Футбол, который я помню

Возможно, у многих может возникнуть вопрос: «Вы не любите футбол?». Или и того хуже: «Вы не любите свою страну?». Нет и еще раз нет. Футбол для меня – это часть жизни, и немалая, а что касается страны, то это вся моя жизнь, жизнь моих родителей, моих детей и моих внуков. Тогда почему стало грустно? Может быть, от того, что в моем возрасте мне не дожить до 2018 года, а если и дожить, то не хватит сил доехать до Москвы и даже Питера, чтобы очно насладиться праздничной атмосферой стадионной чаши вместо кресла и тапочек у экрана ТВ? Какая-то часть правды в этом, конечно, есть, но все значительно сложнее.

Для того, чтобы понять мою грусть, надо вернуться в молодость моего поколения, а это ох как далеко – в середину XX века. Можно было бы отослать читателей к прекрасному документальному фильму Алексея Габриловича «Футбол моего детства». Его стоит посмотреть сегодняшним молодым безотносительно к моим воспоминаниям, но футбол его детства – это, главным образом, футбол московский, а в моем детстве был тбилисский футбол и чуть-чуть ленинградский. В чем-то они все схожи, но и различия также имеются.

Футбол для меня начался лет в 10–11, в 1941 году, когда нас с мамой Война забросила в Тбилиси. Для того, чтобы заболеть футболом, более удачного города в нашей бывшей стране, видимо, в то время не было. Во-первых, присутствие Большой Войны здесь ощущалось, но не так остро, как в остальной европейской части СССР. Во-вторых, страсть к состязанию в силе, мужестве, проявляющихся в такой коллективной игре как футбол, очень удачно ложились на грузинский темперамент. Это роднило (и роднит) Грузию с такими странами, как Италия, Испания, многие страны Южной Америки.

Похожесть проявлялась не только в манере самой игры, но и в характере тех, кто смотрел на играющих. Среди игроков преобладали яркие личности со своими индивидуальными, ни на кого не похожими приемами. Складывалось впечатление, что во время игры эти великие импровизаторы забывали о том, что кроме него, владеющего мячом в данный момент, нет больше никого из его товарищей по команде. Но в данный момент он, человек с мячом, был солистом, который своими движениями должен был обыграть всю команду противника и вызвать восторженный рев своих почитателей на трибунах. За этот спектакль виртуозу прощалось все.

Потом, на трезвую голову болельщики подсчитывали недополученные очки и расстраивались, но в момент игры все наслаждались процессом. Сколько было не выиграно важных матчей из-за этих талантливых индивидуалистов. Кстати, это относилось не только к футболу, спорту номер один в Тбилиси, но к большинству командных видов, в которых участвовали грузинские спортсмены – баскетболу, водному поло и другим. Эта особенность удачно отражена в одном из современных анекдотов. Во время игры в водное поло, мяч попал к одному из игроков грузинской команды, и он, совершая немыслимые финты, несся к воротам противника, рядом, по краю бассейна бежал его тренер и истошно кричал: «Отдай мяч Гиви, отдай мяч Гиви!!!». Но игрок забросил мяч в ворота и со счастливой улыбкой подплыл к тренеру и сказал: «Шеф, я забил гол!». На что тренер ему грустно ответил: «Да, дорогой, ты молодец, но Гиви ведь утонул».

Как и принято в этом жанре, в анекдоте присутствует преувеличение, но по сути все верно. Грузинские команды редко становились чемпионами именно из-за выраженного индивидуализма, но в сборных страны их таланты приносили очень много пользы и доставляли истинное наслаждение болельщикам.

Однако вернемся к футболу, который мне пришлось не только наблюдать, но и по-детски участвовать с 1941 года, но более осознанно – с 1942 по 1946 годы.

Мне и моим сверстникам по эвакуации очень повезло: общежитие эвакуированных, располагалось в бывшей армянской школе и находилось в двух коротких кварталах от центрального футбольного стадиона «Динамо». В те годы стадион носил имя Л. Берия. В настоящее время стадион «Динамо» остается главной спортивной ареной Грузии и носит имя одного из тогдашних кумиров, бессменного капитана тбилисского Динамо и истинного лидера грузинского футбола Бориса Соломоновича Пайчадзе. О нем чуть позже, а вначале хочу рассказать о замечательном человеке, футбольном (и не только) Учителе – Ассире Марковиче Гальперине, главном тренере детско-юношеской футбольной школы при клубе тбилисского «Динамо». Это он, бывший главный тренер и один из основателей этой футбольной команды, создал школу для детей, которую мне посчастливилось посещать в течение трех лет, с 1942 по 1946 год. Воспоминания об этом коротком времени греют меня на протяжении вот уже 65 лет.

