К 100-летию народного писателя Карелии Ортьё Степанова
Об Ортьё Степанове писал известный финский ученый, лингвист и культуролог академик Пертти Виртаранта в своей книге «Этюды о карельской культуре», изданной на русском языке в Петрозаводске в 1992 году. Книга стала библиографической редкостью. Предлагаем нашим читателям ознакомиться с очерком об Ортьё Степанове.
Пертти Виртаранта
Ортьё Степанов, уроженец Хайколы
Деревня Хайколя, где 7 апреля 1920 года родился Ортьё Степанов, находится за полсотни километров от Ухты и более чем в ста километрах от беломорской Кеми. Шоссейная дорога между Ухтой и Кемью была построена лишь 1930-е годы, так что связи Хайколы с прочим миром были довольно слабы. По лесным тропам, правда, ходили в Суопасалму и Луусалму. Зимой по зимникам можно было напрямик проехать на лошади, а летом по водным путям — на лодке, так что путь намного сокращался. Поскольку хороших дорог во всей округе не было, то не нужны были и телеги. Только у одного крестьянина, Петра Акимова, имелась телега.
В прошлом деревня вся умещалась на юго-западном краю небольшого — с километр в длину и полкилометра в ширину — острова Луотосаари на озере, которое так и называлось Хайкольским или Домашним. Лет сто назад дома на острове располагались в следующем порядке. На полуострове Ёаконниеми стоял дом Ийваны, на Юссинниеми жил Юсси со своей семьёй, далее по направлению к Кормиланниеми стояли дома Кормилы, Ильи, Микки, Акимы и Каласкина Васке. Последний приходится прапрадедом Ортьё Степанову.
Семьи разрастались, делились «на свои хлеба» и строили новые дома. Рядом с избой Васке поднялись избы его внуков — Пекки и Симана, отец которых, Олексей, был прадедом Ортьё. На Юссинниеми прибавился дом Петри, сына Кормилы. В 1905 году в Хайколе было уже 11 домов, в них проживало 84 человека. Вскоре деревня начала расселяться и на материк. Так, в Пойккиярви (буквально: «напрямую через озеро», то есть «заозерье») стал хозяйствовать Петри, сын Яакко; на материковом берегу пролива Сюсясалми — Ортьё, сын Теро, Олексеева сына; на Лувоннниеми поселились сыновья Юсси — Рийко и Трихво. На «излучине» построили свои дома сыновья Акимы — Плату, Хуотари и Пекка, позднее к ним прибавились Никантра, сын Петри Кормилина, и Луасари, сын Теро, сына Олексея, отцом которого был Васке Каласкин.
У самого Ортьё Степанова полное карельское имя: Ёухкон—Каласкан—Васкен—Олексейн—Пекан—Мийхкалин Ортьё — отражает в сущности всю его родословную.
Прадед Ёухко был первым новосёлом деревни Хайкола. Родом он был из Тухканиваары, что находится неподалёку от нынешнего лесопункта Кепы. В Тухканивааре было всего два дома. В одном из них жила семья с единственным сыном по имени Ёухко, во втором — семья, в которой были только дочери. Подрастая, дочери выходили замуж кто куда. Люди помнят, что Ёухко покинул родную деревню из—за медведей, которых развелось так много, что невозможно было держать скотину. Однако далеко он не ушёл — остановился на острове Луотосаари. Со временем его потомки уже образовали маленькую деревеньку, которую по имени первонасельника называли Ёухкола. По какой причине когда это название изменилось на Хайколу — неизвестно.
Сын Ёухко, Каласка, говорят, женился в четырнадцать лет и у него вскоре родился сын, которому дали имя Васке. У Васке детей от брака не было, но в деревне Микколе одна женщина, муж которой был взят в солдаты на 25 лет, родила ему сына. Потом домой вернулся со службы муж с берданкой, рассердился, увидев, что у жены есть восьмилетний сын — доказательство её неверности, и в ярости застрелил жену. Васке пришёл к мужу: «Послушай, брат, свою бабу ты убил, а дитё — моё, я заберу его себе». «Ну, твоё, так можешь забирать», — ответил тот. И пошёл Васке со своим сыном Олексеем в Хайколу.
