Любящий порассуждать на своих литературных лекциях о реинкарнации всеми любимых писателей и персонажей Дмитрий Быков как-то раз потряс всех заявлением, будто Остап Бендер приходится прямым предком Штирлицу и Чапаеву – не реальному, конечно, а тому, которого мы помним по знаменитому фильму братьев Васильевых. И убедительно обосновал своё мнение: мол, то же искромётное чувство юмора, та же тяга к опасным приключениям, та же неприкаянность и одиночество на фоне совсем не приветствующей великих комбинаторов эпохи. Всё логично, доказательно, а главное – обнадёживает давних поклонников творчества Ильфа и Петрова, в том числе и меня, что Остап живее всех живых. Смущает лишь одно: все упомянутые персонажи были рождены советским кинематографом и литературой больше полувека назад. А есть ли место подобным личностям в постсоветской действительности?
Только не говорите мне о Мавроди и прочих весёлых ребятах из 90-х, без ножа и пистолета вытаскивавших из кармана народа сотни миллионов! Недаром же снятый несколько лет назад фильм «Пирамида», пытавшийся максимально обелить и приблизить образ организатора «МММ» к лучшим «остаповским» традициям, обернулся чудовищной халтурой. История Бендера не о лёгком обогащении, а совсем про другое. Погоня за сокровищами, зашитыми ли в стуле, спрятанными ли в чемоданчике подпольного миллионера Корейко, – всего лишь формальный повод для того, чтобы героя носило из края в край по стране, и мы его глазами изучали жизнь обывателей времён нэпа. Цель – ничто, движение – всё! Собственно говоря, именно так и устроены все хорошие романы: цепочка плавно перетекающих друг в друга историй, новелл, иногда даже анекдота и герой, весь смысл жизни которого сводится к тому, чтобы служить связующим звеном для них и проводником по романному пространству для нас. Вот только отечественная литература в последнюю четверть века как ни тужилась, так и не смогла создать что-нибудь монументальное, посвящённое современности. И бесхозные, беспризорные герои ненаписанных великих романов живут не на страницах книг, а где-то среди нас.
Мне кажется, что современный Остап должен быть журналистом. И не простым, а телевизионным – ибо кабинетная работа ему строго противопоказана. Наглым, ироничным, убедительно говорящим даже то, над чем внутренне подсмеивается, работающим на грани допустимого, но демонстративно чтущим уголовный кодекс, имеющим за спиной запутанную биографию с множеством профессий, способным с энтузиазмом браться за любое дело – вплоть до организации какого-нибудь «Союза меча и орала» – и всё лишь затем, чтобы одних кинуть, а другим показать полными идиотами. Ещё его голосом с характерными интонациями опытного психиатра, успокаивающего пациентов палаты №6, идеально произносились бы фразы типа: «Спокойно, Киса, спокойно!», или: «Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!»
Кажется, когда-то давно мы это видели на своих телеэкранах.…
Прекрасно помню тот осенний день 1988 года, когда место проработавшего почти три пятилетки, пережившего множество ремонтов, но всё же оказавшегося не бессмертным старенького чёрно-белого телевизора «Чайка» заняла добытая исключительно благодаря содействию деда-ветерана громоздкая цветная «Чайка 4М». Одним из важнейших достоинств новинки помимо большого экрана и ярких поначалу красок оказалась способность принимать Ленинградское телевидение, о котором вот уже года два говорили как о вольнодумном и невероятно интересном. Мы быстро убедились, что говорили не зря, и в телевизионном меню всей семьи появились новые обязательные блюда. По понедельникам и четвергам – «Пятое колесо», в котором известные деятели культуры делали такие сенсационные заявления, что к телецентру сбегались толпы возмущённых сталинистов с плакатами, типа «Нужно ли пятое колесо русской телеге?», по пятницам – «Открытая дверь», где в прямом эфире отстаивала свои интересы неформальная молодёжь, по воскресеньям – развлекательная «Поп-антенна» и тинейджерская «Зебра», в обход всех авторских прав показывавшая с продолжением маленькими кусочками «Звёздные войны», и, конечно же, шедшие ежедневно по будням после программы «Время» «600 секунд».
