#Культурный_лидер
«Народный промысел – это великое искусство. Когда ты этим начинаешь заниматься, понимаешь устройство мира. Не зря же в основе легенд, верований ткань – основа, дорога жизни, божественное начало».
Имя Натальи Денисовой – пароль для реконструкторов, ролевиков, музейщиков, мастеров традиционного костюма. Ее смело можно назвать экспертом, исследователем традиционного костюма Карелии. Наталья Денисова – человек увлеченный и увлекающий, преподаватель ремесел, организатор курсов «Вокруг Кросно», клуба «Матура».
— Как получилось, что Наташе Денисовой всё по плечу? На какие такие стульчики тебя ставили в детстве читать стихи?
— Никаких стульчиков у нас не практиковали, но в детском саду я была Снегурочкой. Это было очень круто. Снежинкой никогда не была, а была Снегурочкой и еще Снежной Королевой.
— Может быть, тогда ты и увлеклась нарядами?
— Надо начать издалека. Я очень люблю тряпочки. И моду. Мама работала на фабрике игрушек в Москве. А в то время были популярны картонные куклы с нарядами на магните. Их не достать было. Так вот, у меня таких было три! Очень любила делать саморисованные куклы. Вырезать, раскрашивать, одевать их по-всякому. Потом в шкафу штабелями складывались эти богатства.
Позже мне подарили немецкую куклу, очень красивую, и я ее начала одевать. Помню, сшила ей наряд по картинке из книги, по бургундской моде. У нее был конус на голове, с вуалью, платье из парчи.
В 11 классе мое увлечение наконец структурировалось, потому что появилась Елена Сергеевна, преподаватель в Доме творчества, которая вела у нас кружок.
— Где это было?
— Я родилась в Калевале. С 4 до 7 лет прожила в Москве, где работала мама, а в школу пошла снова в Калевале, и все школьные годы провела там с бабушкой и дедушкой. Все это время шкаф с мамиными вещами не давал мне покоя, но бабушка меня останавливала. И только когда Елена Сергеевна научила правильно шить, бабушка поняла, что будет толк и разрешила брать, перешивать, перекраивать всё, что там находится. Первую свою вещь я очень хорошо помню помню. Это был жилет. Он очень долгое время еще жил потом у меня на работе.
В Петрозаводском университете я училась на факультете прибалтийско-финской филологии и культуры. В студенческие годы взяла у соседа по общежитию швейную машинку и стала подшивать брюки, вшивать молнии… Сколько я брюк подшила, ненавижу все это до сих пор, но тогда очень помогло, справляться как-то надо было.
Потом, когда я познакомилась и подружилась с ролевиками (участниками полигонных ролевых игр. — В.Н.), они просто показывали картинку и просили: «Ты же можешь, сшей!». И я шила. Мне даже в голову не приходило, что я буду этим всерьез увлекаться. Изучать особо не по чему было эту тему: интернета тогда не было, литературы специальной очень мало.
— Когда ты уже участвовала по-настоящему, в своем костюме?
— В 2003 году друзья пригласили меня на ролёвку «Гиперборея» в Нёлгмозеро, и нужно было ехать в костюме древних карелов. Помню, сидела и думала, что в мои то годы (25 лет!) поздно ехать. Я уже работала в журнале «Кипиня». Готовясь к игре, я и стала искать материалы. В то время как раз проходила выставка костюма модельера Ирины Порошиной и Татьяны Борисовны Яшковой. Мы сразу подружились с Татьяной Борисовной, написали с ней статью про кукол, но у нее тема XIX века. А вот средневековый костюм пришлось изучать буквально по крохам. Так начала копаться, и моя любовь направилась в нужное русло.
– Вылилось не просто в поиск визуального образа древнего костюма, а в его глубокое изучение!
– Можно и так сказать. Но надо обязательно сказать, что мое увлечение костюмом неотделимо от профессии. Если бы не знание финского языка, я не могла бы читать исследования финнов о традиционных костюмах. Да не просто читать – понимать. Это важно, потому что финских исследований много. У известной Светланы Ивановны Кочкуркиной, например, много книг, но в них больше рассказов об археологических находках, а не конкретно об одежде.
– Текстиль – сложный для исследований материал?
– Да. Волокна растительного происхождения разлагаются быстрее, чем волокна животного происхождения. Например, мы можем говорить о коже, шерсти, шелке в захоронении, описывать их, а лен и конопля, например, в том же захоронении утрачены. Можем только догадываться о том, что они были, по мельчайшим остаткам.
– Можно сказать, что ты уже знаешь все стадии производства костюма?
– В 2005 году мне стало интересно, как появлялась ткань, и я решила научиться ткать. Татьяна Васильевна Федоровна работала педагогом по ткачеству в Центре дополнительного образования и объявила набор на курс ткачества. Курс шёл год, но мы так все в процессе передружились, что стали студийцами, встречались регулярно еще несколько лет. Я и станок купила, но сейчас на ткачество не хватает времени.
– Чем из традиционных ремесел ты бы никогда не занялась?
