Ортьё Степанов — инициатор и спонсор издания книги П. Виртаранты «Этюды о карельской культуре»
Лингвиста и культуролога Пертти Виртаранту глубоко интересовала Хайколя — родная деревня Ортьё Степанова как жизненная и творческая микросреда писателя, в которой бытовал живой карельский говор и сохранилась рунопевческая традиция.
Седьмого апреля исполняется 100 лет со дня рождения народного писателя Карелии Ортьё Степанова. На республиканских Краеведческих чтениях 19—20 февраля в ряде выступлений были освещены некоторые грани жизни и творчества карельского классика.В основе предлагаемой статьи лежит выступление автора на краеведческой конференции.
Спаянные общим делом всей жизни
В кругу духовно близких народному писателю Карелии Ортье Степанову людей выделяется известный финский ученый, лингвист и культуролог академик Пертти Виртаранта (1918 — 1997). Он внес значительный вклад в изучение языков и культуры карелов и вепсов, проживающих в России. С 1955 по 1983 год он был главным редактором шеститомного «Словаря карельского языка».
Именно полевые исследования в этой области были в центре внимания Пертти Виртаранты. Его интерес исследователя–путешественника простирался и на людиков и тверских карелов, и на финнов в Америке, и на ингерманландцев в Швеции: в одном из писем О. Степанову П. Виртаранта упоминает о своем интересе к Ингерманландии (Inkerin harrastukseni). Как отмечал О. Степанов в 1990 году, объем магнитофонных записей карельского фольклора в полевых исследованиях Пертти Виртаранты в Советской Карелии составлял 464 часа, а в «Тверской Карелии» — 243 часа.
О тесном общении Ортьё Степанова и Пертти Виртаранты свидетельствует их переписка, точнее говоря, письма Виртаранты Степанову, охватывающие период с 1980–го по 1992 год. Я благодарен Этнолитературному музею Хайколя, предоставившему мне возможность ознакомиться с ними. Письма проливают свет на активную роль писателя в общении культур, в значимой для нашей национальной республики межкультурной коммуникации на исходе ХХ века.
Лингвиста и культуролога Пертти Виртаранту глубоко интересовала Хайколя — родная деревня Ортьё Степанова как жизненная и творческая микросреда писателя, в которой бытовал живой карельский говор и сохранилась рунопевческая традиция. Восстановив отцовский дом, Ортьë Степанов проживал в деревне по нескольку месяцев в году. Творчество писателя и его образ жизни уходили корнями в эту карельскую народную среду. Сам О. Степанов говорил: «Я написал там, пожалуй, лучшие страницы своих романов».
Как отмечал выдающийся исследователь литературы Эйно Карху, «в романах А. Тимонена и О. Степанова диалоги ведутся почти исключительно на карельских наречиях»: «речевой колорит должен помочь воссозданию доподлинной атмосферы народной жизни и народного мышления». По мнению П. Виртаранты, в произведениях О. Степанова заметно влияние устного народного творчества. Что могло быть естественнее для финского профессора — большого друга карелов, чем бывать у них в местах их традиционного проживания и знать о них все из их собственных уст?
К середине 1980–х годов деревня Хайколя прославилась не только в нашей республике, но и далеко за пределами Карелии. О. Степанова посещали там московские и эстонские писатели, финские кинематографисты сняли в Хайколе вторую часть трёхсерийного фильма «Память поколения», к сорокалетию Великой Победы там был установлен памятник карельским партизанам.
Так Калевальский район, к которому принадлежит Хайколя, начал открываться и для финской стороны. Началу открытости предшествовали десятилетия непроницаемого «железного занавеса». Финский журналист и писатель Вейкко Эрккиля из Северной Финляндии опубликовал в 2003 году книгу Vienan kuu («Луна Беломорской Карелии»), в которой рассказывает о своей поездке в Беломорскую Карелию в наши дни. В среде северных финнов, оказывается, бытовало выражение Vienan kuu. Во времена железного занавеса луна была, образно выражаясь, единственным свидетелем, знавшим о том, как жили карелы на советской стороне границы, но она не могла рассказать об этом финнам.
Правда, в сфере международного научного сотрудничества, в которой, собственно, профессор Виртаранта подвизался, были относительно открытые, так сказать, узко специализированные каналы общения. Виртаранта констатировал, что в период с 1957-го по 1988 год он совершил более 15 поездок в Советскую Карелию и что круг его информантов–карелов (он записывал карельские диалекты и сведения о народных обычаях) насчитывал почти 500 человек!
Поскольку О. Степанов не был прописан в Хайколе, он не мог пригласить туда Пертти Виртаранту и его жену Хельми Виртаранту. Он обратился в Карельский обком партии с просьбой о содействии, чтобы ему разрешили пригласить к себе в Хайколю чету Виртаранта летом 1986 года.
Лингвиста Виртаранту интересовала, разумеется, и топонимика малой родины Степанова. В письме от 4 февраля 1980 года он просит писателя сообщить правильное написание ряда географических названий на прилегающей к Хайколе территории, в которых он угадывает саамские элементы. Чтобы отыскать саамские соответствия, необходимо знать именно карельскую форму названий, употреблявшихся в народной речи карельских жителей (on tiedettävä niiden karjalainen muoto).
Очевидно, Виртаранта считал некоторые названия несколько «финнизированными» в официальном употреблении. Действительно, из истории фольклористики известно, например, что финские собиратели карельского фольклора не всегда могли точно передать народную речь. Об этом свидетельствует и И.К. Инха в своем классическом произведении «В краю калевальских песен»: «По этой же причине географические названия тоже не приводятся в том виде, как они произносятся на той стороне границы». В Советской Карелии они могли в официальных документах и печати «подправляться» и «олитературиваться» в сторону финнизации.