Васке был старшим сыном в семье. На празднике в соседней деревне он взял себе жену, не спросясь у отца, и тот прогнал его из дому. Васке тут же на острове построил свою избушку.
Летом 1872 года известный собиратель фольклора А.А. Борениус записал от Васке песни и заговоры, они опубликованы в сборниках «SKVR». В то время Васке было около 70 лет. Олексей, сын Васке, имел четырёх сыновей: Симана, который дожил до 90 лет, Пекка, Теро и самый младший, Пуавила, который погиб на первой мировой войне. Все сыновья вместе со своими семьями жили в одном доме, всего человек двадцать. Дед Васке спал на голбце рядом с печью и оттуда помогал Олексею—хозяину распределять каждое утро работы.
Сын Олексея Пекка был яркой личностью. Умер он в 1937 году в возрасте около 75 лет, так что внук может Ортьё хорошо помнит его. Пекка пять лет прослужил в царской армии в Архангельске, из них четыре года был денщиком у одного сосланного туда офицера. Этот офицер был сыном крупного украинского помещика и каждый год ездил в отпуск домой вместе со своим денщиком. Но на помещичьей усадьбе имелись свои слуги, так что Пекка вёл там прямо—таки барскую жизнь. Его хорошо кормили и поили, и он пристрастился к вину. Из-за этой привычки Пекка позднее попадал в разные приключения, о которых Ортьё слышал примерно такие рассказы:
«Пекка был хорошим охотником и рыбаком. Как—то раз он повёз на Шунгскую ярмарку сигов, изрядное количество мехов и боровой птицы — целый воз товаров набрал. Домой он должен был привезти соль и прочее необходимое. Пекка распродал свой товар, накупил вина, по пути все выпил, обменял свою лошадь на другую, похуже, но зато с доплатой, купил на доплаченные деньги ещё вина и опять все выпил. Никудышная лошадёнка пала на последнем переходе — уже между Суопасалмой и Хайколой. Пекка содрал с неё шкуру. Но поскольку только что снятую шкуру нести тяжело, он повесил её на ветку, чтобы лесные твари не повредили, а сам налегке пришел домой. Жена спросила: «Пекка, Пекка, где же твоя лошадь?» Пекка ответил: «Я оставил её висеть на дереве у дороги в Суопасалму». Жена поняла, что произошло, и запричитала: «Да как же мы теперь будем жить?» — «Ой, Моарие, не горюй! Пекка пропил, так Пекка своё дело знает». И он принялся строить сплавные лодки, которые делал мастерски. В то время лодки и ещё сшивались корнями — только в нашем столетии стали при изготовлении лодок пользоваться гвоздями. У Пекки давно уже были припасены корни для витья верёвок. В Кеми он зашёл к Суркову, хозяину лесозавода, и тот ему заказал ему десяток лодок. В пасхальные дни Сурков являлся за лодками в Луусалму, оттуда начинался сплав. По окончании сплава он продавал лодки в Кеми».
Пекка был незаурядным сказочником. А Симана, его брат, знал руны. Ортьё вспоминал, как дедушка в морозные дни поднимал детишек на печь и рассказывал им сказки. Ортьё полагает, что хайкольские мужики пополняли свои запасы сказок в артелях, когда надолго уходили ловить треску в море или строить суда, а ходили они до самой Норвегии.
Оленей в Хайколе не держали, но уже за Регозером лопари держали их тысячами. Дедушка Пекка рассказывал, что однажды лопари возвращались с Шунгской ярмарки, куда они ездили заниматься извозом (основным грузом обычно была мука), и одна их группа больше месяца пасла своих оленей в окрестностях Хайколы — здесь были хорошие ягельники; другая группа ушла к Шомбозеру и там пустила оленей и на выпас. Один молодой лопарь даже увёз оттуда девушку себе в жены.