– Ох, не знаю… Вот у меня зрение плохое, я думала, что никогда не стану заниматься вышивкой. Но занялась. Наверное, не стала бы валянием заниматься. Я пробовала, но сухое валяние – это утомительно, а мокрое…. Физически носить валяные изделия не могу.
– В определенный период жизни Карелии язык народные традиции нивелировались, приводились к общему знаменателю. Люди боялись говорить на своем языке, стеснялись традиций, старались детям не передавать. Как же получилось, что они сохранились?
– Язык от народной культуры неотделим, но я бы разделила язык и традиции. По языку в разные времена принимались разные политические решения. А что касается традиционного мастерства, то сам ход жизни многое диктует. Все упрощается, долгий ручной труд становится ненужным. И мастера уходят, не оставляя секретов никому, потому что нет больше желающих принять это мастерство. Может быть, если бы на государственном уровне понимали ценность этих промыслов, то они сохранялись бы лучше. Время уносит необходимость и понимание старинных узоров. Но это естественный процесс. И сто лет назад тоже не понимали узоры и что-то утрачивали.
Традиция жива, пока она нужна, живет среди людей, в нее вплетается новое, что ее продлевает. Умирание традиций связано еще и с географическим положением Петрозаводска, Карелии – близость к столицам, к границе, перемещениями людей из-за строек.
Но сейчас что сетовать? Надо сохранить то, что осталось.
– А для чего? Вот сшила женщина сарафан на твоих курсах, не пойдет же она в этом на работу?
– Не пойдет. Но есть же другое применение. Кто-то шьет для представительских функций, чья работа связана с туризмом, например. Кто-то хочет понять своих предков. Думаю, понятнее живется, когда знаешь, откуда ты взялся, почему ты такой.
Вот юный художник идет учиться в академию. Сначала ему преподают историю искусств, то, что было до него. Он все пласты изучает, а потом придумывает что-то свое. Так же и в традиционном ремесле – ты сначала изучаешь то, что было, а потом применяешь это в том или ином ключе в своей жизни.
– Мастер Светлана Волкова шьет традиционную одежду для повседневного использования…
– Это здорово! Она понимает, что делает. У нее не бывает никакой клюквы (поверхностного, комического изображения традиционного костюма. — В.Н.). Я за то, чтобы у мастера был разумный подход, чтобы была база знаний, самостоятельное исследование традиций. У Светланы, конечно, это есть.
– Бывает, что модельеры мирового уровня берут что-то из определенного среза традиции и начинают распространять, как, например, индийские шаровары или японское кимоно…
– В любом деле в точке отсчета должен быть талантливый человек, который очень хорошо делает своё дело. Который изучил традицию, уместно, умно, бережно применил и распространил по всему миру, сделал модной эту деталь или традиционную форму. Люди, которые не думают, ничего замечательного, устойчиво популярного создать не могут.
– Зубы мудрости – атавизм, копчик, аппендикс уже не у всех людей есть. Есть в традиционном крое атавизмы?
– Мы вообще живем в замечательное время. У нас есть выбор, есть комфорт, технические приспособления. Какие-то детали костюма уже можно не использовать. Я ведь не модельер. Но понятно, что раньше крой задавался форматом полотна, размером куска, который можно было соткать на станке.
И сейчас важнее всего задача, которую мы перед собой ставим. Например, если мы хотим точного повторения, реконструкции, то ткем или режем самую ширину, соблюдаем все операции. А если мы хотим просто верную стилизацию, то можно сшить побыстрее, без лишних трат времени и ткани. Главное — честно называть все своими именами. И тогда все будет в порядке. Если сшил стилизацию, не надо говорить, что это реконструкция. Это будет неправдой. Реконструкция – это доподлинное восстановление.
– Раньше, если человек не посадил лен, не создал ткань, не сшил одежду, и не было у него одежды. Почему же сегодня, несмотря на отсутствие необходимости, живет мастерство? Кому нужны в будущем сарафаны?
– Я не знаю, как насчет далекого будущего, но думаю, что народный промысел – это великое искусство. Когда ты этим начинаешь заниматься, понимаешь устройство мира. Не зря же в основе легенд, верований ткань – основа, дорога жизни, божественное начало. Когда создаешь что-то своими руками, меняешь мир к лучшему. Человек – созидатель, он столько всего придумал… Как же это может не сохраниться?
– В музеях хранятся вещи, которые исследователи берут за образец?
– Надо понимать, что в музеях представляют лучшие образцы или лучше всего исполненные, лучше всего сохранившиеся. Но есть и минус: благодаря этим идеальным вещам у нас представление о прошлом какое-то сказочное. Но ведь у людей много веков назад были такие же задачи и проблемы, чувства те же, отношения такие же. Условия просто другие. Поэтому, чтобы понять то время, нужно примерить на себя, свои чувства тот самый образ, тогда многое поймешь.
Я люблю рассказывать про сарафан в музейной экспозиции в поселке Калевала. Он просто невообразимый! По голубому сатину черным… Ну, не хотела, не умела шить женщина, а надо было. Поэтому, сшила как могла. И вот он такой кривой, жуткого цветового сочетания живет и рассказывает об этом человеке.
