«Да, у меня нарушение координации. Да, у меня нечёткая дикция, с первого раза не всегда понятная речь. И что же мне теперь – закрыться в четырёх стенах?» Лилия Коновалова об одном дне из жизни инвалида.
Прошло уже несколько лет с того дня, как меня попросили, мягко говоря, покинуть санаторий «Белые ключи». Что же там произошло?
В петрозаводский санаторий «Белые ключи» я приехала по путевке из Медвежьегорска. Был вечер, меня поселили в двухместный номер на четвертом этаже – холодном, мрачном, неуютном. На две палаты один санузел и одна раковина. Однако речь в моей истории пойдёт не об этом.
Немного освоившись, решила самостоятельно осмотреть здание, так как никто не познакомил ни с режимом санатория, ни с тем, что где расположено. Сказали только, что в 9 утра завтрак 1-м этаже, а после регистрация и осмотр врача.
Здание «Белых ключей» окружено забором, при въезде охранный пункт со шлагбаумом, что придаёт санаторию солидный, респектабельный вид. И тем менее это не мешает проводить здесь же, правда, в другом крыле, торжественные вечера, одновременно используя и как гостиницу.
Выйдя из здания, познакомилась с двумя молодыми людьми. Как выяснилось, они здесь справляли свадьбу лучшего друга. Побеседовав с новыми знакомыми, поднялась к себе в номер.
А утром всё и началось… Я уже собралась было спуститься к завтраку, когда пришла горничная и сказала, что меня переселяют на 3-й этаж, дескать, так мне будет ближе ходить на процедуры, которые на втором этаже. Она помогла мне перенести вещи. Номер оказался более приличный, даже стол с телевизором были. Едва я всё распаковала, как вновь пришла горничная, уже другая, чтобы сопровождать меня на регистрацию. Она закрыла за меня дверь номера, поддерживала меня на лестнице, даже документы мои несла, боясь, наверное, что я их потеряю. На моё: «Я сама» отреагировала будто на лепет детсадовца. И пока меня оформляли, мой «телохранитель» ни на шаг от меня не отходила. Собралась уже было провожать до кабинета врача, но я робко спросила: «Можно ли вначале позавтракать?». Отведя меня в буфет, горничная удалилась, а я с облегчением вздохнула. Однако с этого момента всё и началось.
Народу в столовой почти не было, основная масса уже поела, заходили только вновь прибывшие. Меня посадили в центре зала за овальный стол с белой скатертью, на котором, как и на других столах, стояли нетронутые порции, тарелка с хлебом, сыр, масло, чайник и столовые приборы. Съев творог и отказавшись от каши, я попросила чай и, размешивая, разлила его.
Лужа на столе не осталась без внимания. Тут же позвали врача, первый её вопрос – я даже не сразу поняла его: «Ты всегда так ешь?». Обескуражив меня этим, продолжала: «Мы тебя сегодня же выписываем!». Я всё ещё никак не могла врубиться, что же я совершила, за что меня выгоняют. А врач уже обратилась к женщине, подсевшей за стол завтракать: «Вы представляете, все 21 день видеть такое!?». Та ничего не ответила, но выражение её лица говорило само за себя. Затем доктор что-то ещё сказала про эстетический вид и жестом указала проходящей мимо даме на мой пролитый чай. Дама, по-видимому из начальства, вынесла вердикт: «Что ж, решайте вопрос». «Ты пока иди в номер, отдыхай, – скомандовала врач, – а я забираю твои документы, позвоню в фонд социального страхования и буду договариваться насчёт машины».
Вернувшись в номер, я постепенно стала приходить в себя. Моя соседка по комнате, бабушка лет семидесяти, пыталась выяснить у меня, когда же я наконец уеду. Вновь пришла врач, принесла документы и сказала, что машина скоро будет. Ко мне вернулся дар речи, я попыталась возразить: «Не хотите вы меня кормить со всеми, приносите еду мне в палату». На что доктор заявила: «У меня нет такой возможности носить тебе еду в номер». И всё пошло по второму кругу!