Хорошим сказочником был и Мийхкали, отец Ортьё Степанова, 1896 года рождения. Он умел исполнять также и руны, которые слышал от дяди Симаны. Симана смолоду много поработал на лесозаготовках и, по мнению Ортьё, именно там, в артелях лесорубов, научился рассказывать сказки.
Сказочники на артелях лесорубов пользовались большим почётом. Это проявлялось даже в обычае предоставлять сказочнику самое лучшее, тёплое место на стане или в бараке — поближе к очагу или железной печурке. Такое отношение, конечно, вдохновляло рассказчиков.
Мийхкали рассказывал в основном сказки про Тухкимус и про битвы с бесом; сказок про животных у него было мало, вспоминал Ортьё. Элина Тимонен записывала от Мийхкали сказки, записала она и несколько рун, в частности руну о том, как Вяйнемейнен Ёукохайнен состязались в пении. Побывал Мийхкали и коробейником в Финляндии. В «смутное время», зимой 1921/22 года, Мийхкали с несколькими хайкольскими парнями оказался в Финляндии, в Тампере. Там нашли земляка, Куйсму Кусмина, который уже давно обосновался в Тампере и даже завёл собственное дело — мастерскую по шитью головных уборов. Кусмин помог парням устроиться на работу — перебирать промокший хлопок на хлопчатобумажной фабрике. Когда эта работа кончилась, земляк сказал им: «Теперь я отведу вас к одному ухтинскому лавочнику и поручусь, что вы, парни, ничего не украдете». Так с осени 1922 года до лета 1923 года Мийхкали и его товарищи занимались разносной торговлей.
После возвращения из Финляндии Мийхкали с семьёй несколько лет прожил у родителей, а к 1929 году построил рядом с отцовским свой дом. Мийхкали ходил на заработки — весной работал сплавщиком на реках Кепа и Кемь, а остальное время то лес рубил, то плотничал, то строил тракторные сани — это когда начали механизировать вывозку леса.
Для Ортьё Степанов его отец, Мийхкали, был наилучшим информатором. Кстати, Николай Яккола тоже расспрашивал Мийхкали в 1957 году и получил от него немало ценных сведений для своего романа о Пирттиярви.
Мийхкали Степанов был человеком твёрдой волей и приверженцем старых традиций. Ортьё привёл такой пример: «Отец сильно рассердился, когда запретили хоронить умерших на старом островном кладбище, а велели хоронить у Сювясалми — Глубокого пролива. Отец ворчал: «Умрёшь, так не позволят похоронить рядом с отцом, туда надо будет везти, на сювясалменское поле!».
Ортьё пообещал отцу, что когда тот умрёт, его обязательно похоронят рядом с дедушкой Пеккой. И когда в апреле 1961 года Мийхкали Степанов скончался в Петрозаводске, сын отвёз его тело в Хайколу, и там на островном кладбище оно было погребено рядом с могилой Пекки. «На похоронах причитывали две женщины, — рассказывал Ортьё, — мамина сестра Маню (Маню Охво Карпова, 1898 года рождения) и моя двоюродная сестра Татьяна Богданова». Тётка Ортьё Степанова, Маню, вышедшая замуж в деревню Шомбозозеро, действительно славилась своим умением причитывать. Ещё в последние годы жизни Маню ходила на хайкольское кладбище оплакивать умерших, она умела причитывать и на свадьбах, что, впрочем, уже редко приходилось делать. Искусству причитальщицы Маню научилась от покойной матери. Умерла Маню, дочь Охво, 1978-м году в Вокнаволоке.
В Хайколе имелось свое кладбище, но не было часовни. Священник приходил изредка из Панозера.