Ассир Маркович, в то время ему не было еще и 50 лет, среднего роста, плотный, абсолютно лысый с очень красивым лицом был очень подвижен и чрезвычайно доброжелателен не только к детям, но и к известными мастерам основной команды. Он посещал все общеобразовательные мужские школы (тогда было раздельное обучение) города, смотрел на наши футбольные баталии в школьных дворах и выбирал тех, кто, как ему казалось, имел определенные качества для поступления в футбольную школу. Играли мы не мячами, а круглым предметом, имитирующим мяч. Делали этот предмет сами, набивая часть плотного женского чулка разным тряпьем, и зашивали суровыми нитками. Он был примерно стандартного размера, почти круглый, но очень тяжелый из-за тугой набивки для сохранения формы.

Попадание такого «мяча» в лицо, живот или голову было очень болезненным и даже на некоторое время заставляло выбывать из игры и корчиться от боли, но не помню, чтобы кому-то потребовалась медицинская помощь. И никто и никогда не покидал поле брани после таких оглушений. Понаблюдав за «игрой», иногда довольно долго, Ассир Маркович подзывал кого-нибудь из нас и говорил: «Приходи на «Динамо» после уроков, мы тебя немного подучим». Счастливчики приходили к назначенному времени, иногда в компании несчастливчиков, нас разделяли на команды, ориентируясь, главным образом, на физические данные, позже это уже делалось по возрасту, давали настоящий мяч, и мы минут 30 — 40 сражались на настоящем травяном газоне тренировочного поля.

За нами наблюдали не только Ассир Маркович, но и случившиеся тут известные игроки «Динамо». Причем, смотрели не равнодушно и снисходительно, а с интересом, отпуская всякие поощрительные и язвительные, но не обидные, реплики. Забегая чуть вперед, скажу, что этот интерес у них к нам сохранялся и после того, как мы уже играли в форме и бутсах на этом же поле по школьному расписанию. Не помню уже точную цифру, но в этой школе занималось не менее 150 подростков и юношей. Каждая команда имела форму разного цвета, но с обязательной поперечной полосой на футболке. Названия у команд были тоже разные и занятные, остались в памяти «Сихарули», «Гантиади» («Радость», «Рассвет»), остальные не помню.

Однажды, когда у нас была очередная жаркая игра, произошел эпизод, говорящий о многом. За нашей игрой наблюдали кроме мальчишек из других команд, конечно, сам А.М. Гальперин, а рядом с ним стояли празднично одетые Борис Пайчадзе и Виктор Панюков (очень известный в стране нападающий) с женами. В какой-то момент Пайчадзе и Панюков завелись, побежали в раздевалку и вышли в тренировочной форме. Они попросили Ассира Марковича заменить ими двух игроков в наших командах. И тут такое началось! Через некоторое время жена Пайчадзе стала кричать: «Боря, заканчивай, мы в театр опоздаем!». Какой там театр, только после вмешательства Ассира Марковича их удалось заменить и отправить в театр, возможно, ко второму действию. Вот такое мальчишеское отношение к игре больших мастеров и уже далеко не юношей, было характерной чертой почти всех тех, кто в то время профессионально занимался этим видом спорта.

Футбол для нас, играющих в этой школе, затмевал все. Какие тут занятия в обычной школе, мы все время проводили на стадионе. Особенно все оживлялось ранней весной, когда в Тбилиси приезжали на предсезонные сборы многие команды высшей лиги СССР. В основном, конечно, московские – ЦДКА, «Динамо», «Спартак», «Торпедо», две команды из Ленинграда – «Зенит» и «Динамо», еще помню сталинградский «Трактор». Все они с утра и до вечерней темноты тренировались по расписанию на запасном поле «нашего» стадиона.