Люди же разные. Кто-то дотошно все сделает, перешьет не поленится, а кто-то нет. А мы видим в музее лучшее и думаем – все только так и было. Это иллюзия.
В конце XIX века стали доступны ткани промышленного производства, они немедленно стали модными. А сейчас, когда фабричные ткани все заполонили, модно и ценно ручное производство.
Человеку всегда хочется менее доступного.
– Ты не просто учишь желающих традиции, ты создаешь ядро, которое двигает дальше культуру, правильно и бережно восстанавливает ремесла. Как думаешь, может это движение остановиться?
– Ну, это тогда должно не стать меня (смеётся). Мне сложно представить, что у меня угаснет интерес. Но всегда в основе человек, который двигает. Я не ставлю себе целью воспитать последователей. Мне кажется, что традиционное ремесло не может перестать быть интересным. Это ведь так красиво. И если погаснет один человек, то появится другой.
– Для своей малой родины, Калевалы, ты что-то делаешь? Тянет тебя туда?
– Жить я там пока не готова, но с нарядами и лекциями мы туда приезжали. Всему свое время.
Вот я однажды сшила маме костюм. Он лежал у нее, лежал, она мне даже как-то сказала: «Чего он лежит, продай». Я объявление разместила, но продать не успела, потому что ее коллеги по кружкам рукоделия и карельского языка решили шить костюмы. А у нее-то уже есть! Косоклинный черный льняной сарафан, длиннорукавная рубаха…. И она перед своими подругами теперь может щеголять.
– Эффектно! А черный носили?
– Черный цвет траурным стал только в XX веке. Черный цвет в природе трудно получить, и он был очень торжественным. На старых фотографиях карелки в черных передниках, чепцах, но это уже ткани промышленного производства. Есть народные способы получения черного цвета, но они очень сложные.
– Как ты находишь единомышленников?
– Само собой происходит, что в определенных точках находятся люди. Например, мое желание нести правду о костюме, о том, как было на самом деле, объяснять предметы на выставках, свело нас с Катей Логвиненко, она сотрудник Национального музея. Многие выпускники моих курсов не желают расставаться, объединяются, общаются, так родился клуб «Матура». Есть группа «Каяхуш», где мы поем на карельском языке и пляшем традиционно, в традиционных костюмах. И так далее.
– Я знаю участниц клуба, некоторые и в жизни ходят в традиционных костюмах. Очень красиво! На твой взгляд, кто из современных модельеров удачно интерпретирует традицию?
– Юханн Никадимус потрясающие создает кокошники, но еще и популяризирует русскую культуру. Он умеет подать свои произведения, дорого продать. Это невероятное сочетание! Есть ведь удивительные мастера, высочайшего уровня, но они очень скромные и их произведения никто, кроме специалистов или коллекционеров, не видит.
– Получается, что даже утратившая свое историческое значение, но прочувствованная и традиционно обоснованная вещь, очень красива и вне моды. Может быть, тогда это истинная красота и есть? Мерило вкуса?
– Конечно!
– Занятие традиционным ремеслом приводит к гармонизации личности? Психологической стабильности?
– Конечно, рукоделие всегда успокаивает. Спасает. У меня для этого есть такой чудесный пример: моя подружка Оля Сапунова однажды была моделью на заседании клуба «Матура». Она никак не могла себе подобрать головной убор к костюму, а мы ей на голове что-то правильное навертели, и она вдруг говорит: «Как хорошо! Вся башка в куче!».
Когда изучаешь рукоделие, не перестаешь восхищаться. Люди без специальных ламп, луп, инструментов, которые есть в наше время, творили такую красоту, что ты разгадываешь до сих пор. Мне очень нравится разгадывать загадки, понимать секреты, как это было сделано. Гордишься потом собой.
– Сложно?
– Само народное искусство довольно простое, но это всегда много труда, огромное терпение, себя не нужно жалеть. Если мне чему-то хочется научиться, чего я не умею, иду на курсы. К Наташе Чусовой на золотное шитье отходила. Когда сама вышила повойник, переделывала его, подходила-отходила, ощутила — будто этап большой в жизни завершился. Вышивкой занималась у Иры Пономаревой, в итоге полики (верхняя часть рукава. — В.Н.) сама вышила на своей рубахе. Надо еще сороку головной убор. — В.Н.) вышить…
– А реконструкция?
– Реконструкция – это шаг влево, шаг вправо – расстрел. Тут нельзя отступать от правил. Всегда дилемма и страдания по малейшим отхождениям от традиции. Ролевики — это требования практического комфорта. Ребята, которые участвуют в играх, сражениях, должны в этом костюме жить, двигаться, воевать. Им должно быть тепло, например. Я сама играю, езжу и поэтому я шью не для абстрактных людей, а для тех кого я знаю. И поэтому, если я что-то открыла, догадалась, как будет лучше, у меня радость.
– Ты ощущаешь свою миссию?
– Так, что сижу и думаю: «А пойду-ка я что-нибудь великое совершу, на века!» — такого нет. А вот когда видишь растущее число подписчиков в группе «Традиционный костюм Карелии», когда человек с другого конца страны приезжает специально на выставку…. Это круто. Но ведь всё само как-то делается.