Мать Ортьё Степанова, Анни, родилась в 1896 году тут же в Хайколе. Односельчане называли её Карпан Охвон Анни, то есть Анни, дочь Охво, сына Карпова. Когда она вышла замуж за Мийхкали, сына Пекка, её стали называть Пекан Анни (Пеккина Анни), так как она стала невесткой Пекки. Ортьё считает, что от матери он получил меньше знаний, чем от отца, хотя песенные и сказочные традиции жили и в её роду. В 1972 году, когда Борениус побывал в Хайколе, он встречался с Моарией, дочерью Карпа, матерью Анниного отца, то есть бабушкой Анни, и записал от неё в числе прочего хорошие свадебные песни (опубликованы в «SKVR»). Моарие пришла в Хайколу из ухтинской Хиршшолы, из рода Хиршшо. Сам Хиршшо известен как прекрасный рунопевец, песенное наследие которого записывали от его внука Архиппы Хилиппяйнена в 1872 году А. Бернер и А.А. Борениус. Пекан Анни, мать писателя, умерла 30 апреля 1983 года. Ортьё позаботился о том, чтобы она тоже была похоронена на старом хайкольском кладбище.
Долгий путь прошел Ортьё Степанов, прежде чем стал писателем, и много разных поворотов было на этом пути. С восьми лет он начал ходить в школу, маленькое строение которое стояло около Веяра (излучины). Первую зиму учителем был Пекка Паасио. По словам Ортьё, это был очень умный человек, совсем как настоящий учёный. Следующей зимой в хайкольской школе учительствовал Нуути Юнтунен, уроженец суомуссалминской деревни Юнтусранта. Через год Юнтунен перешёл в Ухтинскую среднюю школу. В 1937 году первым из учителей Ухтинской школы он был арестован и расстрелян. Ортьё учился у Юкки (Иван Александровича ) Петрова, уроженца деревни Контокки; в послевоенные годы Юкка стал известен как журналист и переводчик.
В Хайкольской школе было всего три класса, поэтому дальнейшую учёбу надо было продолжать в Ухте. Там Ортьё учился с четвертого по седьмой класс. Литературе и письму его учил знаменитый Матти Пирхонен. Потом Ортьё поступил в Петрозаводское педучилище. Окончив его в 1938 году, восемнадцатилетний юноша поехал в Святозеро на своё первое и последнее место школьного учителя.
В 1939 году после праздников Октябрьской революции Ортьё Степанова был призван в армию. Когда началась «зимняя война» и было объявлено о возникновении «териёкского правительства», в Ленинград собрали военнослужащих карельской и финской национальностей, надели на них мундиры польской армии, затем заставили промаршировать до Териёки, и там всё это воинство было объявлено «Финской народной армией». Солдаты дали присягу верности правительству Куусинена. Затем начали формировать подразделения.
Ортьё Степанова и других отправили на обучение в Медвежьгорск, затем на автомашинах повезли на Поросозеро и далее на Суоярви. Здесь Ортьё и находился до самого конца войны, так и не приняв никакого участия в боевых действиях. Дивизией, в которой он служил, командовал полковник Томмола, а комиссаром был тверской карел полковник Александр Николаевич Дильденкин, который хорошо говорил по—фински. Кстати, позднее Дильденкин работал министром просвещения Карелии.
После «зимней войны» Ортьё Степанов служил в сформированной из карел и финнов 71-й дивизии. Первое время дивизией командовал полковник Аксели Анттила. В состав дивизии входили три пехотных полка и один артиллерийский. Ортьё был назначен помощником политрука во взвод пешей разведки 52-го стрелкового полка. Боевое крещение Ортьё Степанов получил в 1941 году, когда ходил в разведку в район Корписельки. Во время второй вылазки произошла жаркая схватка на болотном острове вблизи деревни Руховаара. В перестрелке погибли два разведчика, друзья детства Ортьё. Один — Фёдор Кузьмин, или Ильян Ортьён Хуотари, из Хайколы, второй — Яков Кузьмин, или Тимон Юакко, из Шомбозеа. Лишь несколько лет назад, после долгих поисков, были найдены их останки и захоронены в Кирккониеми, что в волости Тохмаярви: Ортьё ездил туда, почтил память своих товарищей.