На основном игровом поле проводили свои тренировочные занятия хозяева и иногда кто-нибудь из грандов – ЦДКА или московское «Динамо». Какая могла быть школа, какие уроки, когда вот рядом тренируются и просто ходят как простые люди легенды отечественного футбола! А мы, уличная шпана, но на тот момент, ученики ДЮФШ можем запросто подходить к Федотову, Гринину, Демину из «команды лейтенантов» (так называли ЦДКА), или к Бескову, Карцеву, Трофимову и даже к самому Николаю Дементьеву из «Динамо».

Как-то в городе встретили гуляющего почему-то босиком Сергея Сальникова, он тогда играл в ленинградском «Зените». Свои туфли он нес в руках. Все прохожие узнавали его и улыбались, а мальчишки окружили его и сопровождали до самого стадиона, причем, он говорил что-то смешное, асфальт был горячий, и он подпрыгивал периодически на одной ноге и тем охлаждал другую. Такая же восхищенная толпа сопровождала вратаря из «Трактора» Ермилова, двухметрового добродушного гиганта.

Какие замечательные сцены мы наблюдали во время тренировок приезжих команд! Как-то С. Сальников с кем-то поспорил, что во время подачи мяча от углового флажка он из 5 раз 4 попадет мячом по верхней перекладине ворот, но проиграл, так как попал не 4, а «только» 3 раза, чему очень огорчился. Или когда во время тренировочной игры Великий Григорий Федотов кричал тогда только начинающей звезде Всеволоду Боброву: «Севка, ты, что совсем сдурел, ничего вокруг себя не видишь». Или, когда опять же на спор, замечательный и всеми нами любимый Михаил Бердзенишвили, полузащитник и штатный пенальтист тбилисского «Динамо», поспорил с вратарем своей команды Шудрой (имя, к сожалению, не помню) о том, что он ему забьет 100 из 100 одиннадцатиметровых штрафных. Все решили, что Миша погорячился. Собралась масса зрителей — из своей команды, приехавшие игроки других команд и даже зрители на улице, примыкавшей к тренировочному полю, облепили решетку стадиона, наблюдая за результатами этого спора. И Миша забил все сто! Это было что-то.

Мы обожали всех «своих» динамовцев. Упомянутых ранее Пайчадзе и Панюкова и, конечно, потрясающего дриблера Гайоза Джеджелаву и знаменитого, как теперь говорят, голеодора, Автандила Гогоберидзе, неутомимого, носящегося с невообразимой скоростью полузащитника Георгия Антадзе (по прозвищу «паровоз»), но к Мише Бердзенишвили у нас было особое отношение.

Он был мало похож на футболиста: высокий, худощавый и даже чуть сутулый. По полю, он не бегал, а как-то расслабленно передвигался, но все видел и прекрасно соображал. Его передачи были филигранно точны как по адресу, так и по исполнению и, что самое главное, всегда неожиданны для соперников, но иногда и для партнеров. Он был очень хитрым и парадоксально мыслящим игроком. Таких в нашем отечественном футболе можно пересчитать по пальцам одной руки. Несмотря на то, что Борис Пайчадзе был главным на поле и настоящим лидером команды, но даже его игра зависела от Миши, с подачи которого Пайчадзе и забивал большинство своих голов. Кстати, Б. Пайчадзе был, по-видимому, первым блуждающим форвардом в нашей стране, т.е. нападающим без постоянного места нахождения.

Напомню еще раз, что Миша был «штатный» пенальтист команды и, когда такой штрафной удар назначался в ворота команды соперников, стадион замирал в предвкушении замечательного зрелища. Он расслабленно подходил, устанавливал мяч на нужную точку, и без всякого разбега тихо отправлял его в противоположный от ожидаемого вратарем угол ворот. Мяч катился медленно, вратарь лежал в другом углу и удивленно смотрел, как мяч, мы говорили «пешком», закатывается в ворота. А Миша? Нет, он не бегал и не хлопал себя по груди, указывая на то, что именно он совершил это чудо. Он медленно, не глядя на ворота, трусил к своему полузащитному месту. Стадион выл от восторга.

А какой был восторг, когда весной 1945 года в Тбилиси приехали московские динамовцы после своего сенсационного турне по Великобритании! Тбилисцы, встречая в городе игроков этой звездной команды, устраивали им овации и готовы были носить их на руках. Свою долю славы за этот вояж получали также армеец Всеволод Бобров и нападающий ленинградского «Динамо» Архангельский, которые были присоединены к московским динамовцам на период игр в Англии.

