Заманчиво начать эту беседу фразой из фильма «Москва слезам не верит»: «Георгий Иваныч, он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора, здесь проживает?». Но, во-первых, это слишком уж было бы очевидно, а во-вторых, заслуженного артиста Карелии Георгия Владимировича Николаева до не столь давнего времени все и всегда звали только Юрием.
Парень с окраины
– Мы жили бедно. Отец работал, а мама сидела с тремя детьми, у меня еще старший брат и младшая сестра. Подрабатывала, конечно. Ходила мыть полы. Жили мы в однокомнатной хрущевке: из всей обстановки – шкаф, стол, радиола, телевизор черно-белый на тумбочке. Комната от прихожей отделялась занавеской. Я в детстве болезненный был и часто сидел дома один. Откуда взялась эта тяга к лицедейству? Забирался на стул, отдергивал занавеску и начинал представление. Для себя, любимого. Обожал пародировать – Анну Герман, Аллу Пугачеву (пел: «Арлекино,. Арлекино, есть одна нога на всех!»), Николая Гнатюка, Валерия Леонтьева, Софию Ротару. Потом уже на школьных вечерах удачно перевоплощался в Клару Румянову, которая озвучивала Зайца в «Ну, погоди!». Пел ее голоском: «Мы в город изумрудный идем дорогой трудной…». Ротару, например, еще и костюмировал: набрасывал на голову полотенце, концы которого свисали по обоим сторонам лица, она тогда длинные волосы носила, клал в носки под пятки кубики – получалось, что я вроде как на каблуках…
– Я помню, как вы только-только начинали в театре «Творческая мастерская» (ныне – Театр драмы Республики Карелия – И.Л.) – Олег Липовецкий, Виктория Федорова, Наталья Мирошник, Ирина Старикович, Дмитрий Максимов, Ольга Саханова, вы. Все неправдоподобно по-гоголевски взбутетененные и в то же время – хрупкие и целомудренные как ангелы.
– Вы вот Николая Васильевича помянули, а я с оркестром Карельской филармонии читал «Гоголь-сюиту» – про то, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем!
– На восьмом международном фестивале искусств «Белые ночи Карелии» в Петрозаводске с оркестром студентов Петрозаводской консерватории под управлением автора композиции «Возвышенное и земное. Моцарт. Письма» народного артиста Саулюса Сондецкиса вы читали письма великого музыканта…
– Должен был их исполнять великолепный артист и режиссер театра кукол имени Образцова Андрей Денников, но он уже был неизлечимо болен, и накануне премьеры ему стало плохо. Всю ночь устроители искали артиста, который бы согласился сыграть сложнейшую роль буквально с листа. Очень горжусь, что выбрали меня.
– Не было страшно?
– Я с детства мало чего боюсь. Еще когда был в подготовительной группе детского сада, один без провожатых ходил рвать зубы. При этом действительно жил стеснительно и, не по-земному, наивно. Хотя был и председателем советов пионерского отряда, дружины, секретарем комсомольской организации, членом бюро районного комитета ВЛКСМ. А, когда умер Брежнев, рыдал вместе с мамой – думали, война начнется.
– Иронизируете…
– Нисколько. Правда, плакал еще и от обиды на нашего дорогого Леонида Ильича: он умер в день рождения моей одноклассницы, которую я так любил, так любил и так жадно хотел придти к ней домой.. А из-за смерти Брежнева праздник моей любимой отмечали тихо, по-семейному.
Семейный портрет в интерьере девяностых
Учась в школе, Георгий Николаев занимался в разнообразных кружках – играл на альтгорне в духовом оркестре, но испугался, что губы станут толстыми, и бросил, два года осваивал баян, пел в хоре. Благодаря последнему попал в театральную студию кондопожского Дома культуры, где провел семь лет, с четвертого по десятый класс.
– В Дом культуры пришла работать молодая педагог-организатор и придумала поставить на сцене сказку Андерсена «Дикие лебеди». Вроде новогоднюю сказку, но сказку музыкальную. И мы, мальчики из хора, должны были играть и петь партии принцев. Короче, меня в этом спектакле покорило всё, особенно костюм – из парчи изумительной, да еще – корона на голове. И после этого моя жизнь раздвоилась: одна шла обыденно в школе, вторая – феерично – в театральной студии.
– И…
– Я долго сомневался, куда поступать после школы, – в Институт культуры в Ленинграде, в Карельский педагогический институт на факультет иностранных языков, пока в итоге не оказался в Карельском колледже культуры на отделении режиссуры массовых мероприятий. А после получил направление в Костомукшу, в школу искусств, где преподавали и хореографию, и изобразительное искусство, и хоровое пение. И я стал вести театральное дело. Конечно же, почти сразу набрал собственную студию.
– Справились с ролью мастера?
– Я не варился в собственном соку, ездил на курсы повышения квалификации в разные города. Привозил оттуда целый чемодан идей. Может, из этой студии и вырос бы впоследствии свой театр. Но в Костомукшу приехал на гастроли наш Музыкальный театр, и моя знакомая, которая там служила, сказала, что Иван Петрович Петров набирает студию в «Творческой мастерской». Я поехал, показался и меня приняли.
– Думаю, вам повезло, что именно Петров руководил в то время театром – он вас, всех его выпускников, провел через школу психологического театра, подчинив ей заложенные в вас и с блеском оживавшие на сцене приемы бурлеска, водевиля, пародии, гротеска…. В общем то, что именуют школой представления.
– Но сам же Иван Петрович поставил бульварную пьесу Рея Куни «№ 13», которая, кстати, выдержала на сегодня уже 250 представлений.
