К 100-летию карельского учёного-историка, архивиста Наума Славина
Таких людей, как Мирра Арнольдовна и Наум Фаддеевич Славины, надо вспоминать именно сегодня. Они преподавали философию и историю России в Петрозаводском университете. Умные, исключительно тактичные, терпеливые, культурные, с безупречным вкусом. Пожалуй, нет смысла перечислять все присущие им качества интеллигента в высочайшем смысле этого слова. Это самое важное условие для того, чтобы быть высокообразованным преподавателем, авторитетным наставником.
Я помню, как они под ручку шли на работу. Как Наум Фаддеевич вел свою красавицу-жену Мирру Арнольдовну! Я любовался… Мы видели их за кафедрой, общались с ними вне учебы. Они скромно и честно, высокопрофессионально служили своему делу. Никогда не допускалось намека на высокомерное ханжество, пренебрежение даже к нерадивому студенту. Как не хватает таких людей сегодня!
Михаил Гольденберг,
директор Национального музея РК
Об отце
Невероятно, но прошло 100 лет со дня рождения моего папы, Наума Фаддеевича Славина. Это первый юбилей, который отмечают моему отцу. Его день рождения в сентябре, и всегда в свои юбилейные годы он работал в приемной комиссии, а в сентябре сбегал в отпуск.
Папа не любил хвалебных речей в свой адрес. Вообще, он очень мало говорил о себе, о своем прошлом, о своей семье. О родителях единственное, что он нам сказал, это что они погибли в Ленинградскую блокаду. Папа водил меня и брата на Пискаревское кладбище, и мы клали цветы на каждую братскую могилу 1942 года. «Возможно, в одной из этих могил ваши бабушка и дедушка»…
Не помню, как мы узнали, что его брат Лев погиб на фронте. Папа не рассказывал, а мы не спрашивали, боясь, что ему будет больно вспоминать. Только когда его не стало, я с горечью и ужасом поняла, что уже не спросить. А есть так много вопросов…
Позже я узнала, что так же, как мой папа, поступали многие люди, которые пережили Катастрофу, пережили ужасы и травмы. Если у вас еще живы родители, спрашивайте их, не бойтесь. Уверена, что и о больных темах им лучше говорить, поделиться, а не держать все в себе. И детям своим рассказывайте о себе, семейной истории. Это важно для них, даже если они еще не смогли спросить.
Только после смерти папы мы нашли у него в столе документы, фотографии, письма от друзей, родных, родителей, которые он бережно хранил. У папы, историка, был его личный архив, к которому нам не было доступа. Даже фотографию его мамы, в чью память мне дали имя, я не видела раньше.
Родители папы в 30-е жили в Ленинграде, а папа в Москве у брата Бориса, в коммунальной квартире. Видно, что в юности, в студенческие годы ему приходилось туго. Письма родителей проникнуты заботой и тревогой: хватает ли Нусе денег на питание, есть ли у него теплая одежда. Мама его с радостью, например, писала, что ей удалось купить ему ботинки.
Учебные ведомости и дипломы папы – все с отличием – он нам тоже не показывал и не говорил о своих успехах.
Папа младший в семье, у него были сестра и два брата. Самый старший Борис был старше его на 16 лет. Папа рассказывал, что Борис был исключительно талантлив, что его приняли в гимназию в то время, когда евреям вход туда был закрыт, и он окончил ее с отличием. Видно, брат служил примером для папы и сыграл большую роль в его жизни.
Может, он был одной из причин, почему папа был необычайно требователен к себе. По сути, он был перфекционистом. «Если я берусь за какое-то дело, я должен сделать его отлично». И это касалось и работы, и семьи. Папа считал, что и другие тоже должны следовать такому принципу, но я не помню, чтобы он критиковал или открыто поучал нас, детей. Помню я в подростковом возрасте, наблюдая, как он расстраивается из-за какой-то, с моей точки зрения, ерунды, пыталась повлиять на него: «Папа, не стоит обращать внимания на мелочи». На что получила ответ: «А жизнь, доченька, и складывается из мелочей, каждый день…»
Но, конечно же, максимализм этот стоил ему немало нервных сил.