За Алексеем Хомичем, которого в туманном Альбионе за акробатические прыжки нарекли «тигром», экспансивные грузины ходили толпами. Он же, коренастый, квадратный, весь из мышечных бугров, с расплющенным носом, придающим ему какое-то зверское выражение лица, в ответ на проявления восторга, только смущенно улыбался и складывал руки на груди, от чего становился похож не столько на тигра, сколько на добродушного человекообразного примата. Они привезли с собой на тренировочные сборы английские мячи, которые очень отличались от наших отечественных и не только наружным рисунком, но и отсутствием шнуровки, которая очень травмировала футболистов, играющих головой. Во время их тренировок мы бегали и приносили укатившиеся с поля эти замечательные мячи, чтобы только прикоснуться к такому зарубежному чуду. Иногда нам разрешали постучать ими. Именно «постучать» (так выражались мастера), а не «попинать», так говорят люди, далекие от настоящего футбола.

Но счастье нашего школьно-футбольного беспредела когда-нибудь должно было плохо кончиться. На стадион в утренние часы стали приходить классные руководители, и даже завучи наших основных школ. Они отлавливали нас, приводили в школу, вызывали родителей, наказывали, иногда, что уж сегодня скрывать, используя физические методы. Когда-нибудь я расскажу подробнее о физических методах наказания в мужских школах города Тбилиси времен Великой Отечественной войны. А сейчас только скажу, что все-таки самым страшным наказаниям для нас было отчисление из футбольной школы за грехи общеобразовательного процесса. Приходил в школу Ассир Маркович и вначале предупреждал, что отчислит, а затем делал это с самыми неподдающимися. Меня Бог миловал, и я переполз в следующий класс с полным дневником троек, которые в то время справедливо назывались «посредственно». Летом 1946 года мы с мамой уехали из любимого мною Тбилиси далеко на Север, где мой отец, отбыв назначенный ему в 1937 году срок заключения, остался работать.

Футбол в моей жизни не прекратился, но это уже был другой футбол: эпизодически с моим участием, а в основном в качестве увлечения, боления и разговорного жанра с такими же любителями этой замечательной игры.

Упомяну только один интересный факт, случившийся со мной году в 1949-м. В поселке Вычегодский Архангельской области, в котором мы жили уже полной семьей, была команда «Динамо», состоящая из сотрудников военизированной охраны местного отделения ГУЛАГа и нескольких освободившихся из заключения молодых людей, работающих в этой системе по вольному найму. Вот с этой командой я поехал на официальные соревнования, зональное первенство спортобщества «Динамо», в столицу Коми ССР Сыктывкар. В этих соревнованиях участвовали команды таких городов, как Воркута, Ухта, Инта и еще нескольких мест, которые я уже запамятовал. Рассказываю об этом только потому, что первое место заняла команда одного из названных мною городов, которую тренировали в то время два брата Старостины, Андрей и Александр Петровичи. Мы встречались с ними, разговаривали, они нам рассказывали о методике тренировок, но это все не важно, а важно то, что я стоял рядом двумя Великими игроками лучшего периода в жизни отечественного футбола.

Всю свою достаточно долгую жизнь я нахожусь под впечатлением своей тбилисской футбольной юности, поэтому, видимо, и на оценку происходящего сегодня, этот юношеский максимализм оказывает свое влияние.

В конце концов что такое футбол? Игра для тех, кто играет, и зрелище для тех, кто смотрит. Все очень сравнимо с театром: игроки – актеры, болельщики – зрители. И там, и там ценятся талант, творчество, вдохновение. Предполагается, что в зрительном зале и на стадионе большинство присутствующих понимают и могут оценить происходящее. Правда, выражается такая оценка по-разному: менее шумно в театре, более бурно на стадионе.

В театре, как и на стадионе, конечно, тоже могут освистать неудачное пение или не понравившуюся игру актера, но таких выражений, как «Судью на мыло», или «Судью – на фронт» (так кричали во время войны в Тбилиси) в театре не бывает. Хотя в театре могут забросать гнилыми фруктами или тухлыми яйцами. Так что сравнение этих двух зрелищ вполне правомерно.

