Интернет-журнал «Лицей»

Всё будет хорошо!

Петрозаводск, набережная. Фото Михаила МешковаОнежское озеро  для  петрозаводчан  всегда  будет  границей  между  Вчера  и  Сегодня,  главным  ориентиром  во  времени  и  пространстве.

 

 

Иногда, засидевшись  за  письменным  столом  допоздна  летней  ночью,  которую и  ночью-то  не  назовёшь – так,   сумерки,  я  гляжу  в  окно  и  вижу,  как  багровый  шар  солнца  выкатывается  из-за  горизонта.  Первые  лучи  падают  на  тёмную  воду,  окрашивают  в  нежно-розовые  тона  спящий  город.  И  тут  же  царящая  за  окном  тишина  нарушается   весёлым  птичьим  пересвистом.  Это  подаёт  признаки  жизни  старый парк.

 

Так  приходит  новый  день. Солнце  нового  дня  живёт  где-то  за  Онежским  озером,  за  скалами  Бараньего  берега.  Однажды  мне  даже  приснилось,  будто  именно  там  находится  вход  в  рай.  Не  уверен,  что  там  действительно  есть  что-то  мистическое.  Но  что  верно,  то  верно:  озеро  для  петрозаводчан  всегда  будет  границей  между  Вчера  и  Сегодня,  главным  ориентиром  во  времени  и  пространстве.

 

Здесь  все  дороги  ведут  либо  к  озеру,  либо  параллельно  озёрному  берегу.  Вообще,  мне  кажется,  что  в  этой  воде  отражается  сама  душа  города. Впрочем,  о  любом  городе  можно  сказать  очень  многое,  приглядевшись  к  водоёму,  на  берегу  которого  он  расположен.  Какой-нибудь  маленький  городок  в  средней  полосе  России,  прилепившийся  к  устью  большой  реки,  обязательно  напоминает  мелкую  рыбёшку,  выброшенную  на  сушу  и  обречённую  нелепо  умирать  вдали  от  всех  мировых  страстей.  Питер  с  водой  его  рек  и  каналов,  загнанных  в  каменный  плен  набережных  и  мостов,  с  тяжёлыми  серыми  тучами,  плывущими  куда-то  по  течению Невы вперемешку  с  мусором,  напротив,  кажется  ещё  величественней  и  мрачней – невольно  вспомнишь  фразу  классика  о  том,  что  «жить  в  Петербурге –  это  всё  равно,  что  спать  в  гробу».

 

Благодаря  Онежскому  озеру  Петрозаводск   выглядит  таким  чистым  и  светлым.  Водная  стихия  и  стихия  урбанистическая  не  подавляют  друг  друга,  а  мирно  сосуществуют  на  равных  на  протяжении  уже   нескольких  столетий.  Неслучайно  все,  кто  видят  наш  город  в  первый  раз,  говорят:  «У  вас  много  воздуха!»  Это  справедливо  не  только  в  прямом,  но  и  в  переносном,  психологическом  смысле.  Здесь  можно  грустить,  можно  даже  годами  жить  в  депрессии,  но  так  и  не  почувствовать,  что  выхода  нет.  Водная  гладь,  которая  всегда  перед  глазами,  непременно  оставит  простор  для  фантазии  и  планов  на  будущее,  станет  зеркалом,  позволяющим  взглянуть  на  себя  со  стороны.  Выйдешь  на  берег – и  услышишь  в  шёпоте  волн:

 

– Всё  будет  хорошо!…

 

Наверное,  это банально,  но  с  раннего  детства  самыми  любимыми мною  пейзажами  были  те,  что  изображали  рассвет  или  закат  над  водой – и  чем  больше  похоже  на  онежские  зори,  тем  лучше:  золотисто-алое  небо, опрокинутое  в  водную  пучину,  предутренние  покой  и  прозрачность  в  каждой  детали,  в  прибрежных  камнях,  в  траве,  в  деревьях…

 

Кстати,  самые  ранние  воспоминания  моей  сознательной  жизни  тоже  связаны  с  образом  озера.  Мне  меньше  трёх  лет, родители  учат  меня  говорить  и,  показывая  куда-то  за  окно,  сообщают:

 

– Вот  там Онежское  озеро.  Скажи: «О-неж-ско-е»!

 

А  мне  даются  все  звуки,  кроме  шипящих,  с  этим  проклятым  «ж»  вообще  беда. И  я  звонко,  втайне  радуясь,  что  удалось  обмануть  своих  учителей,  выдавливаю  из  себя  первое,  что  приходит  в  голову:

 

– Пионерррское  озеро!!!

 

Странно – неужели  в  ту  пору  я  уже  что-то  знал  про  пионеров?!

 

Озеро  помнит  о  моём  детстве  гораздо  больше,  чем  я  сам.  В  середине  70-х  район,  позднее  ставший  набережной  Варкауса,  ещё  был  застроен  ветхими  деревянными  домишками  и  имел  вполне  сельский  вид.  Каждое  лето  берег,  в  который  упиралась  улица  Московская,  оккупировался  отдыхающими,  купающимися  и  загорающими  гражданами.  Тропинки  парка  манили  в  неизвестность,  пробуждали  исследовательский  интерес.  Порхающие  над  полянами  золотых  одуванчиков  бабочки  звали  бежать  вдогонку.  Бег,  падение,  сбитые  коленки… Всё  это  было  и  исчезло  с  лица  земли,  уступив  место самой  скучной  улице  на  свете.