В Корписельке летом 1941 года стоял лишь один батальон советских войск. Командовал батальоном ингерманландец капитан Пааво Катая. Батальон сражался доблестно против целой финской дивизии и немецкого полка, так что, вспоминая о тех событиях, Ортьё резонно отметил: «Бои показали, что финны как солдаты хуже наших, а немцы — ещё хуже!» Только получив приказ отойти, батальон Катая отступил к Толвоярви, где опять были сильные бои, и далее на Суоярви. Этот начальный этап войны на участке своего батальона Ортьё Степанов описал в романе «Горячее лето».
В районе Суоярви, вблизи старой границы, Ортьё был ранен в ногу. Его отправили в Петрозаводск, оттуда через Ленинград в свердловский госпиталь. Из Свердловска он вернулся в декабре 1941 года, но уже на Калининский участок фронта, где был назначен командиром разведроты. На Великолукском направлении в апреле 1942 года их разведгруппу окружили в одной деревушке близ города Белово, но под прикрытием темноты разведчикам удалось вырваться и вынести с собой тяжело раненного командира. В госпитале города Иваново Ортьё Степанова вскоре отправился настолько, что смог некоторое время поработать инструктором в лётных частях, размещенных в Иванове. Там он познакомился с Зоей Мухиной, которая ещё перед войной приехала из родного Курска в Иваново, чтобы учиться в текстильном институте. Осенью 1942 года они поженились. Затем Ортьё Степанов получил направление на должность инструктора по военной подготовке в одно из автопредприятий Омска. Но душа тосковала по Карелии.
Однако, прежде чем вернуться в родные края, Ортьё попутешествовал по стране в поисках своих родственников. Побывал и в Алма—Ате, и на Урале, где нашёлся наконец брат отца, дядя Охто. Оказалось, что отец воюет на Масельгском направлении, а мать,которую Ортьё искал по дальним краям, вернулась уже в свою деревню, где сын никак не додумался бы её искать, так как считал, что в Хайколе никто ни живёт. Но уже в 1942 году, когда линия фронта стабилизировалась, в Хайколе была образована рыболовецкая бригада, и мать, превосходно знавшая рыбные водоёмы всей округи, работала в этой бригаде.
Ортьё написал из Омска в Беломорск, в штаб Карельского фронта, и попросился в Карелию. В феврале 1943 года пришёл вызов, подписанный секретарем ЦКЛКСМ Карело—Финской ССР Юрием Андроповым. Ортьё приехал в Беломорск и получил назначение на должность секретаря Ухтинского райкома комсомола. Райком, как и другие районные организации, в то время находился в Шомбе. Потом Степанова командировали в Идель замполитом ремесленного училища, оттуда перевели в Ругозеро заведовать отделом социального обеспечения в райисполкоме, чем он и занимался до апреля 1944 года.
Затем Ортьё с женой переехали на её родину — в город Курск. Там он проработал пару лет заместителем заведующего отделом социального обеспечения Курской области. Из Курска его отправили учиться в Ленинградскую высшую торговую школу. Через два с половиной года учёбы Ортьё приехал в Петрозаводск. С осени 1948 года он работал заместителем заведующего Петрозаводским горторгом, а в апреле 1949 года его переводят на должность главного инспектора в Министерство народного контроля. В 1953 году ЦК Компартии Карело—Финской ССР принял решение послать коммунистов поднимать сельское хозяйство. Ортьё был направлен в Ухту руководить отделом снабжения. Осенью 1954 года он стал корреспондентом газеты «Тотуус» по Кемскому и Калевальскому районам. В 1955 году Ортьё стал заведовать отделом торговли в Калевальском райисполкоме, но спустя год эта должность была упразднена. Для Ортьё Степанова наступили трудные времена. Основным источником средств существования семьи была зарплата Зои, которая работала плановиком Ухтинского леспромхоза.