Кстати, взаимные симпатии актеров и футболистов были ярко выражены в довоенное время и еще какое-то время после войны. Хорошо известна дружба МХАТовцев с командой московского «Спартака», тбилисских динамовцев с труппой театра им. Руставели. Футболистов того времени можно было часто видеть на театральных спектаклях, а на стадионах очень эмоционально вели себя актеры, чему есть документальные свидетельства в кинохрониках. Сегодня, правда, такое тоже наблюдается, но актеры на стадионе, главным образом в Питере – только в лице Боярского (а был еще Лавров), а в Москве, пожалуй, и не припомню в последние годы.

Присутствие на стадионе большого количества разбирающихся в игре зрителей стимулирует игроков, заставляет их играть более вдохновенно. Так было в то время, о котором я вспоминаю. Как было приятно игрокам, когда красивый финт, великолепно забитый гол оценивался аплодисментами и одобрительным гулом даже болельщиками «чужой» команды. Единственно, что отличает футбол от театра, – непредсказуемость результата игры.

Посещение игры на стадионе – праздник, не сравнимый ни с какими телевизионными трансляциями. Единый вздох нескольких десятков тысяч болельщиков рождает необыкновенный эмоциональный порыв и остается в памяти на несколько дней. В южной стране такие проявления футбольных страстей трудно даже описать. Вы можете представить себе несколько тысяч плачущих (рыдающих) мужчин? Нет? А я это видел собственными глазами.

Не помню только, было это в 1943 или 1944 году. В Москве проходила календарная встреча московских и тбилисских динамовцев на первенство СССР. Это была ответная встреча. Первая проходила в Тбилиси и закончилась победой хозяев с преимуществом в один мяч. Для грузинских футболистов и болельщиков это было знаковое событие, так как столичное «Динамо» в то время было Великой командой. И вот ответный матч в Москве. Телевидения тогда не было, велась радиотрансляция с неповторимым Вадимом Синявским. Напротив тбилисского стадиона «Динамо» располагался центральный парк культуры и отдыха. На его центральной площади, на высоком столбе находились четыре больших громкоговорителя, а вся площадь была плотно заполнена несколькими тысячами темпераментных грузинских болельщиков. Обычно трансляция начиналась с объявления состава команд. Так было и в этот раз.

На площади еще довольно шумно, народ комментировал состав, шла третья минута игры и вдруг как-то все насторожились: среди перечисляемых фамилий прозвучало, что счет два ноль в пользу московских динамовцев. Сначала решили, что неправильно услышали, но, когда Синявский закричал свое знаменитое «Гол!!!» и уточнил, что счет стал уже 3:0 и тут же уточнил, «что мы присутствуем на удивительной встрече двух известных советских команд, когда за 3 минуты было забито 3 безответных мяча!». В этот момент эти несколько тысяч кавказских мужчин закричали, заплакали, зарыдали, хватались за головы, размазывали слезы по своим усатым мужественным лицам. Слышались причитания, которые обычно выкрикивают грузинские женщины на похоронах и других печальных событиях: «Вай, ме!». Нет, рыдающая толпа не кинулась крушить садовые скамейки и детские качели, они не били прохожих со славянской внешностью, они не были агрессивны, они просто пребывали в большой печали.

В то время не было, а если и было, то в очень незначительной степени проявление национальной неприязни. Во всяком случае, во время встреч команд из России, Армении, Грузии зрители разных национальностей, приходившие на матчи целыми семьями, болели не по национальной принадлежности, а просто потому, что игра команды им нравилась. Да и команды были не мононациональные. Так, в тбилисском «Динамо», кроме уже упомянутого Виктора Панюкова играл еще один нападающий Виктор Бережной, а также прекрасный центральный защитник Фролов, увы, имя его забыл. Часто присутствуя на играх в качестве зрителя, никогда не слышал каких-либо оскорбительных выкриков с национальным оттенком в адрес игроков другой национальности.

Все это появилось позже. В 80-х годах приехал к друзьям в Тбилиси и решили с другом, таким же, как и я бывшим учеником ДЮСШ, вспомнить молодость и пойти на родной стадион. Так случилось, что была очередная встреча местного «Динамо» и ленинградского «Зенита». Как всегда, чаша стадиона полна, эмоции бушуют, настроение праздничное. И тут некстати ленинградцы забили очень красивый гол. Я закричал, радостно зааплодировал, но получил довольно болезненный удар локтем в бок от своего друга, удивленно посмотрел на него и увидел обращенные ко мне злые лица соседей, готовых на серьезные действия. Стало тоскливо на душе, праздник романтического футбола остался в далеком прошлом. После первого тайма мы ушли домой.