Мама рассказывала мне, как они с папой познакомились, как она приняла его предложение руки и сердца. Вообще, огромное спасибо маме за то, что она рассказала многое о себе, своей семье и, что могла, о нем.
Встретились они в Ленинской библиотеке, будучи аспирантами. А подойти к ней папа решился на трамвайной остановке. Красавицу маму осаждали тогда многочисленные поклонники. Но только папа смог вызвать у нее ответные чувства. Важным моментом в развитии их отношений был случай, когда на вечеринке маме стало плохо. Ее тошнило, и только папа был рядом и старался ей помочь. В такой неромантической ситуации мама почувствовала близость и надежность его. Такая вот житейская мелочь…
Папа не был атлетом или красавцем, но я видела, как располагало к нему людей его обаяние. Что же было в нем? Доброжелательность и внимательность к людям, которая удивительным образом сочеталась с требовательностью. Восхитительное остроумие. Эмоциональность. Отношение на равных ко всем, даже к детям, с которыми он с легкостью находил общий язык. Дети тоже тянулись к нему.
Папа был увлекающимся и азартным, что не всегда было видно со стороны. Например, болел в футбол за киевское «Динамо», играл в шахматы, настольный теннис. Однажды летом, увлекшись партией в шахматы на пляже, получил ожоги, и мой маленький брат прозвал его «обгорелый шахматер».
В первые годы моей жизни папа увлекался фотографией. Маленькую кладовку в квартире превратил в фотолабораторию, проявлял и печатал десятки пленок, добиваясь наилучшего результата. Так что лет до пяти я была, не предполагая того, топ моделью.
Большой страстью папы были книги, чтение. Для меня привычны были книжные стеллажи вдоль всех стен, но я видела, как при виде их расширялись глаза у тех, кто впервые входил в нашу квартиру. В те времена достать хорошие книги было непросто. Папе это удавалось, благодаря теплому неформальному контакту с продавцами книжного магазина. Сейчас я удивляюсь, как он успевал столько читать, да еще и запоминать прочитанное, он был настоящим эрудитом. А в детстве это воспринималось естественно.
Почти ничего не рассказывал папа и о войне, фронте. Как-то раз только обмолвился об ощущении, когда пули просвистывают мимо, почти задевая голову. Он считал, что обязан жизнью своему командиру Николаю Андреевичу (фамилию забыла). Отец очень ценил его и поддерживал с ним потом дружбу все годы. Папа равнодушно относился к праздникам, но 9 мая был для него незабываемый день — «праздник со слезами на глазах».
В папином архиве немало писем от друзей довоенных времен. Из немногих его рассказов помню, как после войны он вернулся в Москву и хотел разыскать друга. Он знал примерно местоположение дома, где тот жил, обошел там все квартиры и нашел-таки! Но многие друзья не возвратились с войны.
В 50-м родители, уже поженившись и защитившись, переехали из Москвы в Петрозаводск, куда были посланы на три года «на укрепление периферийного вуза». И получилось, что прожили там всю оставшуюся жизнь.
У них образовалась компания друзей, в молодые годы они часто собирались и у нас дома. Мне кажется, особенно близкие отношения были у папы с коллегой Александром Лазаревичем Витухновским.
Безусловно, папа вкладывал душу в работу — в студентов, дипломников, в исторические исследования, подготовку статей. Родители оба работали в университете и дома много говорили о работе, обсуждали, советовались, иногда подтрунивая над рабочим усердием друг друга.
Даже когда начались проблемы со здоровьем, папа не хотел снижать нагрузки. Здесь я опять хочу сказать о примере его старшего брата, но уже в другом плане. В 50 лет у Бориса случился инсульт, который привел к параличу и потере речи, и в этом ужасном состоянии он прожил 13 лет. Папа тяжело переживал эту трагедию и, я думаю, имея сердечно-сосудистые заболевания, жил под страхом повторить судьбу брата.
Отец умер, действительно, тоже в 63 года, но и перенеся инфаркт, до последнего дня продолжал жить активно и работать.
Это его последняя фотография, сделана в университете за пять дней до смерти 10 марта 1980 года…
Анна Славина
2017 год
Фото из семейного архива