Особенно за рубежом. Потому что последнее, что там безусловно уважают из русского, – это именно писательство. Иначе бы не стали заявлять русскую литературу темой международной книжной ярмарки в Хельсинки.
В октябре Хельсинки – весьма депрессивный город, серый, пасмурный, продуваемый балтийским ветром. Однако Мессукескус, то есть ярмарочный центр в районе Пасила, был как бы отдельным государством, вырезанным из финской реальности. Там всё и случилось.
Островок русской реальности под общим заголовком «Читай Россию», мэтры отечественной словесности, о которых уже рассказал Дм.Новиков… Выйти в город проветриться практически не пришлось. Мероприятия шли один за другим с утра до позднего вечера.
Где-то напротив нашего стенда скромно обозначило себя литовское издательство Rytas, пожалуй, самое скромное на всей ярмарке, к литовцам почти никто не подходил, чуть поодаль проходили какие-то детские программы и даже кулинарные мероприятия с дегустацией… Это особенность финской ярмарки – на ней и вокруг нее обильно едят и пьют. Однако книжки покупают так же активно, особенно после авторских презентаций, и это радует.
Финляндия – до сих пор читающая страна, и я встретила на этой ярмарке массу своих старых читающих и пишущих знакомых финнов, правда, под конец обозначилась такая странность. Если в какой-то точке мира происходит некое культурное событие с участием финнов, то это непременно мои знакомые финны. Я всех их прекрасно знаю. Мы встречаемся на культурных мероприятиях уже два десятка лет подряд. Впрочем, может быть, они то же самое думают про меня: это опять она…
А вот со многими русскими гостями я прежде была знакома только заочно: писатели Валерий Попов и Евгений Попов, Александр Кабаков, Роман Сенчин, Людмила Улицкая, Борис Акунин… Где-то в гуще этих сливок плавали мы – я, Новиков и Бушковский – как ягоды клюквы, свежая северная кровь. Помимо собственного мероприятия – рассказа о путешествии в финскую Лапландию – мы участвовали, в частности, в дискуссии о малой родине и ее отражении в литературе. Я там еще высказала мысль, которой вообще-то делюсь почти на каждом собрании, что русская литература всегда носила имперский характер, то есть полотно ее ткалось из пестрых национальных нитей… Меня потом за «смелость» почему-то благодарили наши мэтры, за то что не побоялась употребить слово «имперский». Но ведь это же просто определение, а не ругательство, какая уж тут смелость.
Современную русскую литературу переводят и читают в Финляндии, несмотря на санкции и пр. вылазки, направленные на подрыв отношений. Русофобии в Финляндии давно уже нет, случаются только потявкивания, так они случались и прежде. По словам Евгения Водолазкина, роман которого только что вышел на финском языке («Лавр»), финская публика ему лично очень близка: «Я из Петербурга, мы вообще одна семья».
Ну, с этим я бы не согласилась. Все же у финнов иная ментальность, разность становится тем очевиднее, чем глубже погружаешься в финский мир – чистый, уютный, но все же иной. Наверное, русская литература привлекает финнов именно своей инаковостью.
Фото с сайта www.bookunion.ru