Казалось бы, что за дело было нам до новостей из чужого – пусть и хорошо знакомого, пусть и во многом похожего на наш Петрозаводск, города? Дело в том, что эта программа вдребезги разбивала все представления о том, как вообще должна подаваться информация. Долгое время своеобразным стандартным образцом для всех теленовостей – в том числе и региональных, оставалась программа «Время». Скажем честно – она была не так уж и плоха в своём классическом варианте. Молва навсегда закрепила за «Временем» прозвище «И это всё о нём (т.е. о Брежневе!) и о погоде», однако стоит выловить в Интернете несколько выпусков 70-80-х годов, чтобы убедиться: народное творчество не всегда отражает реальность с фотографической точностью.
Во-первых, речам вождей – занудным и бессмысленным, посвящались лишь выпуски, выходившие в дни партийных съездов или пленумов, проводить которые слишком часто у престарелого Политбюро ЦК КПСС просто не было сил. Ранний Горбачёв, говоривший без бумажки, отнимал у зрителей гораздо больше времени и иногда исчезал с экрана лишь в районе полуночи. Во-вторых, «Время» было универсально по тематике: за полчаса оно успевало показать и вести с полей, и события за рубежом – вплоть до переворота на каком-нибудь островке, который фиг найдёшь на карте, и театральные премьеры Москвы, и результаты последних футбольных матчей. (Сравните это с нынешними новостями, где в течение двух часов показывают одну Украину, и задайтесь вопросом: когда у телезрителя был шире кругозор?) Недостатка у передачи было два. Прежде всего рассказывала о том, что в стране опять ничего особенного не случилось, что нынешний день ничем не отличался от вчерашнего. И кроме того это отсутствие живых человеческих эмоций. Диктор Игорь Кириллов говорил звучно, правильно, но отстранённо, и когда однажды оператор по ошибке во время очередного сюжета показал его снявшим пиджак и устало откинувшимся на стуле, на следующий день вся страна обсуждала необычное зрелище: «А Кириллов-то, оказывается, не робот!» В «Секундах» же всё было наоборот – в эфир шло всё самое страшное, смешное и странное, да ещё и комментировалось людьми явно неравнодушными.
Их было трое – ведущих программы-провозвестницы новой эры, и каждый имел своё лицо, свой узнаваемый стиль. Светлана Сорокина, удачно совмещавшая волевой характер и женское обаяние, ярких сенсаций не дарила, но каждый её выпуск оставлял ощущение душевной теплоты.
Вадим Медведев отличался мягкостью, интеллигентностью, и тяготел скорее к развлекательности – иногда оставшееся до конца передачи время он заполнял выдержками из книги Гиннеса и прочей забавной ерундой. Ещё Вадим любил всякие эффектные трюки – например, вдруг задумчиво произносил: «Говорят, будто известь – вещество едкое!..» Доставал из-под стола маленький белый пакетик, зачерпывал содержимое ложечкой, и, прожевав, сообщал: «Да, есть можно!» Потом выяснялось, что это какая-то частная фирма по непонятной причине расфасовала и отправила в магазины творог в пакетах для извести. Настоящей звездой Медведев так и не стал, быстро пропал из виду и многие поклонники, наверное, даже не знают, что его уже пять лет нет в живых.
Зато Александр Невзоров сразу выделился как лидер. От каждого его выпуска шёл мощный драйв потому, что всё, происходившее на экране было если не шоком, то открытием – причём не всегда приятным. Однажды у съёмочной группы перед самым эфиром вышла из строя вся аппаратура и ведущий, сидя перед камерой, просто пересказывал содержание отснятых, но потерянных уже безвозвратно сюжетов. Видеоряд ему, как оказалось, не так уж и нужен – достаточно точного, будящего воображение слова. Что уж говорить о приметах времени, попадавших в кадр! Растоптанные, превращённые в грязную жижу куры, в массовом порядке забитые на птицефабрике, мрачные интерьеры крематория, сотрудники которого обкрадывают родственников своих молчаливых клиентов, толпа курильщиков, поднявших бунт против дефицита табачных изделий или совсем уж экзотика – невменяемый мужичок, ползущий на четвереньках по снегу вдоль Невского с меховой шапкой в зубах…
Гвоздём невзоровских программ была криминальная хроника, тоже прежде в больших количествах никем не освещавшаяся. Сколько воров, убийц, наркоманов и просто бродяг, угодивших в милицию по недоразумению, прошло перед нашими глазами, сколько историй, запредельных по дикости преступлений мы услышали, сказать трудно. Очень много – настолько, что у ведущего постепенно вырабатывались своеобразные языковые клише, и, показывая, как менты крутят руки очередному маньяку, Александр Глебович неизменно поизносил за кадром уже предсказуемое: «Он бил её, прижигал её обнажённое тело окурками, заставлял её… (артистично выдержанная пауза!) Нет, я не могу об этом рассказывать в эфире!»
