Скажите – как эти люди оставались людьми?! Как они выжили в этом?! Как не сошли с ума, не сожрали друг друга, не сдались врагу, как они работали, творили, сохраняли, как они запомнили это всё и как смогли донести до нас?! Как они смогли сохранить смысл своего существования?! Кто из нас с вами выдержал бы такое?!
Нет, ребята, это не кино! Меня, толстого самодовольного щенка, просто взяли за шкирку и через портал, через машину времени закинули в 1942 год, в блокадный Ленинград. В чудовищную первую блокадную зиму.
Конечно, я читала «Дневные звёзды» Ольги Берггольц, и «Блокадную книгу» Адамовича и Гранина, я видела, и не раз, документальную хронику, но то, что сделал и дал нам увидеть и прожить Андрей Зайцев своим «Блокадным дневником», – это потрясение, это душевный катарсис. И ведь не суёт в лицо крупными планами, не тычет носом в физиологические подробности, не шокирует вычурно и нарочно, но ужасает обыденностью! Спокойствием, холодным, каким-то смертным спокойствием и равнодушием. Здесь каждый сам за себя. Каждый одинок в этом ледяном городе. День за днём, все 900 дней и ночей – каждый одиноко бьётся сам за себя, за медленную пульсацию крови, за хриплый вдох и выдох, за едва заметное движение руки, за крохотный шаг ноги. «Мне нужно дойти вон до того столба… а потом вон до того трупа…».
Героиня фильма – она же героиня «Дневных звёзд», она же сама Ольга Берггольц – открыв очередным блокадным утром слипшиеся от гноя глаза, молит Боженьку дать ей сил встать и дойти до отца, перед которым она испытывает вину, и единственное её желание – успеть попросить прощения, а «тогда уж и забирай…». И Бог даёт ей то, о чём она просит: она выберется из своей промёрзшей насквозь берлоги, она выйдет на улицу и пройдёт свой Путь сквозь ужасы, смерть, потерю веры и, пройдя, не лишится сил окончательно, но приобретёт новое дыхание, желание жить и веру в Человека. В Человека с большой буквы, о котором скажет ей в конце Пути её отец.
Но Путь этот долог и страшен. Это Путь Одиссея, которого встречают опасности и соблазны. Это Путь блудного сына (в нашем случае – дочери), однажды презревшего своего отца и вернувшегося в его объятия и прощённого. Это Путь Христа, который идёт сквозь муки человеческие, неся в себе, в своём телесном воплощении, полное, до дна понимание и чувствование этих мук.
Графически эта работа напомнила мне гравюры Дюрера, сюрреализм Брейгеля. Вся картина – а это именно картина, безукоризненное художественное полотно, словно выполнена тончайшими и точнейшими штрихами простого карандаша на грубой волокнистой бумаге. Кто-то обязательно придерётся к компьютерной графике фильма, где на домах уж очень живописные и многочисленные сосульки – мол, не было такого, мол, такие сосульки могут появиться, только если заливали в мороз пожары, а этого не делали… Но этот город, с домами, похожими скорее на айсберги, с этими заснеженными улицами, изуродованный, мутный, страшный, оскалившийся от боли и голода, это уже не Ленинград, это не реальный город Ленина, это метафора Тёмных сил, поработивших этот город, но так и не смогших его победить.
Вернейшая работа гримёров, художника по костюмам, художника-постановщика – я не видела ничего подобного, я даже с моей очень богатой фантазией не рисовала себе таких картин, когда читала вышеназванные книги. Одно дело читать, что люди «еле передвигались», «падали лицом в снег», и другое – увидеть это, не нагнетённое искусственно ни музыкой, ни напористыми деталями, ни лишними звуками или комментариями. Мёртвое равнодушие истощённого до предела человека выглядит и слышится именно так. Когда нет никаких чувств – ни страха перед покойниками, перед бомбёжками, ни боли – даже если оторвало руку, лишь бы найти её, потому что в ней карточки на весь месяц, нет ни любви, ни жалости к тем, кто был и должен оставаться дорог. Дети, мужья, жёны, родители… Их гибель не трогает, не ранит, не задевает ни одной струны – внутри пустота. Но пустота эта рождена экономией сил, истощённый организм не может позволить себе эмоций – эту роскошь здорового, сильного человека, потому что за секунду они отберут последние капли крови и последние вдохи. А так – протянет дольше, намного дольше… можно ещё прожить какое-то время на карточки умерших родных, можно спасти одного ребёнка за счёт другого, можно заработать кусочек хлебца, буханки которого больше похожи на кирпич-сырец, если помогать собирать и вывозить трупы из квартир и с улиц. Это просто работа. Это просто трупы. Просто тела, в которых и при последних неделях и днях жизни оставалось ли что-то человеческое?.. Главное, нет страха смерти. Совсем. Смерть смотрит этим существам, сомнамбулически передвигающимся по мёртвому городу, в глаза каждодневно, ежеминутно, они привыкли к её прозрачному немигающему взгляду, она не страшит их больше. Она зачастую желаннее, чем жизнь, которая уже не манит, не удерживает, не греет мечтой и надеждой, как не греет застывающая в теле кровь. Бессилие и равнодушие, всепроникающий бесконечный холод, иссушающий, иссасывающий тело и мозг голод.
