее продолжение рода. С этого момента между ними выросла глухая стена молчания — дети никогда не слышали, чтобы родители разговаривали между собой. Супруги окончательно стали чужими людьми, от развода их удерживало только общественное мнение и забота о судьбе детей.
Практичный и дальновидный Александр, сделав ставку на финский язык, готовил сыновей к блестящему будущему. Отец семейства верил, что родине всегда лучше служить на высоких должностях, и когда к власти в Финляндии придут фенноманы, его финноязычные дети смогут занять лучшие места. У него были четкие карьерные планы в отношении каждого: Каспер должен был стать банкиром, Арвид — юристом и государственным деятелем, Ээро — математиком.
Что же из этого вышло? Конечно, финская идея отца нашла сторонников среди детей. Арвид, поступив в университет, вступил в студенческий кружок ярых националистов, боровшихся за полную гегемонию финского языка в университетской среде. Вместе с тем они мечтали о социальных реформах, о равноправии и близости с финским народом. Уже в первые учебные дни Арвид привел своих друзей-единомышленников домой, к матери. Уставшая от одиночества, она охотно беседовала со студентами, и вскоре вокруг нее образовался настоящий дискуссионный клуб, салон Элизабет Ярнефельт.
Здесь говорили о культуре и либерализме, социализме и равноправии. Хозяйка знакомила гостей с петербургскими идеями. Права женщин, христианство, народ, язык — все эти темы, так занимающие молодежь, были интересны и ей. И она вдруг вновь почувствовала себя живой. Все годы брака — в Петербурге, Выборге, Гельсингфорсе — она пыталась вжиться в роль послушной жены, выхаживающей потомство и поддерживающей мужа в его стремлении к карьерным вершинам. Роль не удалась, а пока она пыталась ее к себе прирастить, потеряла себя прежнюю. Куда пропала жизнерадостная Лиза-Лили, которая ждала каждого нового дня с любопытством и нетерпением? Все дни давно уже были одинаковы. Беременности, роды, болезни и смерти детей, изнуряющее молчание вечно недовольного мужа коростой сковали душу. Лизы больше нет, есть усталая и безразличная Элизабет с потухшим взглядом. И вдруг среди этих юношей, будущих деятелей финской культуры, она почувствовала, как молодость и энергия возвращаются к ней.
«Чистая душа твоей матушки произвела во мне настоящий переворот — ее советы и речи были для меня словно тесак для расчистки дороги в сухом лесу, они вдохнули в меня идеалы добра и любви к людям», — писал Арвиду его друг Юхани Ахо.
Этот мальчик показал Элизабет свои литературные опыты. Литература была для нее очень важна. Но произведения современных финских писателей производили на нее, поклонницу Гоголя и Тургенева, удручающее впечатление. Стараясь воспитать в своих молодых друзьях художественное чутье, она делала для них переводы любимых русских книг, писала отзывы, побуждала творить. Дарование Юхани Ахо она оценила сразу, а он жадно прислушивался к советам прекрасно знающей русскую литературу «тетушки». Долгие часы длились их разговоры, часто затягиваясь далеко за полночь. Ей было 41, ему 19. И так умело всегда смягчающая накал страстей в студенческих спорах Элизабет вдруг поняла, что в ее собственном сердце полыхает пламя, которое стыдно обнаружить и невозможно погасить. Любовь к мальчику, которого она старше более, чем на 20 лет, к другу сыновей! И эта любовь не безответна.
Их роман длился десять лет. Все эти годы Элизабет была читателем, редактором, критиком своего возлюбленного, и Ахо вырос в первого в Финляндии профессионального писателя. Инициатором разрыва стал он и при расставании был изощренно жесток по отношению к женщине, без участия которой, по его собственному признанию, не смог бы понять и обрести самого себя. Ахо прислал ей для прочтения рукопись романа «В одиночку», в котором описывал свою влюбленность в молодое подобие Элизабет — её подросшую дочь Айно. Он даже предлагал девушке свое сердце, но она отвергла его, предпочтя Сибелиуса.
Элизабет казалось, что боль от разлуки и унижения непереносимы. Молодость ушла. Муж достиг своих карьерных притязаний, получив должность губернатора, а затем и кресло сенатора. Но полностью разочаровался в детях. Они почему-то не захотели следовать его безукоризненно продуманным планам. Каспер, который должен был стать банкиром, стал переводчиком русской литературы и в свободное время писал пейзажи. Арвид вошел в число ведущих финских писателей-прозаиков. Несостоявшийся математик Ээро отучился у брата матери М.К. Клодта в Петербургской Академии художеств и прославился как крупнейший финский художник, портреты которого признаны вершиной национальной живописи, а великолепные пейзажи и картины народной жизни входят в золотой фонд изобразительного искусства страны. Младший брат Армас стал композитором и дирижером, руководил Финской оперой. Все они — ярчайшие представители финской культуры.
После пятидесяти Элизабет попыталась найти утешение от потерь, обид и разочарований в толстовстве. Ее сын Арвид был одним из первых толстовцев в Финляндии, он переводил философские труды и художественные тексты Толстого, состоял с ним в личной переписке. И после смерти мужа Элизабет, купив кусок земли, вместе с сыновьями начала вести простую и скромную жизнь. Они занимались сельским хозяйством, обучением крестьян, устраивали литературные чтения и старались, чтобы их жизнь отвечала толстовским этическим тезисам, основным из которых был отказ эксплуатировать чужой труд.
Когда деревенские будни оказались для пожилой женщины слишком тяжелы, она вернулась в Хельсинки, где прожила еще долгие годы и в возрасте 90 лет закончила свой путь.
Лиза, Лизбет, Лили, Елизавета, урожденная баронесса фон Клодт, не была счастлива. Ей не хватало любви, тепла, а часто и средств к существованию. Она ощущала себя в Финляндии чужестранкой и очень боялась вырастить своих детей такими же чужаками. Она не оставила после себя ни книг, ни картин, ни симфоний — ей не суждено было творить. Но эта необыкновенная женщина смогла удивительным образом саккумулировать в себе художественные таланты Клодтов и их нравственные принципы, высокие идеалы русской литературы и дух творческого полета, а потом, не растратив, передать это богатство своим детям, благодаря которым финская культура достигла расцвета и пережила свой Золотой век.