Иногда Невзоров говорил совсем уже странное. Однажды, например, решив вконец напугать земляков тёмными питерскими дворами, сообщил, будто одну девочку, поздно возвращавшуюся домой, по дороге успели изнасиловать четыре раза!!! На следующий день мы всем классом обсуждали новость, и версии были не в пользу невинной девочки. «Секунды» в прессе поругивали за излишнюю «чернушность», однако скандалы только делали программу модной. Интервью с ведущими красовались на страницах всех хоть сколько-то значимых изданий, сюжеты заимствовались и крутились в самых популярных программах центральных каналов, а однажды дошло даже до того, что Невзоров стал соведущим «Утренней почты» – самой популярной воскресной развлекательной передачи. Развесёлый Юрий Николаев катался по городу в «секундовском» автобусе, снимался выглядывающим из-за прутьев тюремной решётки, непрерывно шутил, представляя новые попсовые клипы, а его спутник сидел с унылым видом и явно не понимал, что он здесь делает.
На фоне всего этого мало кто замечал, что с программой творится что-то неладное. Осечек становилось всё больше. Первая и самая крупная, наверное, случилась весной 1990 года, когда группа депутатов Ленсовета захватила студию, самовольно отменила всю вечернюю программу и выпустила в прямой эфир следователя Николая Иванова, пересажавшего ещё при Андропове главарей узбекской «хлопковой мафии» и давно грозившегося обнародовать какую-то убойную информацию. До глубокой ночи зритель зевал, отсматривая куски почти никак не отредактированной, не смонтированной и не прокомментированной оперативной съёмки и никак не мог понять, что же именно ему хотели сообщить.
Потом, прочитав в каком-то невзоровском интервью несколько не очень уважительных слов в свой адрес, обиделась и ушла Сорокина. А летом 1990-го, когда на нерегулируемом переезде в Петрозаводске поезд на полном ходу перемолол набитый до отказа дачниками автобус, именно из «Секунд» был вброшен слух, будто водитель торопился к началу трансляции футбольного матча. Ещё не публиковались результаты расследования, да и в телепрограмме того мрачного вечера никакого футбола не значилось, но Невзоров уже всё знал и как было не верить Невзорову?
Остапа несло…
Творческий кризис разрешился самым неожиданным образом. Страна уже трещала по швам и на национальных окраинах пахло порохом. В январе 1991-го в Вильнюсе и Риге начались крупномасштабные столкновения требовавших независимости демонстрантов с войсками. Рассказать об этих событиях на федеральных каналах по большому счёту было некому – все неблагонадёжные авторы самых острых программ давно уволились, и эфир с утра до вечера забивали всякой развлекухой: утро начиналось частушками под гармошку, вечер заканчивался хохмами Петросяна. Все ждали, что скажет самый авторитетный журналист страны. А тот привёз из Прибалтики репортаж «Наши», в котором под торжественную закадровую музыку героические омоновцы держали оборону в последнем оплоте империи – вильнюсской телебашне.
С этого момента Невзоров сделался единственным светочем правды для одних и бессовестным предателем для других. И тем, и другим было невдомёк, что предать может лишь тот, кто чему-то когда-то был предан, а в характере героя плутовского романа подобные качества не предусмотрены. Остап распотрошил очередной стул, бриллиантов не обнаружил и теперь ищет новую цель! Демократическая пресса почти в каждой статье сравнивала его то с Лениным, то с Гитлером, скорее делая комплимент, чем оскорбляя. Пародисты прикалывались, заходясь в эротическом экстазе: «Вчера мне дали потрогать автомат! О-о-о, какой ствол!..». «Железный Шурик» же принялся с прежней энергией предавать анафеме тех, кого в течение почти двух лет поддерживал, – Ельцина, Собчака и всех прочих, по его выражению, «так называемых демократов».
