В деревне Кузаранда отпраздновали 190-летие со дня рождения знаменитой заонежской вопленицы Ирины Андреевны Федосовой
…Раннее утро. За окном стучит дождь. Он расползается большими каплями по стеклам автобуса, создавая прозрачную завесу, отгораживающую нас от всего мира. В такую погоду хорошо разглядывать мелькающие за окнами пейзажи. Серые вязкие облака, лежащие на верхушках елей, будто и не лето сейчас. Плавающие на Онего острова. Дорогу, змеей огибающую скалы, леса и иногда вонзающуюся прямо в небо. Дружно просим водителя выключить надрывную музыку, скребущую, как нож по стеклу. Вот теперь можно подумать и о вечном.
Нас в автобусе человек сорок. Молодежи совсем мало, а жаль. Едем мы на могилу знаменитой заонежской вопленицы Ирины Федосовой в деревню Кузаранда Медвежьегорского района на праздник, посвященный 190-летию со дня ее рождения.
Необычна судьба этой заонежской крестьянки: полтора века уже, как ее имя на слуху. Какой-то писатель или поэт совсем неплохой – сколько таких! — канул в лету, забылся. А Федосову помнят. Такой след оставляют люди, сделавшие в своей жизни нечто необыкновенное.
«Давно я не переживал ничего подобного. В чистеньком концертном зале, полном аромата смолистого, свежего дерева, было сначала очень скучно. Публики было мало, и публика была вся плохая. На эстраде – высокий человек с черной бородой и в скверном сюртуке стоит, неуклюже облокотясь о что-то, вроде кафедры, и тусклым языком, ломаными, угловатым фразами, скучно, длинно, бесцветно рассказывает о том, кто такая Ирина Андреевна Федосова. Это учитель Олонецкой гимназии Виноградов, человек, который знакомит Русь с ее неграмотной, но истинной поэтессой.
Вы послушайте-тко, люди добрые,
Да былину мою – правду-истину!..
– раздается задушевный речитатив, полный глубокого сознания важности этой правды-истины и необходимости поведать ее людям. Голос у Федосовой еще очень ясный, но у нее нет зубов, и она шепелявит. Но этот возглас так оригинален, так не похож на все кафе-кабацкое, пошлое и утомительно однообразное в своем разнообразии – на все то, что из года в год и изо дня в день слушает эта пестробрючная и яркоюбочная публика, что ее как-то подавляет этот задушевный голос неграмотной старухи. Шепот прекращается. Все смотрят на маленькую старушку, а она, утопая в креслах, наклонилась вперед к публике и, блестя глазами, седая, старчески красивая и благородная и еще более облагороженная вдохновением, то повышает, то понижает голос и плавно жестикулирует сухими, коричневыми маленькими руками.
Уж ты гой еси, родна матушка!
– тоскливо молит Добрыня, –
Надоело мне пить да бражничать!
Отпусти меня во чисто поле
Попытать мою силу крепкую
Да поискать себе доли-счастия!
По зале носится веяние древности. Растет голос старухи и понижается, а на подвижном лице, в серых ясных глазах то тоска Добрыни, то мольба его матери, не желающей отпустить сына во чисто поле. И, как будто позабыв на время о «королевах бриллиантов», о всемирно известных исполнительницах классических поз, имевших всюду громадный успех, – публика разражается громом аплодисментов в честь полумертвого человека, воскрешающего последней своей энергией нашу умершую старую поэзию»…
М. Горький. Очерк «Вопленица», 1896 год
Вы только представьте: у Пушкина в «Евгении Онегине» пять с половиной тысяч стихотворных строк, в «Илиаде» Гомера 27815, а со слов неграмотной заонежской крестьянки записано 30 тысяч строк! Как можно всё это уместить в памяти – ученые поражаются до сих пор.
В наше время многие молодые люди и не слышали о такой манере исполнения, как вопли – плачи, причитания, которые исполняли крестьянки Олонецкой губернии в быту, на свадьбах и похоронах, на проводах рекрутов в армию. А между тем еще русский поэт Н.А. Некрасов использовал плачи Федосовой в поэме «Кому на Руси жить хорошо». О ней упоминал в своих книгах и П.И.Мельников-Печерский («В лесах», «На горах»).
«Ее слушали Ф.И. Шаляпин и Н.А. Римский-Корсаков, сделавший запись 9 мелодий, М.А. Балакирев…, известный организатор оркестра народных инструментов В.В. Андреев… Ее слушали крупнейшие филологи того времени Л.Н. Майков, В.Ф. Миллер, Ф.Е. Корш… Федосова выступала в залах Русского географического общества и Соляного городка в Петербурге, в Политехническом музее в Москве, в учебных заведениях и частных домах», — писал исследователь ее творчества К.В. Чистов.