Ну пролила я этот злосчастный чай, что ж теперь казнить меня надо? Врач стала объяснять, что здесь в санатории больные люди приехали отдохнуть, подлечиться… что здесь нужно общаться, а со мной как общаться… и вообще, в одном номере со мной жить и то проблематично. «А если все отдыхающие начнут жаловаться мне на тебя, что тогда? – вопрошала она. – А у меня ещё здесь находятся беременные женщины, им каково на тебя смотреть? Представляешь их психологическое состояние?». Сказав, что фонд социального страхования обещал дать путёвку в другой санаторий, врач напоследок заявила, что мне нужно не по санаториям ездить, а в больнице лечиться. С этими словами она удалилась, а я уже в который раз за сутки начала всё складывать.
Потом пришла горничная, сказала, что машина уже ждёт и мне надо поторопиться. Зачем-то раскрыла настежь дверь, видя, что я не одета. Наспех, кое-как запихала мои вещи в сумку, помогла мне спуститься, хотя спешить-то особо было и некуда: машина принадлежала санаторию. Женщина-водитель, тоже работник санатория, справилась для начала, умею ли я здраво мыслить и говорить, затем долго пыталась выяснить, есть ли у меня справка на бесплатный проезд.
В машине мы с ней разговорились, я рассказала о себе. Сама по себе неплохой человек, она прониклась ко мне сочувствием. Купив мне билет (до автобуса ещё оставалось три часа), предложила покататься по городу, по её рабочим делам. И даже пообещала, что заедет со мной в Министерство здравоохранения, мне туда надо было бумаги отдать. Постоянно созваниваясь с санаторием, она вдруг сказала: «Директор срочно требует машину. Тебя есть кому проводить?». Я кивнула. Высадив меня на скамейке у автовокзала, она уехала. И это несмотря на то, что по заключению врача «Белых ключей» мне необходим сопровождающий! Но моя дальнейшая судьба никого не интересовала.
Чтобы не мёрзнуть час на улице, я попросила мужчину занести мой багаж в здание автовокзала. Дядечка с удовольствием выполнил мою просьбу, пожелал мне удачно добраться домой.
Мысленно прокручивая случившееся, я вспомнила молодых людей, с которыми познакомилась накануне. «Какой яркий контраст!» – думала я. Врач, оскорблявшая меня, и эти парни, которые отнеслись ко мне столь внимательно. Вновь и вновь я возвращалась к словам доктора, тщетно силилась понять: если мой образ так безобразен и даже вреден для окружающих, то как же со мной общаются преподаватели в университете, однокурсники, вообще люди на улице? Почему друзья ходят со мной по кафе, барам, совершенно не заботясь о том, что я испорчу кому-то аппетит? Я часто обедаю в студенческой столовой и что-то мне ни один человек не сказал, что я не так ем, не так пью, никто не указал на дверь, напротив, каждый старается помочь, поднести поднос, к примеру.
Да, у меня нарушение координации. Да, у меня много насильственных движений. Да, у меня нечёткая дикция, с первого раза не всегда понятная речь. И что мне теперь закрыться в четырёх стенах, чтобы не дай бог своим ужасным видом кого-то не напугать? Или лучше всего вообще собрать всех инвалидов и отослать их куда-нибудь на необитаемый остров, чтобы не мозолили глаза людям. Выживут так выживут, а нет, да и чёрт с ними, меньше проблем!
Я пишу всё это вовсе не для того, чтобы вы пожалели нас, инвалидов. Жалость – разрушающее чувство! Но если человек с ограниченными возможностями просит вас о помощи, протяните ему руку, не отталкивайте его. Если же он может справиться сам – не унижайте его чрезмерной опекой, он и так страдает, что не может делать всё так, как здоровые люди…