История повторилась, но уже на Ленинградском стадионе им. С. Кирова. Будучи в командировке, решил посетить футбольный матч, о котором сообщали многочисленные афиши. В городском кассе приобрел билет и в добром настроении, при хорошей погоде отправился на стадион. Встречались местный «Зенит» (опять «Зенит») и ереванский «Арарат». Заполнены были только две трибуны, центральные. Болел я за ленинградцев, все-таки здесь учился, женился, дочь «родил». Через минут 10, когда я чрезмерно эмоционально прореагировал на хорошую комбинацию «своих», почувствовал какой-то дискомфорт. Оглянулся и увидел такие же недоброжелательные взгляды окружающих, как в прошлый раз в Тбилиси.

Все стало понятным: вся трибуна была абонирована земляками «Арарата», а противоположная трибуна была занята болельщиками «Зенита». Я не стал объяснять окружающим, что у меня масса друзей армян (мой тбилисский школьный друг тоже армянин) и тихонечко перебрался от греха подальше на другую трибуну. Потом я вспомнил, что кассирша, когда продавала мне билет, внимательно посмотрела на меня и, видимо, по моим усам и не совсем славянской внешности продала мне билет, как ей казалось, туда, куда надо.

Агрессивность футбольных болельщиков, вначале по фанатскому принципу («Зенит» — Чемпион!!!»), а потом и по национальному, началась в нашем футболе намного раньше, чем в тех играх, о которых я уже рассказал. В 50-е годы, когда приближалось к завершению мое медицинское образование в Ленинграде, я иногда посещал футбольные встречи на стадионе им Кирова. Уже тогда заметно поредели ряды болельщиков, почти не стало детей, женщин и представителей прослойки. Болельщики часто были в изрядном подпитии, громко матерились, выкрикивали угрозы в адрес игроков соперников: «Вася, врежь ему!», «Коля, играй в кость!» и т. п. Красота футбола все меньше интересовала сидящих на трибунах. Нужна была только победа, победа любой ценой.

В 1956 году я оказался свидетелем знакового футбольного события, о котором ни тогда, ни вот уже по прошествии 55 лет, я ничего не читал и даже не слышал. Помилуй Бог, сомнительная честь быть первым пишущим свидетелем этого события, меня вовсе не привлекает. Однако к процессу вырождения этой игры в нашей стране, возможно, событие это имеет отношение, поскольку событие это — не что иное, как массовое (несколько десятков тысяч участников) кровавое побоище болельщиков на стадионе поздней весной 1956 года.

В прекрасный солнечный день, столь редкий в Ленинграде, поздней весной 1956 года с товарищем по студенческому общежитию решили сходить на футбол. Купили билеты на встречу «Зенита» с одной из московских команд, по-моему, это было «Торпедо». Поехали на стадион часа за два до начала, позагорали в парке около стадиона и в отличном настроении пошли на стадион. Еще на подходе обратили внимание на большое количество не очень трезвых людей, идущих туда же, но решили, что в выходной почему и не выпить российскому человеку. К тому же, в многочисленных ларьках возле стадиона продавались горячительные напитки в розлив и бутылочное пиво.

Игра началась не очень удачно для «Зенита»: к середине первого тайма в его воротах, которые защищал любимец ленинградцев, вратарь сборной страны Леонид Иванов, уже побывало два безответных мяча. Народ выражал свое недовольство свистом и не очень шумными осуждающими выкриками. Иванов в своей знаменитой кепке (ее называли почему-то «лондонка») ходил понуро по линии ворот и мало кто обратил внимание на небольшого подвыпившего мужичка, который двигался вдоль кромки поля к зенитовским воротам. Как он сумел беспрепятственно пройти на поле при таком количестве милиционеров, сидящих на первом ряду вокруг всей чаши с интервалом в 40 — 50 метров. друг от друга, непонятно. Дойдя до ворот, мужичок вступил в разговор с Ивановым.

