Памяти революции
Некоторое время – впрочем, длительное уже, преследует меня странное ощущение как-бы-жизни, и это «как бы», прочно засевшее в ткани обыденной речи, в данном случае ничуть не сорное выражение. Изъясняясь по-научному, нет чувства укорененности в бытии. То есть нет того завтра, в которое мы с детства привыкли верить. Несмотря именно на детскость посыла, жить, ощущая впереди некую известную, хотя и иллюзорную, цель, было как-то легче, равно как и проще было проецировать себя в будущее. И вот оно, это будущее, наступило. А вместе с ним пришло смутное ощущение конца истории.
Постойте, но разве не этим заканчивается коммунистическая доктрина? Наступает коммунизм, а что будет потом, ни одни философ так и не решился заявить. Ситуация патовая, конец времен, как в библейском Апокалипсисе. Так может быть, коммунизм сам собой взял и тихо наступил, а мы этого не поняли? Ну, не в таком виде, в котором мы его ждали, но ведь ход истории всегда корректирует наши чаяния. Вот же оно – товарное изобилие. Давайте представим, что трудящиеся конца семидесятых возвращаются с работы домой, и вдруг на перекрестке Ленина и Дзержинского миражом встает «Сигма», в которой свободно продается – не может быть! – зеленый горошек, майонез и капроновые колготки (про другое я уже молчу). Ну разве это не счастье?
Насколько далеко простирались мечты рядового советского человека? Ненамного дальше «земного рая» с молочными реками и кисельными берегами – для всех, не только для себя. «Сидевшие в грязи» рабочие мечтали о городе-саде, который находился на расстоянии всего-то четырех лет. И вот современные рабочие сидят, получается, на развалинах того сада, которым теперь представляется царство социализма, то есть буквально на руинах заводских цехов и пролетарского соцкультбыта: заводской библиотеки, столовой, поликлиники, клуба и пр. И так же жуют. Ну, не подмокший хлеб, а что бог пошлет на день текущий.
В пору моей службы в охране завода «Авангард» трудящиеся, совершая обход заводской территории, обнаружили вход в бомбоубежище, в чреве которого хранились консервы с советских еще времен. И, поскольку зарплату платили нерегулярно, консервы эти употребили по назначению. Кстати, никто не отравился, но жуткая у меня тогда возникла ассоциация: завод – как разлагающееся тело дракона, которое дает пищу стервятникам. Кража цветмета с заводской территории, с которой, собственно, и боролись охранники – пример того же порядка. Цветмет тащили сами рабочие, чтобы продать и как-то прокормиться… Может быть, на других предприятиях картина была иной, но там было именно так. И вот скажите, какую такую эфемерную цель может иметь подобное прозябание на рабочем месте, кроме цели просто дожить до зарплаты? Да, дожить, чтобы раздать долги, пару раз сходить в магазин, а потом ждать очередной получки.
Такую жизнь ради воспроизведения простого физического существования ведет множество людей вокруг нас. И никто не обещает им ничего иного, кроме разве что загробного воздаяния. Еще и по этой причине Россия становится все более клерикальным государством, в котором «духовной жаждою томимые» люди неизбежно обращаются в лоно церкви, не находя ничего иного. Рьяными неофитами становятся прежде весьма рациональные граждане, не только из числа обездоленных. Ничего плохого нет в искреннем обращении к вере, однако не до такой же степени, чтобы рассуждать на уровне полуграмотного прихожанина о рае, где растет виноград, и аде, в котором черти жарят грешников. А ведь рассуждают – даже некоторые высокопоставленные чиновники, бывшие в юности своей продвинутыми интеллектуалами. Знаю, общалась. Окунувшись в московское околоправительственное бытие, обретя статус и квартиру в престижном центре, они вдруг ощутили ту же пустоту как-бы-жизни и полное отсутствие перспективы, кроме именно что загробного воздаяния по заслугам. И я вдруг с удивлением обнаружила, что они втайне завидуют стихотворцам, художникам и прочим нищебродам-творцам, которым дано то, что не даст ни одна карьера: именно прорыв в инобытие.