… Автобус поворачивает с автострады на бегущую среди полей и лесов дорогу на Кузаранду. На всем ее пути разноцветье северных трав, умытые дождем деревья, промокшие исполины-борщевики. У края дороги видим небольшую часовенку, поклонный крест. Прежде здесь стояла деревня Сафроново Вырозерской общины — родина Федосовой. Это потом, выйдя замуж, жила она в деревне Лисицыно, в Кузаранде. Здесь она нашла и свое последнее пристанище.
Наконец автобус въезжает в деревню. Когда-то это было большое и богатое село, в которое входили более 20 деревень, а теперь закрыта даже библиотека, носившая имя Ирины Андреевны Федосовой, прославившей Олонецкую губернию на всю Россию. Позади четыре с половиной часа пути. Дождь заморосил с новой силой. Несмотря на ненастную погоду людей собралось немало.
Удивительное это место — Юсова Гора, наверное, самая высокая точка в окрестностях: на многие километры в одну сторону поля огромные да леса бесконечные, со спрятавшимися между ними деревушками, в другую — Онего с плавающими по нему островами. А линия горизонта – полудугой. Кажется, что там она, кромка земли. И необычное состояние души: будто растворилась она целиком и в каплях дождя, и в яркой зелени сурового северного лета, и в этом образовавшемся рваном просвете неба …
На Юсовой горе деревенское кладбище. Здесь среди земляков нескольких поколений могила знаменитой вопленицы. Когда-то надгробный камень установили здесь по инициативе российского поэта Роберта Рождественского и карельского поэта Марата Тарасова.
Гражданскую панихиду открывает Валентина Сукотова, председатель общественной организации «Заонежье», один из самых активных организаторов дня памяти вопленицы. Именно она стала 20 лет назад инициатором Федосовских чтений, которые проводят ежегодно, чаще всего на заонежской земле. Белый платок на голове, резиновые сапоги и …зеленоватый рыбацкий плащ — как еще укрыться от непогоды.
Несколько теплых слов о знаменитой заонежской вопленице и той дате, которая собрала нас здесь сегодня. Представляет родственницу сказительницы — правнучку ее внучатого племянника Валентину Михайловну Титову.
А потом передает слово Валентине Кузнецовой, известному ученому-фольклористу Института языка, литературы и истории КарНЦ РАН.
– Ирина Андреевна Федосова родилась в большой крестьянской семье Юлиных, — начинает она. — Выйдя замуж второй раз, жила в деревне Лисицыно, в двух километрах от кузарандского погоста…
А потом рассказывает, как сызмальства любила слушать Ирина Андреевна причитания, как еще девочкой стала во́петь на свадьбах и похоронах, на проводах солдат в рекруты… И была в неторопливой речи ученого простая, без пафоса правда о судьбе сказительницы. Перед глазами вставали картины из жизни Ирины Андреевны: семья, в которой она родилась, насчитывающая 22 человека, деревенский уклад, тяжелый крестьянский труд и беспросветная — сколько ни трудись ! — нищета большинства крестьян. Сама Федосова уже «8-ми год знала, на каку полосу сколько си́ять; 6-ти год на ухож лошадей гоняла и с ухожа домой пригоняла; раз лошадь сплеснулась, я па́ла; с тех пор до теперь хрома».
Во тумане красно солнышко,
Оно во тумане:
Во печали красна девушка,
Во большой заботы…
В 19 лет вышла замуж. Первый муж умер, в семье второго ее обижали. Вот и уехала она со своим Яковом, который умел столярничать, в Петрозаводск. Тут и встретил ее учитель гимназии Е.В. Барсов, что определило ее судьбу как известной сказительницы:
«Я отыскал ее и расспрашивал о причитаниях, но она решительно объявила, что ничего не знает и сказывать не умеет и с господами никогда не зналась. Однако ж благодаря посредничеству моего хозяина, который по старому знакомству уверил ее, что человек я неопасный, она откровенно призналась, что знает очень многое, что с молодости ей честь и место в большом углу, что на свадьбе ли запоет – старики запляшут, на похоронах ли завопит – каменный заплачет: голос был вольный и нежный» .
Благодаря ему, а потом преподавателю петрозаводской женской гимназии В.П. Виноградову Россия узнала вопленицу Ирину Андреевну Федосову.