Пересматривая сохранившиеся выпуски поздних «600 секунд», никак не можешь отделаться от странного чувства раздвоения личности. С одной стороны, уже зная наперёд все просчёты людей, пришедших к власти после крушения коммунистического строя, не захочешь, а согласишься со многими невзоровскими наблюдениями. Чего только стоили наезды на «даму в тюрбане» – Людмилу Нарусову, приобщавшую свою ещё не звёздную дочь к буржуазной религии! На фоне всеобщего озверения и стремления заработать деньги любой ценой, в паузе между рекламой прокладок и алибасовской «На-ной», кто-то должен был напомнить публике старинную пословицу, что «хрен редьки не слаще».
Ошибка Невзорова состояла вовсе не в содержании его передач, не в сочувствии радикальной патриотической оппозиции – в конце концов каждый имеет право на свои убеждения, а в эстетике. Заставка, изображавшая орла, то ли расправлявшего крылья, то ли высматривавшего свежую падаль, пафосный музыкальный фон, обилие постановочных кадров и закадровый дикторский текст, полный сложносочиненных предложений на фоне утомительно долгих статичных картинок напоминали худшее из виденного мною когда-либо в советской документалистике. Это внушало недоверие к любой озвучиваемой информации – даже правдивой.
Ещё хуже было с имиджем оппозиционных политиков, которые начинали свою раскрутку с больших интервью «Секундам» – Кургиняна, Проханова, Зюганова, Лимонова, Баркашова и Вольфовича, родившего на глазах у зрителей, видимо, первый свой значительный афоризм: «Я с детства настолько критично относился к существующему строю, что даже родился сам!». Уверен – в рядах и у коммунистов, и у националистов были люди вполне вменяемые, профессиональные, разрабатывавшие свою логичную альтернативную программу дальнейшего развития страны, но слово предоставлялось прежде всего телегеничным лидерам, умеющим красиво говорить. В результате вся политика превратилась в шоу, причём весьма скверно срежиссированное, и продолжает оставаться им поныне. Кстати, сами оппозиционеры, пользовавшиеся услугами Невзорова, относились к журналисту скорее как к фигуре комической. Вот что вспоминает об их знакомстве на одном из митингов Эдуард Лимонов в книге «Лимонов против Жириновского»:
«Там, на трибуне, Невзоров обвел меня с головы до пят взглядом (на мне была пролетарская албанская кепка, купленная в Черногории, таких уже не выпускают, матросский бушлат с пуговицами с якорями, сапоги). «А, прославленный Лимонов! Что же вы так бедненько одеты, парижский писатель!». «Замаскировался, – ответил я, а вы одеты, как успешно ворующий цыган».
Представители власти обижались на некоторые сюжеты, даже несколько раз пытались закрыть программу, но, в общем и целом бояться им было нечего. С региональной администрацией по крайней мере Невзоров бодался очень аккуратно, уделяя много внимания всякой депутатской и чиновничьей мелочи, но обходя те фигуры, удар по которым погубил бы саму систему. Ни разу, например, не было сказано ни слова о Владимире Киселёве – продюсере с самой грязной в истории отечественного шоу-бизнеса репутацией, имевшего высокопоставленных покровителей и в Питере, и в Москве. Не стало достоянием общественности и экономическая деятельность команды Собчака – например, выдача квот и лицензий подставным фирмам, вывозившим из города за рубеж товары и сырьё для распродажи по дешёвке. Всплыви эта информация вовремя – и возможно, что хозяевами Кремля сейчас были бы совсем другие люди, но публика всё узнает с опозданием на пятнадцать лет из мемуаров М.Е. Салье, стоявшей во главе депутатской комиссии по расследованию этого дела и рассказавшей немало интересного незадолго до своей подозрительно скоропостижной смерти.
«600 секунд» закрыли окончательно и бесповоротно лишь осенью 93-го, когда пришло время зачищать всех прямых и косвенных виновников октябрьского вооружённого мятежа. Правда, звёзды подобного ранга так просто не пропадают. Про Невзорова года два ничего не было слышно и даже ходили слухи, будто он утонул вместе с паромом «Эстония». Но в биографии Бендера тоже была мнимая смерть, оставившая всего лишь небольшой шрам на шее. А Невзоров взял и всплыл вдруг на Первом канале с авторским проектом «Дикое поле». По сути, это были те же «Секунды», распухшие до получасового формата. В каждом выпуске встречались сюжеты про монахов и про людоедов, про участников первой чеченской войны, демонстрировавших сувениры с фронта – отрезанные у боевиков уши, и рассудительный генерал Рохлин, ради пиара которого в разгар большой предвыборной кампании всё это и затевалось. Ведущим попользовались на всю катушку – даже дали порадоваться проигрышу коммунистов, которые, оказывается, ему тоже не по душе. И выпроводили из эфира! Ещё и пинка дали в виде слитого из понятно каких источников компромата – прослушки телефонного звонка Березовскому с отчётом о проделанной работе. От имиджа принципиального правдоруба не осталось и следа.