В 1965 году Ортьё Степанов стал сотрудником редакции «Пуналиппу» и с тех пор живёт в Петрозаводске. Правда, в городе он скучает по сельской жизни и частенько возвращается к ней. И у него есть два места, куда он может «сбежать». Первое — на берегу маленького Ангозера, примерно в сорока километрах от Петрозаводска, где в начале 1970-х годов был образован дачный кооператив творческих работников. Ортьё вместе с тогдашним редактором «Пуналиппу» Калле Ранта были в числе первых дачников этого кооператива. Однако по мере того как росло число членов кооператива и увеличивалась плотность его застройки, Ортьё уже не находил на берегу Ангозера былого покоя. Поэтому в последние годы дачей пользуются в основном потомки Ортьё и Зои.
Второе место — родная Хайкола, жители которой во время второй мировой войны хватили немало горя и бед. Всего Хайкола потеряла на войне 15 молодых своих жителей. В числе погибших оказалась и радистка Ульяна Кузьмина, чью трагическую судьбу Ортьё описал в романе «Вдовы». Много старых и малых умерли в эвакуации, так что за годы войны население Хайколы сократилось наполовину. Уцелевшие во время войны, но обезлюдевшие дома быстро разрушались. Отчий дом Ортьё Степанова опустел в середине 1960-х годов. Теперь он принялся приводить дом в порядок.
В Хайколе Ортьё чувствует себя совершенно по—домашнему, здесь, в родной стихии, ему уютно, — к такому выводу пришли мы с Хельми, когда в августе 1987 года почти неделю гостили у него. Деревня живёт только от весны до поздней осени, до нереста ряпушки. На зиму люди уезжают в ближний посёлок Кепу. Но и в тёплое время года над деревней поднимаются дымы только из четырёх труб. Летними жителями бывают обычно Хямихен Хейкки Богданов с женой Татьяной и дочерью Охво, ещё Ийвана, сын Петри Кузьмина, Анни, дочь Кирилы Пёлюнена, со своими детьми и, наконец, Ортьё Степанов.
Дневная хайкольская программа у Ортьё включает следующие основные пункты: утром – похожание (подъём сетей), вечером – приготовление бани и установка сетей. В промежутки между этими делами – мелкие ремонтные работы по дому и, главным образом, литературный труд за письменным столом. Вечером часто наведывался сосед Хямехен Хейкки. Хейкки было родом из пистозерской деревни Хаме, с чем связано и уточняющие дополнения к его имени: Хямехен Хейкки — то есть Хейкки из Хяме. Обладавший хорошей памятью, Хейкки был для Ортьё ценным собеседником, от него Ортьё узнал много карельских выражений и вообще полезных сведений. Хозяйство у Ортьё вела его двоюродная сестра Лукки, или, по—русски, Лукерия Павлова, 1923 года рождения, очень разговорчивая женщина, которую ничуть не волновало, слушает ли её рассказы братан Ортьё или не слушает.
В те незабываемые дни, что мы провели у Ортьё, и Хямехен Хейкки и Лукки были бодры духом и, как нам казалось, телом. Хейкки, хотя и был инвалидом войны, все дни занимался разными делами: рыбачил, ездил за смольём на другой берег озера, варил смолу. Лукки хлопотала по дому. Мы и не предполагали, что уже тогда у них обоих совсем тонкой стала нить жизни. От Ортьё мы получили подряд две печальные вести: Хямехен Хейкки умер 4 марта 1989 года, и в том же марте скончалась Лукерия Павлова.