— …Свою встречу с Ириной Андреевной Федосовой Максим Горький описал и в романе «Жизнь Клима Самгина», — слышится неторопливый рассказ Валентины Кузнецовой, — когда главный герой случайно оказался на ее выступлении на ярмарке в Нижнем Новгороде.
Вспомнилось, что этот отрывок из «Клима Самгина» я перечитывала прошлым летом, побывав в Кузаранде. Простые и в то же время потрясающие душевные ощущения вложил М. Горький в описание встречи героя с великой вопленицей — свои ощущения:
«На эстраду мелкими шагами, покачиваясь, вышла кривобокая старушка, одетая в темный ситец, повязанная пестреньким, заношенным платком, смешная, добренькая ведьма, слепленная из морщин и складок, с тряпичным, круглым лицом и улыбчивыми, детскими глазами. …Самгин несколько смягчился, и, решив претерпеть нечто в течение десятка минут, он, вынув часы, наклонил голову. И тотчас быстро вскинул ее, — с эстрады полился необыкновенно певучий голос, зазвучали веские, старинные слова. Голос был бабий, но нельзя было подумать, что стихи читает старуха. Помимо добротной красоты слов было в этом голосе что-то нечеловечески ласковое и мудрое, магическая сила, заставившая Самгина оцепенеть с часами в руке. …Самгин, снова очарованный, смотрел на колдовское, всеми морщинами говорящее лицо, ласкаемый мягким блеском неугасимых глаз…Затем Самгин почувствовал, что никогда еще не был он таким хорошим, умным и почти до слез несчастным, как в этот странный час, в рядах, людей, до немоты очарованных старой, милой ведьмой, явившейся из древних сказок в действительность, хвастливо построенную наскоро и напоказ. …Остаток дня Клим прожил в состоянии отчуждения от действительности, память настойчиво подсказывала древние слова и стихи, пред глазами качалась кукольная фигура, плавала мягкая, ватная рука, играли морщины на добром и умном лице, улыбались большие, очень ясные глаза»
На гражданской панихиде в Кузаранде ученица Толвуйской школы Яна Романова прочитала отрывок из поэмы Ивана Костина, посвященной Ирине Федосовой. Выступили министр по делам национальностей Андрей Манин, спикер Законодательного собрания Элиссан Шандалович, глава Медвежьегорского района Николай Тихонов, директор Национального музея Карелии Михаил Гольденберг, заведующая краеведческим отделом Медвежьегорской централизованной библиотеки Елена Романова, поэт-заонежанин Вячеслав Агапитов.
А великогубский школьник Максим Кашеваров с таким щемящим чувством читал стихи Рождественского «На Юсовой горе», что они, словно острой иголочкой, многих кольнули в самое сердце:
«…Ты спаси их,
Спаси от извечной напасти.
Ты их выпрями,
выправь,
людьми назови.
Ведь не зря по России —
все Спасы да Спасы.
На Терпении Спас.
На Слезах.
На Крови…
Ты начни причитанье тихонько.
Особо.
Неторопко.
Нежданно, как дождь в январе.
Спой,
Ирина Андреевна,
свет-Федосо́ва!
Спой, как в детстве,
на Юсовой скорбной горе…»
Столько лет прошло с тех времен, о которых писал поэт, а стихи эти, как никогда, актуальны сегодня. Что сказал бы Рождественский сегодня о покидаемом крестьянами Заонежье? Написал бы реквием в память о чудесном, но умирающем крае?
Передо мной стояли женщины в заонежских костюмах – артистки из самодеятельных коллективов. В какой-то момент, разглядывая их долгие юбки и цветастые платки, вслушиваясь в рассказы и стихи о Федосовой, а потом присутствуя на панихиде, которую проводил батюшка Великогубского прихода отец Владимир, я словно отреклась от настоящей действительности: чудилось, будто и в впрямь оказалась в Кузаранде в глубине позапрошлого века.
…На поляне, где продавались леденцы и поделки народных умельцев, мы отведали чая из старинного медного самовара – до чего ж вкусна онежская водица! Пирожки и гречневая каша с тушенкой из полевой кухни музея «Кижи» в тот момент показались самой вкусной едой. Под непрекращающуюся мелодию дождя мы слушали замечательный хор русской песни Медвежьегорского городского центра культуры и досуга (руководитель Е. Ольшакова, концертмейстер Н. Ольшаков) и вокальной группы «Сударушка» из Великой Губы (руководитель И. Чеглова), с удовольствием посмотрели мини-спектакль на заонежском диалекте Ламбасручейской фольклорной группы «Бесёдушка» (руководитель В. Росликова).