 

Когда  сносились  старые  дома,  дольше  всех  сопротивлялся  гибели  двухэтажный  дом  красного  кирпича  –  уже  почти  расселённый,  с  выбитыми  стёклами  и  свёрнутыми  набок  дверьми  подъездов.  Долгое  время,  проходя  мимо  зимними  вечерами,  я  видел,  как  на  втором  этаже  зажигается  одинокое  окно.  Очень  хотелось  заглянуть  внутрь,  узнать,  что  там  происходит.  Воображение  рисовало  всякие  таинственные  истории  из  книжек.  Но  я  то  ли  не  успел,  то  ли  не  решился  переступить  порог  дома.

 

Школьные  годы.  Тот  же  берег.  Я  впервые  встал  на  лыжи  и  учусь  кататься.  Первый  опыт  неудачен –  просто  непонятно,  зачем  привязывать  к  ногам  какие-то  доски,  если  гораздо  удобнее  ходить  без  них.  И  вдруг  толчок,  скольжение  и   сладкое    чувство  полёта!  В  последующие  несколько  лет  зимнее  воскресенье,  проведённое  вне  лыжни,   считалось  безнадёжно  потерянным.  Потом  запойное  чтение  отобьёт  раз  и  навсегда  всякий  интерес  к  спорту,  но  чувство  первого  полёта  всегда  будет  жить  в  глубине  души.

 

Май   1989  года.  Мы  с  одноклассниками  прощаемся  со  школой.  Шумной,  весёлой  толпой  идём  по  центральной  набережной.   Цветёт  сирень.  От  промытых  тёплым  летним  дождём  улиц  веет  свежестью.  Это – воздух  свободы  и  ещё  неведомого,  но  пока  ещё  кажущегося  радужным  будущего.

 

«Помнишь,  девочка,  гуляли  мы  в  саду?» –  хрипел  дворовой  лирикой  магнитофон  у  кого-то  в  руках.  Говорили  громко,  порой  перебивая  друг  друга,  спеша  наговориться  напоследок  обо  всём,  недосказанном  за  время  совместной  учёбы.  Неожиданно  я  обнаружил  себя  идущим  рядом  со  Светкой – первой,  тайной  и  безнадёжной,  конечно  же,  школьной  любовью,  которой  посвящал  стихи,  из-за  которой  весь  последний  учебный  год  ходил  в  школу  не  с  отвращением,  а  с  окрыляющей  радостью.  Сейчас  я  нёс  какой-то  весёлый  вздор,  удивляясь,  что  ещё  накануне  не  знал,  как  и  заговорить  с  ней.

 

– Ты  уж,  когда  настоящим  писателем  станешь,  не  зазнавайся,  не  забывай  всех  нас! – говорила  Светлана,  смеясь.

 

– А  что  зазнаваться-то?  Иметь  дело  всей  жизни – это,  конечно,  круто,  но  разве  в  этом всё  счастье? – вроде  бы  так  же,  шутя,  отвечал  я.  В  поднимавшемся  над  водой  первом  взрослом  рассвете  было  что-то  от    смутного  чувства  утраты.

 

В  дальнейшем с каждой  девушкой,  появлявшейся  в  моей  жизни  надолго  или  ненадолго,  я  рано  или  поздно  оказывался  на  берегу  Онежского  озера.  Это  было  что-то  вроде  теста.  Озеро  почему-то  всех  заставляло  быть  искренними.

 

Мы  молча  стояли  на  берегу,  глядя  на  свинцовые  сентябрьские  волны,  думая  о  чём-то  своём.  Где-то  вдалеке  местные  телевизионщики  шарили  объективами  по  пустынным  аллеям,  по  желтеющим  кронам  тополей.

 

– Знаешь,  а  я  представляю,  как  утонул  «Титаник»! – почему-то  вдруг  сказала  та,  которая  вскоре  должна  была  меня  предать.

 

Она  звалась  Татьяной,  и  назавтра  поезд  должен  был  унести  её  в  неведомые  дали.  Как  думалось, всего  на  год,  а  на  самом  деле  навсегда.  Я  ещё  не  знал,  что  она  предаст.  А  волны,  наверное,  уже  всё  знали…

 

Озеро  вообще  видит  всех  нас  насквозь.  В  нём память,  радость,  грусть,  надежда – в  общем,  вся  гамма  чувств,  способных  однажды  стать  творческим  вдохновением.

 

Несколько  раз  в  День  города  мне  доводилось  читать  стихи  на  набережной,  около  ротонды – иногда  при  большом  скоплении  народа,  иногда  почти  в  пустоту.  Самые  странные  чувства – от  тревоги  до  счастья,  присутствуют  и  борются  в  человеке  тогда,  когда  он  говорит  с  родным  городом  напрямую,  лицом  к  лицу,  возвращая  самым  любимым,  памятным  местам  строчки,  когда-то  подсказанные,  нашёптанные  именно  здесь.  Счастье  обычно  побеждает.  Ибо  даже  если  тебя  не  поймут  люди,  озеро  выслушает  и  ответит  уже  ожидаемым  и  так  сейчас  нужным:

 

– Всё  будет  хорошо!

 

Поэзия  восходила  как  солнце  над  тёмной  водой.  Ради  этого  чувства,  несомненно,  стоило жить!

 

 

Exit mobile version