В писательство Ортьё Степанов, по его шутливому выражению, «ударился«, послушавшись совета друга и школьного товарища Яакко Ругоева. Как—то вечером он сидел У Яакко в Петрозаводске и рассказывал хозяину истории из жизни родной деревни. В частности, о том, как его прадед Олексей получил однажды весной письмо от своего сына Теро, который был на японской войне. Письмо было написано по—русски. В Хайколе никто не мог прочитать его, как, впрочем, и в соседних деревнях. Ухтинский поп, конечно, сумел бы прочесть, но он уехал к своим родственникам куда—то далеко в Россию, да там и остался. Письмо оставалось непрочитанным, пока Олексей по—зимнему первопутку не поехал в беломорскую Кемь – а туда пути полтораста верст. Там ему и прочитали письмо. Эта история произошла на самом деле, и она очень позабавила Яакко Ругоева. Он посоветовал Ортьё записать её на бумаге. Ортьё исполнил наказ друга, хотя писать на финском языке оказалось вначале очень трудно. Вскоре в газете «Тотуус» был объявлен литературный конкурс, и Яакко Ругоев выставил рассказ Ортьё Степанова. Рассказ отметили премией. Признание вдохновило Ортьё и, кроме рассказов, он попытался писать и более крупную прозу.
Приехав в 1954 году в Ухту, Ортьё уже всерьез занялся литературной работой. «Там, в Ухте, есть какая—то особая бактерия, которая заставляет писать«, — говорил он. В 1958 году в «Пуналиппу» опубликовали повесть «Вспугнутый журавль», через пару лет – большую повесть (по определению Ортьё) «Широкие просторы», которая вышла отдельной книгой в 1960 году. К ухтинскому периоду относится также киносценарий «Лебедь» (1963), сборник очерков и рассказов «Борозда за бороздой» (1964) и документальная повесть «Поединок с таежной деревне» (1967), в которой Ортьё рассказывает о трагической гибели своей ухтинской одноклассницы Татьяны Богдановой в Аконлахти военного времени.
В конце 1960 года Ортьё Степанов приступил к осуществлению грандиозного замысла написать серию романов о судьбах земляков, начиная с того времени, которое помнит сам и даже немного поглубже: ведь в 1924 году, от которого начинают разворачиваться события повествования, Ортьё было всего четыре года, так что он вынужден был собирать недостающие сведения путём опросов; пришлось даже изучать архивы.
В 1969 году вышла первая часть серии – роман «Родичи», первый вариант которого напечатан за год до этого в «Пуналиппу». В романе показан начальный этап становления и укрепления советской власти в Хайколе, которая в книге названа Хаапалахтой. Продолжением «Родичей» явился изданный отдельной книгой в 1973 году роман «Яакко Саку–человек из народа». Здесь действие происходит уже в 30-е годы: выясняется отношение крестьян к только что образованному колхозу, тем временем в деревне идёт обычная жизнь со всеми её хлопотами и делами. Третья часть серии –«Жаркое лето» (1979) – показывает лето 1941 года, во многом на основе собственного боевого опыта автора. Для этой книги Степанову тоже пришлось собирать дополнительный фактический материал как расспросами, так и личной рекогносцировкой на местности. Например, в Корписельке в 1941 году Ортьё устроил наблюдательный пункт на колокольне православной церкви. Но он вынужден был почти сразу убраться оттуда, так как финны начали сильно обстреливать колокольню. Эту колокольню Ортьё специально ходил смотреть, когда работал над романом. Как позднее выяснилось, среди тех артиллеристов, что стреляли из пушки по колокольне, был композитор Тойво Кярки, с которым спустя много лет Ортьё Степанов крепко подружился.
Четвёртая часть серии – роман «Вдовы» — вышла в свет в 1983 году. Действие романа охватывает конец войны и первые послевоенные годы. В нём панорамно изображается, как возвращаются люди в родные места – кто с фронта, кто из эвакуации, а кто—из лагерей. Возвращаются в свои сожженные, заросшие травой и кустарником деревни. Сначала живут в землянках, погребах, наскоро сколоченных лачугах, терпят нужду, голод, холод и все равно не теряют надежды, что жизнь на старых пепелищах возродится.
