Армения встретила ее гаммой коричневых оттенков, удивительным сочетанием неба, солнца и розового туфа, фонтанчиками с питьевой водой, абсолютным несоблюдением правил дорожного движения, болтающимся посреди улицы, прямо над проезжей частью, сохнувшим бельем и персиками, которые были повсюду…
«Боже мой, рай! Я в раю!» – подумала она.
Долгожданный отпуск. Подруга буквально силой заставила остановить вечное колесо со словом «надо», прервать работу, не услышать вздохов близких, не заметить осуждающего взгляда ее молодого человека и сесть в поезд… В Армению, в отпуск! Странно, тогда, в 80-е прошлого века, это было гораздо проще, чем теперь.
Три дня в Ереване промелькнули одним большим выдохом удивления. А Ленинакан встретил резким очертанием улиц и домов, все той же гаммой коричневых оттенков, палящим солнцем и каким-то особым, с дымкой, армянским небом.
Экскурсия обещала быть интересной. В автобус, когда все уже расселись, вошел черноволосый худощавый юноша и на очень чистом русском представился: «Я ваш экскурсовод».
Увлеченная его рассказом, в какой-то момент она вдруг встретилась с его черными глазами, улыбнулась ему и поправила свои золотистые волосы. Когда экскурсия закончилась, они с подругой подошли к экскурсоводу:
– Вы не могли бы с нами сфотографироваться?
Он улыбнулся.
– У меня всегда проблемы с фотографиями, но давайте.
Их щелкнули на слайдовую пленку, и она уже хотела попрощаться, как он вдруг предложил: «А хотите я буду завтра вашим персональным гидом и покажу город?» Предложение ей понравилось. Она спросила, можно ли взять подругу.
–Да, кстати, давайте познакомимся. Ашик.
– А я Саша.
На следующее утро она почему-то решила постричься. Когда сидела в маленькой душной парикмахерской, поймала себя на мысли, что ни разу за эти дни не вспомнила о доме.
Ашик уже ждал их в назначенном месте. Увидев, он окинул ее взглядом и вдруг с досадой воскликнул:
– Ох, зачем вы это сделали?! Вы же с этой прической стали похожи на занудную учительницу.
Она хотела обидеться. Но его восклицание было настолько искренним, что она вдруг рассмеялась.
С этой минуты стало удивительно легко. Они болтались по городу, что-то ели, куда-то заходили. И почему-то вдруг оказались вдвоем посреди черной бархатной армянской ночи, на скамейке. Когда и как исчезла тактичная подруга, она не заметила. Они смотрели на небо, он говорил с ней о Боге. Рассказывал о себе. Оказывается, он учился в духовной семинарии. Потом просто молчали.
Он спросил, сколько они пробудут в Ленинакане. Ответив, что завтра последний день, она вдруг расстроилась и беспомощно на него посмотрела.
– Вы никогда не задумывались, – сказал он, глядя куда-то, – как мы суетливы?
Помолчал и вдруг неожиданно:
– Я знаю, что ты мне нужна… Я увидел тебя и сразу это понял.
Она растерялась. То, что этот человек чем-то очень сильно подействовал на нее, она осознавала, но говорить о любви ей казалось таким преждевременным… А он будто и не ждал никакого ответа, ему было важно понять что-то в себе самом.
На следующий день они поехали дальше по своему маршруту. Подруга спросила ее: «Что-то было?» Но отвечать ничего не хотелось.
Когда, вернувшись домой, проявили слайдовую пленку, она с изумлением разглядывала тот кадр, который сделали после экскурсии. Мистика, но от Ашика остался только кончик торчащей кепки.
Позднее она получила от него письмо. Он писал, что думает о ней…
В ящике стола постепенно росла стопочка писем с красивыми армянскими почтовыми марками и уже таким знакомым почерком. Они становились все ближе. Письма давали возможность раскрыться, писать о своих мыслях, чем-то делиться. Она понимала, что встретила незаурядного, очень глубокого человека, который почему-то ее выбрал.
Под его влиянием она стала больше читать, задумываться о том, что раньше никогда не приходило в голову.
«Знаешь, – написал он ей как-то, – отношения двух людей – это огромнейшая и кропотливейшая работа, труд, который требует большой самоотдачи…»
И однажды она написала ему в письме только одну фразу: «Я жду тебя, приезжай!».
Он не успел. Землетрясение оборвало его жизнь.
Несправедливо, когда смерть разлучает предназначенных друг другу. Но страшней, если человек, прожив жизнь, так и не встретит того единственного, который предназначался только ему.