Впечатлило выступление фольклорно-этнографического ансамбля музея-заповедника «Кижи» (руководители Н. Михайлова, А. Анхимкова). Танец ланцы был исполнен под песни из села Шуньга. Звучали фрагмент причитания невесты на рукобитье и свадебная песня на вывод невесты за столы. Песня «Я не знала, я не ведала» исполнялась тоже в свадебный день при встрече поезжан. И природа словно плакала дождем вместе с невестой.
А когда танцевал толвуйский фольклорный коллектив «Заонежанка» (руководитель Т. Кондратьева), ох как захотелось вот так же, как та парочка в простых деревенских костюмах, гордо и весело пройтись с кавалером в заонежской кадрили! Всех завели! Вот уже и гости праздника закружились в большом хороводе.
Посетили мы и небольшой, в одну комнатку, сельский музей уже закрытого кузарандского клуба: жизнь здесь еще немного теплится благодаря местным активистам. Три года назад еще была жива библиотека имени И.А. Федосовой, которую — настоящий парадокс! — закрыли в Год литературы. А ведь именно по поводу дня рождения вопленицы собрались мы, знакомые и незнакомые люди, здесь, в Кузаранде, которая из последних сил сохраняет память о своем прошлом.
Небольшая московская группа, приехавшая специально на этот праздник на микроавтобусе, взирала на всё и всех с неподдельным интересом. Москвичей восторгали и народные песни, и покосившиеся позаброшенные дома, которые заросли травами по самые оконца и, конечно, природа: даже в пасмурную погоду кузарандские просторы были прекрасны!
– А почему ваши власти не проложат сюда туристический маршрут?! – вопрошали они не по адресу. – Да к вам бы вся Москва и Московская область прикатили, да что говорить – вся Россия. Красота-то какая здесь – дух захватывает!
Причитальщицы на Руси, которых в Заонежье называли вопленицами, были хранителями народных традиций. Вопеть умели в каждой семье, но таких самородков, как И.А. Федосова, были единицы. И именно через них эти традиции уходят в глубь веков, в дописьменную древность. Именно через них они дошли и до нас, ныне живущих, и – дай-то бог! — доберутся и до следующих поколений.
Видеозапись Алексея Владимирова, сделанная на празднике в Кузаранде
Это уникальный акт творения, происходящий на глазах у слушателей, во все времена производил неизгладимое впечатление, настоящее потрясение. И до того он рвал душу, что без слез слушать его было невозможно. Слушающий становился и сотворцом: часто вопленицам заказывали тему, и не проходило нескольких минут, как они начинали свой импровизированный плач
Ирина Андреевна была одной из них, но Бог дал – самой талантливой. Эта неграмотная старушка мыслила философски, потому и плачи ее были так глубоки по смыслу. Современники записали ее слова: «Кто где родился, тому тут Иерусалим». Ну как скажешь точнее! Сколько бы времени не прошло, мы все равно возвращаемся к порогу своего дома. Иногда к его развалинам, но именно к тому месту, где мы родились, где прошло детство, где мы были беззаботны и счастливы. Это место для каждого из нас свято, это наш Иерусалим.
Горький писал, что «Федосова была пропитана русским стоном». В «Плаче о старосте» она рассказывает о его заступничестве, аресте и гибели. А в конце причитания известное «проклятие судьям», процитированное Некрасовым в «Кому на Руси жить хорошо»:
Вы падите-тко, горючи мои слезушки,
Вы не на́ воду падите-тко, не на землю,
Не на божью вы церковь, на строеньиц, —
Вы падите-тко, горьки мои слезушки,
Вы на этого злодея супостатного…
Ее причитания были настолько злободневны, остры, что она, доверившись Барсову, все же просит его: «Не сошли меня на чужу дальнюю сторонушку».
«Будьте прокляты, злодеи супостатые,
Вергай сквозь землю ты, некресть поганая!…»
«Зло несносное велико это горюшко,
По Россиюшке летает ясным соколом,
Над крестьянамы, злодийно, черным вороном…»
Чем не гражданская поэзия звучала из уст неграмотной крестьянки!
… Праздник подходил к концу. Постепенно народ стал расходиться и разъезжаться. Вот и мы уселись в автобус. Дождь застучал еще сильней, а мне показалось, что за пеленой его мелькнула тень маленькой хромоногой старушки, которая наблюдала за нами в этот пасмурный день.
Фото Анны Николюкиной-Ларионовой
Видео Алексея Владимирова, Натальи Мешковой