– И в которой вы играете одну из главных ролей, подтверждая еще раз свое реноме непревзойденного характерного артиста…
– А что такое характерный артист? Его принято противопоставлять актеру, который играет психологию, внутреннее содержание роли. Но ведь это неверно. Характерный артист не просто создает характер определенного типа, но и народа, эпохи, общественной среды.
– Вам с такими рассуждениями впору Гамлета играть…
– А какой он был на самом деле, принц датский? Общеизвестно, что, когда фильм Григория Козинцева «Гамлет» с Иннокентием Смоктуновским вышел на экраны, великий актер бросил в сердцах: «Про….. картину!», имея в виду, что его герой совсем не соответствовал шекспировскому замыслу. А что касается меня… Один небезызвестный заезжий режиссер, увидев меня в театре, сказал, обращаясь к моим коллегам: «Что ж, пора вам ставить «Гамлета, – и, указывая на меня, – Клавдий у вас уже есть». На что я добавил: «Просьба – без Гамлета!».
– Жаль, что не сложилось. Зато вы поразили всех – и публику, и критику, и власть предержащих своим Петром Верховенским в постановке «Бесов» Достоевского режиссера Андрея Тупикова (премия «Онежская маска» за лучшую мужскую роль в сезоне 2001 – 2002 года и премия Главы Республики Карелии «Сампо» – И.Л.) От прежних персонажей Николаева в Петруше остались безвкусные сравнения, дешевая литературщина, французские слова в виде отдельных вкраплений — и при этом известная живость рассказа, как у Хлестакова в знаменитой сцене вранья.
– В девяностые во мне шло, очевидно, накопление и чувств и дум. Чтобы наступил неожиданный всплеск уже в начале века. Плюс к этому атмосфера в театре была очень творческая.
– Действительно, при Иване Петрове вы оправдывали свое имя – театр «Творческая мастерская» – на все сто процентов.
– Поверьте, мы до сих пор стараемся. Может, не все получается, может, время другое, но мы стараемся.
Другой человек
Жаль, что в Петрозаводске нет театра, подобного тем, что существуют в Париже и называются театрами Бульваров. Или подобного варьете «Летучая мышь», что создал в начале двадцатого века Никита Балиев. Или театру пародий «Кривое зеркало», основанного в то же время знаменитым театральным критиком Александром Кугелем, где между прочим режиссером служил Николай Евреинов – величина, если и не равная Мейерхольду, то уж никак не меньше Таирова или Вахтангова.
– Конечно, и то, что мы участвовали и побеждали во всероссийском фестивале капустников «Веселая коза», и на фестивале актерской песни имени Андрея Миронова могло сработать на эту идею. И московский режиссер Андрей Тупиков мог бы ставить в таком театре спектакли, не уступающие его же «Зойкиной квартире», о менее серьезных я и не говорю. Но, видимо, для меня лично это время уже позади. Я философски смотрю назад и не грущу. Так же философски рассуждаю о сегодняшнем дне. Все-таки через год исполнится сорок пять…
– «Года к суровой прозе клонят?»…
– Последнее время я много размышляю о том, что делается на театре. Какое право имеет артист выходить на сцену и смотреть в зал стеклянными глазами, если ему нечего сказать? Я говорю о театре вообще. У меня очень долгое время был внутренний кризис. Он начался еще во время простоя, когда «Творческую мастерскую» закрыли пожарные. Не выходил никуда из дома. Занимался самоедством. И даже собрался в Москву, к Александру Ширвиндту в Театр Сатиры. Но в один прекрасный день понял, что никакого толку в этом затворничестве нет. Если сам не буду предлагать и искать новые формы творческого проявления. И еще – я много читал.
Вместо реплики
«Кто-то сказал такую глупость, что актер не должен быть умным – должен быть чистым листом. Может, это раньше и было в провинциальных театрах, но современный актер должен быть синтетическим. Он должен много читать», – Марк Захаров, главный режиссер Театра Ленком.
– Недавно прочел пьесу Василия Сигарева «Алексей Каренин». Вот роль, какую хотелось бы сыграть. Пусть я родился не в аристократической семье, пусть не говорю по-французски и не боготворил в юности Анну Ахматову, но Каренина я бы сыграл – я тоже, как и он, знаю, что такое измена, помню, как я ее переживал. И вообще, сегодня у меня есть острое желание делиться своими переживаниями с публикой.
Я стал совершенно свободным в выборе. Делаю песенные программы, сотрудничаю с филармонией, режиссирую концерты. Да и в театре сложился пазл – питерский режиссер Александр Невинский ставит спектакль «Другой человек» по одноименной пьесе Петра Гладилина, где мы играем вместе с Ириной Старикович (Премьера спектакля – 11 и 12 апреля – И.Л.)
– Я прочел пьесу и, примеряя ее на вас, думаю, что вам, Георгий Владимирович, похоже, даже не надо вживаться в жизнь вашего героя, настолько она перекликается с вашей собственной. Даже в деталях – ведь он играет на трубе.
– Отвечу словами героя пьесы: «Ах, если бы про меня написали в газете и поместили рядом мою фотографию, я бы так не мучился, кто я и что я, почему я. Все моментально стало бы на свои места».
Выход на поклон
Пьеса Петра Гладилина «Другой человек» заканчивается шумом детских голосов за сценой. Воображаемый мною Георгий Николаев выходит на сцену с сыном Евгением, известным в России скейтбордистом, и дочкой Дашей. Она часто ходит на папины спектакли и просит дать хоть в каком-нибудь роль девочки, пусть даже совсем маленькую. На что обожающий ее до мурашек отец, склоняясь в поклоне, шепчет дочке: «Прежде полетай по облаку, пока небо не кончится».
