Как хороши, как свежи были розы… Сегодня это была первая мысль после пробуждения. Едва открыла глаза, увидела на столике возле кровати букет увядших роз, очки и книжку по истории русской мысли ХIХ века – традиционный набор русского интеллигента. И сразу же выдернулось из глубины: как хороши, как свежи были розы… Фраза, ставшая почти генетическим кодом каждого русского человека, должно быть. И именно определяющая как ничто иное национальную принадлежность.
Хотя, по сути, ну что такое: «Как хороши, как свежи были розы…» – лирическое сожаление о времени, утекающем сквозь пальцы. Да и то оригинальная фраза принадлежит не Тургеневу, а поэту Мятлеву. Тургенев только творчески ее переработал и выкристаллизовал, а школьная программа подхватила, вот так и получилось, что теперь при взгляде на поникшие головки роз нас накрывает поэтическое откровение, а не естественное желание отправить эти розы в помойное ведро. То есть именно рациональности нам не хватает, чтобы оперативно действовать по обстоятельствам.
Об этом, в частности, еще Чаадаев писал, вспомним к слову, раз уж рядом с розами оказался томик «Лица и ситуации» об истории русской мысли.
Мысль у Чаадаева была только одна, так именно он и выразился: «У меня только одна мысль». Хотя мыслей-то у него было множество, но все они сбегались к одному предмету: России. Вот так и получилось, что предметом русской философии стала Россия, а не бытие и время, как на Западе. О России размышлять можно мучительно долго. Особенно по возвращении из-за границы, вот и Тургенев возмущался из Франции: «Как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома». Тургенев в Россию наведывался редко, как на экскурсию, но и тех впечатлений хватало, чтобы потом сокрушаться.
А Чаадаев, вернувшись домой из долгого путешествия, писал: «…все еще приходится разыскивать, чем бы наполнить не жизнь даже, а лишь текущий день». При этом он имел в виду не себя лично, а русских людей вообще. То есть поле деятельности вроде бы огромно, а силы приложить не к чему. Потому что все «лучшие идеи, за отсутствием связи или последовательности, замирают в нашем мозгу и превращаются в бесплодные призраки». И не по мыслительной лени, а потому, что они попросту не нужны. В России думать разрешено исключительно высокому начальству, остальным мыслить категорически не рекомендуется.
А что, разве не так? В чем Чаадаев был уж так неправ? Двести лет прошло, а ничего не изменилось окрест.
Причем Чаадаев никогда не писал ничего обидного о русском народе. Не обвинял его в глупости, лени, разврате, пьянстве. Ну вот разве что нашему народу не хватает прежде всего глубины. То есть глубины существования, или памяти о прошлом. Русскую историю написал для нас Карамзин, до него как будто бы ничего и не было. И мы до сих пор наивно верим, что все именно так и было, как написал Карамзин. Но, вероятно, именно на это представители народа и обиделись, потому что не поняли, что же именно скрывается за этим недостатком глубины.
Нет, в России встречаются чрезвычайно глубокие люди, такие, в которых можно запросто утонуть. Только окружают их по обыкновению люди в массе своей средние, хотя и неплохие по натуре. «Ползают тихонько сбоку жизни тусклые, как тени, человечки». Вот мы и Алексея Максимыча вспомнили. К слову, улицу Чаадаева Гугл обнаружил только в Нижнем Новгороде, бывшем Горьком, и больше нигде. Не любят у нас Чаадаева до сих пор. Действительно, зачем вспоминать этого сумасшедшего. Ну вот разве что как одного из прототипов Чацкого. Фамилии у них одинаково начинаются. Хотя «Горе от ума» Грибоедов закончил в 1824 году, а первое «Философическое письмо» Чаадаева вышло только в 1836-м.
Впрочем, обличение всех и вся в России и не могло закончиться иначе, как обвинением в недостатке здравомыслия, и Грибоедов это прекрасно понимал. Ежели человек разумен, станет ли выступать-то. К тому же чего Чаадаеву недоставало? Деньги у него были, он даже мужу Кати Пановой крупную сумму одолжил. Женского внимания? Так его всегда было в избытке, хотя и без надобности. Это самое внимание Кати Пановой Чаадаев использовал исключительно как повод для разрушительных высказываний. Она ему о том, что сердце у нее неспокойно. А он ей: а зачем вам это сердце? Другие органы работают – и славно. Давайте лучше поговорим о России.