Последним всплеском интереса к политике у Александра Глебовича оказался художественный фильм «Чистилище». В сделанном откровенно по заказу боевике много стреляли, много говорили, сдабривая речь артиклем «на». При этом не обнаруживалось ни единого запоминающегося персонажа – за исключением разве что Дмитрия Нагиева, дебютировавшего в роли чеченского полевого командира. Такое одноразовое кино, почти пародия то ли на Стоуна, то ли на Копполу. Ужас, моральный террор и… скука!..
Пора было переквалифицироваться в управдомы…
В середине нулевых Невзоров, окончательно переключившийся на свою давнюю и искреннюю страсть – лошадей, снова всех удивил, выпустив серию действительно изумительных и по информативности, и по уровню профессионализма документальных фильмов «Лошадиная энциклопедия» (2005), «Лошадь распятая и воскресшая» (2008). Насколько я знаю, многие зрители, питавшие прежде симпатию к конному спорту, после просмотра первых же серий легко излечивались от своего пристрастия – уж больно жалко было грациозных и гордых зверюшек. Хотя всё это было скорее про нас, людей – ведь по гуманности обращения с четвероногими соседями по планете можно судить о степени цивилизованности общества. Увы, но всё впечатление было испорчено финальной частью трилогии – «Манежное лошадиное чтение» (2010). Невнятный сценарий, серия психологических опытов, призванных доказать, что кони гораздо умнее тех, кто на них ездит, наконец, огромное количество игровых сцен, в которых качество режиссуры и актёрской игры, не поднимавшиеся выше уровня провинциального школьного драмкружка, вызывали лишь один недоуменный вопрос: когда же нас дурачили, а когда приглашали к серьёзному разговору?
А дурачили-то всегда! В своей неважно написанной, но много объясняющей книге «Поле чести»(1995) Невзоров признался, что считает себя не столько журналистом, сколько авантюристом – подчёркивая, что это слово не всегда имело негативный оттенок. Что верно – то верно! Триста лет назад хитрые, артистичные и зачастую весьма обаятельные люди, сующие свой нос куда не следует, рискующие свободой и жизнью, пером и шпагой завоёвывавшие симпатии монархов и целых народов, рулили всей европейской политикой. Именно авантюристы вытащили мир из средневековья, а один из самых гениальных – Пётр Великий, построил империю, эффективно функционировавшую целых двести лет. Сто лет назад Россия ждала нового Петра, но так и не дождалась ни в 17-м, ни в 91-м. Политикой уже давно занимаются лилипуты, неспособные создать чего-либо по-настоящему грандиозного. Трагедия людей, типа вымышленного Бендера или реального Невзорова, состоит как раз в том, что великий комбинатор вынужден жить в мелочное, жлобское время, когда талант свой применить особенно негде. Глумление над примитивными обывателями – единственное, что остаётся.
Сейчас Невзоров если и появляется в эфире чужих ток-шоу – то лишь для того, чтобы шокировать публику какими-нибудь резкими заявлениями, вроде бы неприличными для патриота, консерватора и хранителя устоев государственности. Он, например, то и дело наезжает на РПЦ с позиций самого радикального атеизма, называя Библию «еврейскими народными сказками» и припоминая христианам все грехи от инквизиции до противодействия научно-техническому прогрессу. Как будто не этот же самый человек двадцать лет назад, придав голосу максимальную слащавость, интервьюировал тогдашнего патриарха, а в 95-м пытался при большом скоплении народа сорвать крест с вольнодумного священника Глеба Якунина! Однако если посмотреть и прослушать его лекции по атеизму, то вы заметите, как редко в них звучит кодовая для атеиста фраза: «Бога нет!» Все отравленные стрелы летят в церковь как в социальный институт, бюрократическую или коммерческую структуру, рудимент первобытной культуры – в общем, во всё то, что не очень радует даже многих трезвомыслящих религиозных деятелей типа Андрея Кураева.