Хотя, казалось бы, что еще человеку надо, когда у него вроде бы все есть? (Убеждение бытовало и при советской власти. Именно наше поколение, вроде воспитанное на принципах нестяжательства, повзрослев, разграбило страну). В том-то и дело, что человек – существо избыточное во всем. Ему мало просто размножаться – подавай любовь. Мало утолить голод – еда должна быть вкусной. Мало срам прикрыть чем попало – одежда должна быть модной и чистой. Человеку вообще мало окружающей действительности – нужен еще мир фантазий и грез, из которого вырастает вторая реальность: книги, фильмы, музыка, картины… Как ни странно, этот надуманный мир – практически единственное, что остается незыблемым по прошествии времени. Рушатся даже храмы, однако стихи не меркнут.
Помнится, коммунизм настаивал на принципе «каждому по потребностям». А кто определяет эти потребности? Выборная комиссия, что ли? Или сам человек? Люди избыточные вроде бы умеют обходиться малым, тогда как материальные запросы людей-потребителей безграничны. Вроде бы это так, но на отечественной почве произрастает и какая-то новая разновидность человека, которому по определению вообще почти ничего не нужно. Вот, сразу после увольнения из кинологической службы завода «Авангард» в бюро по трудоустройству мне предложили работу в женской колонии (кинолог я непьющий, это ценно). Мой отказ вызвал крайнее удивление: «А что вам еще нужно? Там обмундирование казенное, паек и платят неплохо». Действительно, чего еще-то желать? Трудовой стаж капает, кормят наготово, одежонку кой-какую дают… Так может, правительство всему населению выдаст казенные штаны, назначит паек и отпустит на все четыре стороны, все равно ведь почти никто уже ничего производит. И все наконец будут счастливы. Нет, ну а что нам еще надо-то?
Был еще второй коммунистический посыл: «от каждого по способностям», наверное, имелась в виду самореализация, самоактуализация личности. Если набрать слово «самоактуализация» в поисковике, непременно выскочит пирамида американского психолога А. Маслоу:
«Я совершенно убежден, что человек живет хлебом единым только в условиях, когда хлеба нет, – разъяснял Маслоу. – Но что случается с человеческими стремлениями, когда хлеба вдоволь и желудок всегда полон? Появляются более высокие потребности, и именно они, а не физиологический голод, управляют нашим организмом. По мере удовлетворения одних потребностей возникают другие, все более и более высокие. Так постепенно, шаг за шагом человек приходит к потребности в саморазвитии – наивысшей из них».
Судя по фамилии, американский психолог Маслоу – славянского происхождения, однако на русской почве его теория как раз-таки разъезжается по швам. Набившие желудок личности отнюдь не выходят в высокие сферы, а, когда хочется «духовности», довольствуются примитивными песенками и зрелищами. Да и вообще чего тогда стоит человек, если он вспоминает о саморазвитии, только грубо нажравшись и вдоволь натрахавшись (см. основание пирамиды)? Избавиться от неудач – вообще недостижимый посыл, неудачи неизбежны, но они только закаляют характер и дают импульс развития…
Наверняка большинству российских граждан пирамида Маслоу кажется, мягко говоря, странной, однако похоже, что именно на ней базируются профильные предметы в неких академиях – госслужбы или каких других, где некогда обучалось наше правительство. По случаю вспоминается выступление одного местного начальника, г-на Н. Ностальгируя по интеллигентской питерской юности, он невольно воскликнул: «До искусства ли мне было, когда у меня был всего один костюм?» Сейчас у него костюм наверняка не один, а может быть, даже семь – на каждый день недели, однако ему по-прежнему не до искусства. Нет, надо ли объяснять, что ради этой самореализации человек способен пожертвовать безопасностью – это уж точно, успехом, почитанием и пр., выбрать скудный паек и т.п.?