Русские люди, полагал Чаадаев, нуждаются в мудром руководстве, а вот его-то и недостает, потому что правители тяготеют к азиатчине, то есть лицемерию, продажности, раболепию, холопству. И все это – типичные черты русского православия, проросшие внутрь народного организма. Вот именно их Чаадаев и хотел искоренить. Да где там! С этой задачей не справилась даже советская власть, как ни старалась. Православие запретила, а раболепство так и не смогла. Стоило чуть успокоиться революционной буре, как вылезло зловредной травой все то же – раболепство, лицемерие, холопство… Но при советской власти холопский подхалимаж хотя бы официально порицался, впрочем, и тогда умели люди жить, пристроиться к кому надо, доказать свою коммунистическую преданность. И в самом конце социализма в школе еще учили на примере «Горя от ума», что пресмыкаться некрасиво, но вскоре те, кто понял, что на уроке надо говорить одно, а в жизни поступать совсем наоборот, преуспели.
Как хороши, как свежи были розы!
Чаадаев считал себя русским, болел за Россию, а письмо написал по-французски, так ему было привычнее, да и русским языком владел он не в полной мере. Так было модно. И жить за границей тоже. Вот даже оппонент Чаадаева славянофил Хомяков любил за границей жить. И дети его лет до десяти по-русски не говорили. Почему?
Потому что «одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось».
Тяжко ведь так жить-то. Но что самое главное, никто из критиков российской жизни и поныне не придумал для нас более емкого обвинения. И сейчас в разных СМИ, книжках и кухонных разговорах та же мысль перемалывается бесконечно. И добавить к ней попросту нечего, потому что Чаадаев сказал все, как отрезал.
Вот в «Сигме» у нас на Мелентьевой охранник в зале любит со мной разговаривать, что де он сам живет в Германии, потому что этнический немец, а здесь только по контракту работает. И что в России вообще-то нечего делать, потому что все разворовано, а русские ленивые и выпить любят к тому же. Вот в Германии порядок.
– А что ты тогда, мил человек, в Россию работать приехал? Или в Германии работы нет? А что в России бардак, так еще двести лет назад об этом было известно. Но дело в том, что из этого бардака, хаоса, и растет жизнь. Потому что сама природа порядка не терпит, а стремится к хаосу. Продукты портятся даже в холодильнике, организм подводит, розы вот увядают. Да, именно: как хороши, как свежи были розы… И только в России ничего не меняется. Пьют, воруют, раболепствуют и т.д. И в этом состоит жизнь. А там, где раз и навсегда установленный порядок, там смерть. Там все уже свершилось и двигаться некуда. Так-то.
«Наверное, немец писал», – удивился царь на письмо Чаадаева. Ах, русский? Ну, значит, сумасшедший. И все с царем согласились. Потому что в александровской и особенно в николаевской России – все было нормировано, приведено в некую определенную форму. Нельзя было заплывать за линию буйков, обозначенную царем-батюшкой. А Чаадаев заплыл, потому что не хотел плескаться в теплом бассейне.
Зато благодаря его философическим письмам в России наконец родилась философия. В начале 19-го века. Девятнадцатого! Хотя греки философствовали еще за пять веков до нашей эры. Причем русская философия родилась как протестное движение, в этом она отличается от западной. Западные философы – уважаемые люди, в университетах преподавали. А в России В. Соловьев тоже пытался преподавать в университете, да не получилось. Это при советской власти у нас философия была блатной специальностью. Правда, марксистская философия, то есть не русская, и мы все ее изучали.
Как хороши, как свежи были розы!
Русскую философию в советских вузах и не могли преподавать, потому что она к тому же была религиозная. Вот ведь какую штуку создал Чаадаев – религиозную философию. Хотя вообще-то религия и философия – принципиально разные вещи. Религия взывает к вере, а философия к разуму. Но ведь получилось у Чаадаева. Написал письмо даме, а в результате родилась философия.
А что мы там друг другу пишем по мейлу, это все уйдет в никуда, растворится в потоке времени, и не останется от наших этих записок решительно ни-че-го.
Обидно.
А розы я, пожалуй, сегодня вечером выброшу. Достаточно уже рефлексировать по поводу.