Конечно, никто не слышал, о чем они говорили, но судя по жестам, мужичок предлагал вратарю заменить его и не допустить дальнейшего позора родной команды. Но тут очнулись стражи порядка, двое из них рысью затрусили к нарушителю, взяли его под белы рученьки, он не сопротивлялся, и повели к центральному входу в подтрибунное помещение. Милиционеры, не прогнозировавшие возможные печальные события, вели его не по кромке поля, а вдоль нижней трибунной ограды. По мере приближения к цели с трибун начали кричать, чтобы человека отпустили, сам виновник также стал проявлять недовольство, что привело к тому, что сотрудники правопорядка привычным приемом заломили ему руки за спину и пытались его тащить.

Вот тут все и началось. На трибуне заволновались, шум перешел в ор, в милиционеров полетели пустые бутылки и еще какие-то тяжелые предметы. Все это не долетало до цели, но попадало в головы нижесидящих, пролилась первая кровь. Несколько хорошо выпивших молодых людей перескочили через низкую ограду, вырвали из рук милиционеров пленника, причем, милиционерам прилично досталось. Тут к дерущимся подскочил какой-то крупный милицейский чин, но его положили на беговую дорожку, сняли с него фуражку и стали ею играть ногами. Стали сбегаться милиционеры, а с трибун зрители. Через несколько минут в драке участвовали сотни людей. Матч был прерван, футболисты и судьи прорвались под трибуны.

Через громкоговорители все время повторялось: «Товарищи ленинградцы, не позорьте свой город и имя Кирова, прекратите безобразия, покиньте стадион». Через полчаса в драке принимали участие тысячи людей, было уже непонятно, кто с кем дрался, но дрались жестоко. Если так можно выразиться, к счастью, стадион не был полностью заполнен, была заполнена только одна центральная трибуна (тысяч на 20 — 25), и на противоположной было человек 500, как оказалось потом, это были гости из стран народной демократии (в Ленинград приехал «Поезд Дружбы Молодежи»). Они, конечно, в драке не участвовали, но активно все фотографировали и снимали на кинокамеры.

Меня, прошедшего военное детство, трудно было удивить дракой, но то, что происходило в этот раз, меня напугало по-настоящему. Мы с товарищем с трудом выбрались из стадионной чаши, но снаружи происходили еще более страшные события. Стали подъезжать пожарные машины, машины скорой помощи. Пожарные пытались охлаждать дерущуюся толпу водой из шлангов, но нашлись умельцы, которые перерезали шланги. Выезжающие с пострадавшими машины скорой толпа останавливала, открывали двери и если в машине был раненые болельщики, то машину отпускали, а если милиционеры, то их выбрасывали на землю, а машины переворачивали вверх колесами. Мы с приятелем в этой толпе потеряли друг друга, я побежал к берегу залива, где меня забрали на отчалившую яхту случайно оказавшиеся там мои знакомые. Меня перевезли в ЦПКО, откуда я благополучно добрался до общежития.

Приятель тоже добрался, но пару раз получил по лицу и еще неделю ходил на занятия с бланшем. Во все лечебные учреждения были спущены указания – регистрировать в течение двух-трех дней всех обратившихся с физическими травмами. Потом всех их вызывали в УВД города на допрос, искали зачинщиков. В результате было принято решение о наказании ленинградского стадиона: его лишили права на несколько месяцев проводить футбольные матчи первенства страны. Тогда впервые в своей жизни я воочию убедился, как страшен русский пьяный бунт и как неуправляема толпа в несколько десятков тысяч озверевших людей.

Последние 20 лет агрессивное поведение болельщиков на футбольных стадионах уже никого не удивляет. Сегодня посещение стадионов у порядочной публики считается занятием неприличным и опасным. Стадионы во время футбольных встреч полупустые, на трибунах находятся только полупьяные или обкуренные полуголые фанаты. В течение 90 минут они подпрыгивают и выкрикивают матерщинные речевки, совершая ритуальные движения руками, напоминающие нацистские приветствия. Футбол как игра их совершенно не интересует. Они должны заставить замолчать фанатов противоборствующей команды и после игры устроить грандиозную драку. О побоище имеется предварительная договоренность: место, примерное количество участников и другие детали.

Складывается впечатление, что фанаты — это члены какой-то воинствующей организации, для которой подобные драки лишь тренировки для подготовки к более серьезным выступлениям, не связанных с футболом. Разумеется, для таких «болельщиков» и команда играет соответствующим образом – агрессивно и без демонстрации мастерства.