Продолжением «Вдов» явился роман «Прокон Максима» (1987), заканчивающийся 1953 годом, годом смерти Сталина. Центральный герой романа — Прокон Максима (Максима, сын Прокко) руководит маленьким колхозом с мудростью бывалого человека, следуя традициям своего народа.
Было совершенно очевидно, что роман «Прокон Максима» остался как бы незавершенным. И читателям не пришлось долго ждать: уже в том же 1987 году журнал «Пуналиппу» начал публиковать шестую часть серии — роман «Куковала кукушка на лёд». В нём показана жизнь Ухтинского края в 1956—1957 годах, но есть и отступления в прошлое. Есть в нём и собственные счета к культу Сталина, и острая, смелая критика.
Кто-то сказал, что «Родичи» представляют собой как бы продолжение трилогии Николая Яккола «Водораздел». Ортьё рассказывал, что Яккола настоятельно рекомендовал ему писать о более позднем периоде, исходя из реальной жизни своей Хайколы, и он так и поступил. Все персонажи «Родичей» твёрдо стоят на почве реальной действительности, однако в судьбу каждого из них автор смог вплести судьбы нескольких прототипов, жителей не только Хайколы, но и окрестных селений.
Из беседы с Ортьё мне запомнились его слова: чем больше свободы предоставляет писатель своему воображению, тем фальшивее получается его произведение. Своему другу Пекке Мутанену он сказал: «Каждый человек может служить прототипом героя художественного произведения. Надо только суметь использовать его сущность. Чем больше находишься среди людей, тем легче идет писательский труд. Знание жизни — вот одно из важнейших условий творческого успеха». И прибавил: «Всякий раз, когда у меня возникают творческие трудности, мне хочется быстрей выбраться в верховья реки Кеми — туда, где живут люди моего племени». Литературное мастерство Ортьё Степанова лучше всего видно там, где он описывает духовный мир простых людей, их думы и чаяния. Описания природы у него остаются на заднем плане. Тем не менее он, как и Пекка Пертту, тоже является другом и защитником природы.
Ортьё Степанова вряд ли можно назвать писателем-юмористом. Но в его произведениях проблескивает там и сям своеобразный, облегчающий душу юмор, для полного понимания которого нередко требуется довольно глубокое знакомство с жизнью карельской деревни.
Романы Ортьё Степанова издавались также на русском языке. Русские читатели хорошо приняли их. Первые две части «Родичей» перевели Тертту Викстрем и Владимир Машин, перевод третьей части выполнен Галиной Прониной.
Своими любимыми писателями Ортьё называл из русских Толстого и Шолохова, из финских — Киви, Ахо, Хаанпяя и Линна. Творчество А. Киви оказало сильное влияние на манеру письма Степанова — он даже не замечал этого сам. Например, тот факт, что начало романа «Родичи» очень напоминает начало «Семерых братьев», он признал только долгое время спустя.
В беседе со мной Ортьё Степанов счел нужным подчеркнуть, что писатель должен все же оставаться самобытным: подражание другим не даёт ничего нового; к тому же каждый писатель должен иметь свою собственную философию.
Старался Ортьё читать и современную финскую литературу, но она не нравится ему. «До чего же всё-таки ослабла финская литература. Дарования есть, но, двигаясь по линиям моды, далеко отошли они от народа».
У каждого писателя свой режим работы. Режим Ортьё Степанова необычен: он ложится спать, по обычаю карельских крестьян, довольно рано — не позднее девяти часов, чтобы в четыре—пять часов утра встать и приняться за работу.
Как все писатели Карелии, Ортьё Степанов исколесил республику вдоль и поперек (а в последнее время ещё и Финляндию) с «литературными вечерами», на которых рассказывал о своих произведениях. Подобные «вечера» устраиваются в сельских домах культуры (там, где они имеются) или в библиотеках, школах и т.д. И народ на эти встречи ходит, например, в Ухте собирались сотни людей.