А ведь нам показан всего один день из девятисот! И эти люди, в отличие от нас, не знали, сколько таких дней и ночей им предстоит впереди. И каждый новый день, начинающийся в вечной тьме, потому что окна заколочены фанерой, завешаны одеялами, он как отдельная большая, очень трудная и мучительная жизнь.
Скажите – как эти люди оставались людьми?! Как они выжили в этом?! Как не сошли с ума, не сожрали друг друга, не сдались врагу, как они работали, творили, сохраняли, как они запомнили это всё и как смогли донести до нас?! Как они смогли сохранить смысл своего существования?! Кто из нас с вами выдержал бы такое?! Мы, самодовольные, пресыщенные потребители, которых реальный мир настолько не устраивал, что предпочли придумать себе мир виртуальный. Мы – ленивое человечество, которое позволяет себе впадать в депрессию, по-прежнему развязывает войны, травит, уничтожает, ненавидит себе подобных, загадило планету до предела, и не остановится, пока не уничтожит само себя!..
Такое потрясение от кино я пережила только один раз, подростком, когда мы смотрели с мамой «Письма мёртвого человека» Константина Лопушанского. Там герой Ролана Быкова идёт сквозь госпиталь, где кричат, стонут, воют раненые, обожжённые, испепелённые ядерной войной дети. У меня этот крик в голове и поныне. В фильме Андрея Зайцева практически нет надрывного крика, только в двух сценах, но в нём кричит и воет сама тишина, в нём стенает живая человеческая душа, познавшая Ад на Земле. И нет ничего больше в этом мире – только этот мёртвый город с живыми ещё людьми.
Героиня фильма, то и дело погружаясь в тяжёлое забытьё, видит «сны» из прошлой жизни, из своего детства, где она гуляет и общается с папой, видит солнечный летний день, смеётся, радуется. А однажды, проснувшись на даче ранним утром, она видит и слышит, как её молодая мать стоит перед иконой на коленях и молится: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас…» Детское сознание по-своему понимает эту молитву – есть какие-то волшебные цветы, которые слышат человека и помогают ему. Девочка бежит в сад и, найдя куст пышных пионов, молится перед ними с усердием: «Цветы божьи, цветы крепкие, цветы бессмертные, помилуйте нас…»
Эти люди блокадного Ленинграда, они, как цветы, вытесанные из гранита, – серые, уродливые, больные, обессиленные, но они же и Цветы божьи, Цветы крепкие, Цветы бессмертные… Помилуйте нас! Нет, не достойны мы вашей памяти и вашего нечеловеческого подвига…
Ради какой жизни погибали и выживали те люди? Ради какого светлого будущего? Отец героини мечтает в этом ужасе, смраде, в этом бесконечном потоке смертей и боли, вырастить розы «Слава мира»! Он любуется заснувшей бабочкой! Он собирает пуговицы, значки, булавки, чтобы хоть что-то осталось, сохранилось, чтобы не сгинуло! Он и всех этих людей хотел бы прижать, обнять, сохранить, однако ему это непосильно. Но, как доказывает фильм, это под силу искусству. В конце отец говорит своей отчаявшейся дочери, не желающей больше жить: если эти страдания не возвысят человека, не приподнимут его над землёй, то и пусть сгинет он, туда ему и дорога…
Фильм Андрея Зайцева «Блокадный дневник» скоро выйдет в прокат – идите, смотрите, плачьте и молитесь, чтобы миновала нас чаша сия. Потому что человека, потерявшего истинный путь, человека, забывшего, что имя его пишется с большой буквы «Ч», жизнь, судьба, Бог учит вот так – жёстко, жестоко, бескомпромиссно и всегда руками других людей-нелюдей.
«Цветы божьи, цветы крепкие, цветы бессмертные, помилуйте нас…».
Анастасия родилась в Вологде. Отец – писатель Виктор Астафьев. Мать – Нина Веселова, журналист, писатель, сценарист.
Печаталась в вологодской прессе, в «Литературной России», журналах «Нева», «Очаг», «Мир женщины», «Вологодская литература», «День и Ночь», «Невский Альманах», «Искусство кино» и других.
В 2001 году у нее вышла повесть «Чужая война» и сценарий полнометражного художественного фильма по роману Олега Куваева «Территория» (2002). В 2005 году родилась пьеса «Письма к отцу». В 2010 году увидел свет первый роман Анастасии Астафьевой «То, чего не было».