Наверное, все-таки надо. Потому что политика правительства по отношению к рядовым гражданам у нас явно исходит из принципа: а давайте набьем супермаркеты жратвой (с ГМО), китайским тряпьем (которое расползается после первой стирки), дисками с попсой и порнухой… И чего еще-то трудящимся надо? Про «неуклонный рост народного благосостояния» никто стыдливо не вспоминает. Про объективное существование некоего духовного космоса – а это вообще чё такое? Кстати, Маслоу сам понимал, что прозябание на нижних слоях пирамиды никак нельзя назвать настоящей жизнью, а только суррогатом ее. Вот же она и есть, как-бы-жизнь, суррогат, в котором мы давно судорожно трепыхаемся, бьем лапками, как та лягушка (причем ОНО – явно не сметана). Даже преступления стали страшно и нелепо мелочными. Убивают не из ревности и не по идейным соображением, а за пин-код банковской карты или пять тысяч рублей. Далеко не случайно в языке поселилась частица-паразит «как бы»: это как бы журнал, вчера посмотрел как бы фильм. Язык как никакая иная структура отражает общественное сознание, равно как и коллективное бессознательное, а в последнем, очевидно, крепко укоренилось всеобщее ощущение как-бы-жизни.
В советском атеистическом обществе «духовный космос» был, как ни странно, гораздо обширней. Я ставлю кавычки, потому что дух считался чисто гипотетическим понятием, плодом высшей нервной деятельности и как нечто нематериальное попросту не существовал. Вот ведь какой огромный получается парадокс: духовного космоса объективно не существовало, но он был, и храмы возводились по всей стране атеистические – то есть библиотеки. В них служили жрицы – библиотекарши, составлявшие некую отдельную касту советского общества. Широко образованные, нарочито асексуальные (не одно кино снято про это), полностью посвятившие себя служению великой Книге… Стереотип советской библиотекарши – это вывернутый наизнанку образ жрицы любви, аналогия хорошо прослеживается в фильме «Влюблен по собственному желанию» – встреча с невзрачной библиотекаршей полностью меняет жизнь и сознание мужчины, а ведь именно этого и добивались жрицы древних храмов. Только там секс стоял в начале, а в фильме – в конце. (Знаменательно, что сейчас активно сокращается сеть библиотек, или храмов, способных изменить сознание). Сама пирамида ценностей – в теории по крайней мере – в советском обществе была перевернутой. Великая избыточность советского человека произрастала на скудном пайке, ширпотребовской одежде, а что касается безопасности – сами понимаете. Но неужели иначе быть не может?
Или само мое недоумение следует из того, что при всем неприятии советского мироустройства мы все равно остаемся людьми советской закваски (хорошо, лично я остаюсь и одновременно не приемлю). Поэтому единственное, что некогда удержало меня в моей стране, был именно духовный космос, который мы вроде бы не ощущаем, как воздух. Но стоит перекрыть кислород, и мы начинаем задыхаться, в панике ловить губами ускользающее бытие, как вынутые из воды рыбы. Вот именно это сейчас и происходит. По крайней мере, со мной.
А еще у меня, как у «советского» человека, возникает резонный вопрос: а существует ли вообще какая-то более-менее внятная программа развития нашей страны в целом? Вроде бы у нас функционирует Министерство экономического развития. Ну и куда движемся? Как пытаемся вписаться в постиндустриальный пейзаж? Я так подозреваю, что мы строим некое общество изобилия товарного фуфла, обитателям которого действительно больше ничего не нужно. Причем фуфло относится не только к шмоткам, но и к бывшей духовной сфере – книгам, театру и кинопродукции, потому что большая половина «разумного, доброго, вечного» нынче тоже имеет приставку «как бы».
А насчет того, что вдруг у нас уже коммунизм, – это я так ерничаю, конечно.