Кстати, и насчёт «сказок» не поспоришь, хотя значительная часть наших соотечественников наверняка полагает, будто оба Завета были написаны на русском языке. У Невзорова особенный взгляд и на официальную символику – достаточно вспомнить, что именно он задолго до начала украинской гражданской войны придумал обидное словечко «колорады»: «Я ничего не имею против 9 Мая, но если вы так серьёзно к этому относитесь, то вы должны быть предельно аккуратны в символике. Представьте себе: 43-й год, какой-нибудь власовец получает минно-взрывное ранение в голову и впадает в кому. Потом он приходит в себя в 2013-м году, выглядывает в окно и думает, что победила власовская армия. Во-первых, бело-сине-красный флаг, под которым шли власовцы, жгли советские танки, утюжили советские деревни, вешали советских бойцов… Затем – Георгиевская ленточка, которая была неизвестна в советской армии, поскольку Орден Славы был учреждён в 43-м году и особой популярностью на фронте не пользовался!…» Думаете, эта тирада выдана в каком-то полемическом запале? Тогда посмотрите в Интернете спецвыпуск «600 секунд» за 1992 год с интервью реального бывшего власовца Пискунова, признающегося: «Когда я увидел в Москве флаг, поднимающийся над Белым Домом, я был рад всем сердцем русского человека, болящего за свою бедную родину!»
Ещё жёстче звучат размышления о том, что патриотизм – всего лишь удочка в руках политиков и идеологов, на которую клюют чистые душой, жаждущие подвигов, но обречённые стать всего лишь безмолвным пушечным мясом россияне. Но человек, своими глазами наблюдавший события в Приднестровье и на Кавказе, уже знает, чем всё это закончилось для многих бывших участников обоих войн, а заодно – и о том, какое будущее ждёт воюющих в Донбассе. Он даже может объяснить, что Крым – это мина, которая сейчас тикает часовым механизмом, готовым взорвать всю страну – только к этому никто пока не прислушивается. Всё, что говорит Невзоров сейчас, гораздо убедительнее его же речей двадцатилетней давности. Но это ведь не проповеди духовного авторитета, способного позвать на баррикады тысячи революционеров, а всего лишь частное мнение звезды прошлых лет, имеющей право на свои закидоны. «Нет, это не Рио-де-Жанейро!» – так можно перевести все подобные монологи на простой литературный язык.
Да, окружающие нас геральдическая эклектика, мракобесие и убожество – не что иное, как «сбыча мечт» типичного «секундовского» зрителя. Когда-то ловким, едва заметным шулерским жестом Невзоров сделал небольшую подтасовочку – переформатировал информационную передачу в агитационно-публицистическую. С тех пор у нас ни на одном канале, включая даже оппозиционный «Дождь», нет информационного вещания как самостоятельного жанра. Есть пропаганда, есть то, что можно назвать с некоторыми оговорками «аналитикой», но давать новости одной строкой, не разжёвывая и не превращая в часть попсового шоу, никому даже не приходит в голову. Почти на каждом канале живут и радуются жизни свои маленькие «невзорыши» – открытый, честный взгляд в камеру, металл в голосе, каждое слово словно молотком вколачивается в мозг. Вот только под пули никто из них уже не лезет, открывать ногой двери в кабинеты влиятельных лиц не пытаются – отрабатывать свои гонорары лучше в комфортных условиях. Некоторых из них, далеко не бездарных, бывает жалко. Например, Андрея Караулова, который, будучи никому не известным мальчиком из «Независимой газеты», один из первых выпусков своего «Момента истины» посвятил нелицеприятной беседе с Александром Глебовичем, и, видимо, заразился невзоровщиной воздушно-капельным путём. Большинство же не вызывает вообще никаких чувств, поскольку явились ниоткуда и уйдут в никуда.
Печально лишь, что на этом телевидении нет места для Светланы Сорокиной. Она-то как раз ни разу не поступилась ни идеалами молодости, ни профессиональной честью, не научилась угодливо выслушивать звёздных хамов или корректировать свои взгляды в угоду конъюнктуре. Или всё-таки слава Богу, что она в этой клоунаде не участвует? Ведь должен же в нашей истории быть хоть один персонаж, сумевший остаться чистым!..
Увы, история «600 секунд» – ещё одно доказательство всем известной истины, что любая революция начинается с подачи искренних романтиков, но пожать её плоды имеют возможность лишь циники. Недаром же все герои ранней советской литературы от «красных дьяволят» до Давыдова с Нагульновым давно превратились в никому не интересное «ретро», а Бендер тут как тут – и именно за ним всегда будет последнее слово!