В мае 1986 года Виртаранта сообщает Степанову, что большую часть апреля этого года он и Хельми находились в Англии, где принимали участие в праздновании 150–летнего юбилея эпоса « Калевала» не только в Лондоне, но и в других местах, вплоть до Северной Шотландии. Они передвигались по стране на своей машине вместе со своей фотовыставкой, посвящённой Карелии! «Было приятно видеть, что и в Англии, по крайней мере в некоторых кругах, есть интерес к «Калевале» и вообще к карельской культуре», отмечает П. Виртаранта. Он упоминает и о том, что выполнен новый английский перевод «Калевалы», который знатоки находят «прекрасным, поэтичным», хотя и перевод 1907 года считается хорошим.
Вообще говоря, Пертти Виртаранта рисуется нашему воображению как настоящий посланник карельской культуры в Северной Европе от Финляндии до Великобритании.
В этом письме П. Виртаранта высказывает свою оценку романа О. Степанова «Максима, сын Прокко»: «Он [роман] отдаёт дань глубокого уважения тем легко забываемым простым людям, которые в своей жизни многое испытали, многое повидали и перенесли. Это и ценный документ эпохи, исчезающей в ночи забвения. Кажется, ныне пробуждается позитивный интерес к корням — как у вас, так и у нас. Можно надеяться, что эта тенденция будет продолжаться и крепнуть. Это было бы хорошим лекарством для нынешней мятущейся и неприкаянной молодёжи».
Двухнедельная поездка четы Виртаранта в Петрозаводск и Хайколю состоялась в августе 1987 года. В письме, написанном по возвращении домой, П. Виртаранта рассказывает о её результатах, отразившихся в дневнике Хельми Виртаранты, магнитофонных записях (примерно 25 часов) и многочисленных фотографиях. Он приходит к выводу, что переиздание его книги Karjalaisia kulttuurikuvia («Этюды о карельской культуре», 1981) потребует значительных дополнений и уточнений в связи с появлением новых персоналий (Матти Пирхонен, Урхо Руханен, Армас Мишин, Рюрик Лонин). Поскольку по договорëнности с издательством «Карелия» объëм книги следовало сохранить, то и сокращения были неизбежны.
В марте 1991 года П. Виртаранта в письме О. Степанову говорит о живом интересе финнов к карелоязычным газетам Vienan viesti и Oma mua и предлагает меры для их распространения в Финляндии. И в таком эпизоде Ортьё Степанов оказывается контактным лицом в своей ключевой роли национального писателя, одного из неформальных лидеров в начавшемся процессе возрождения и развития языка, культуры и традиций карельского этноса.
В этом же письме Виртаранта затрагивает тему этнокультурной консолидации карелов, проживающих в разных регионах. По его мнению, сложившемся во время его последней поездки к тверским карелам, у них есть потребность в контактах с соплеменниками в Советской Карелии и Финляндии. В связи с этим Виртаранта предлагает Ортье Степанову совершить поездку в деревни тверских карел, чтобы «приободрить… этих прекрасных людей, жизнь которых полна всяких трудностей».
Незадолго до этого О. Степанов опубликовал в финской газете Kaleva четыре статьи о ситуации в Советской Карелии. Виртаранта называет эту публикацию «замечательной, честной и правдивой» и советует поместить еë расширенный вариант в выходящем в Петрозаводске журнале Carelia.
Вообще письма Виртаранты свидетельствуют о том, что он был настоящий ученый–гуманитарий. Он был движим не только исследовательским интересом к языку и культуре малых народов, но и глубокой эмпатией, человеческим сочувствием к этим народам и тревогой за их судьбу, желанием содействовать им в их делах. В том же письме от 11 марта 1991 года он рассказывает: «В последние месяцы я выступал по вопросам, касающимся культуры Карелии, на многих мероприятиях (в том числе в Оулу, Тампере, последний раз в Турку и Йоенсуу). Я уверен, что в предстоящий летний период поток туристов из Финляндии в Карелию будет рекордным». В конце письма звучат тревога и надежда: «Особенно малые народы в опасности… Всё же, несмотря ни на что, попытаемся действовать, ты там и мы здесь, в интересах малых национальностей».
В это же время стало известно, что подготовка русского издания «Этюдов о карельской культуре» в издательстве «Карелия» была на грани срыва — сначала переводчик Йоуко Суурхаско не укладывался в срок, потом издательство заговорило об убыточности проекта.
В письме председателю президиума Верховного Совета Республики Карелия В.Н. Степанову от 10 марта 1992 года Ортьё Степанов, один из инициаторов публикации книги на русском языке, говорит:
«Сообщение об отказе ее переиздания у нас вызвало у меня чувство негодования и стыда перед академиком. <…> Я не хочу быть участником этих игр, потому что вынужден был заключить с издательством «Карелия» договор о том, что возмещаю убыток от издания книги Пертти Виртаранты в сумме 43 000 рублей. Я уже внес издательству из своих личных сбережений 20 000 рублей в погашение этой суммы. Я не миллионер и был бы благодарен, если бы властные структуры нашли возможность погасить оставшуюся часть убытка от издания книги финского академика, Заслуженного работника науки Республики Карелия господина Пертти Виртаранты».
Книга академика П. Виртаранты «Этюды о карельской культуре. Люди и судьбы» увидела свет в издательстве «Карелия» в 1992 году. На титульном листе указано: «Спонсор издания Артем Михайлович Степанов».
Академик Пертти Виртаранта был глубоко тронут благородным, подвижническим поступком народного писателя. В своем письме от 14 февраля 1992 года он объясняет трудности с русским изданием книги тем обстоятельством, что в ней рассказывается только о карельской и финской культуре Карелии.
«Этюды о карельской культуре» — это созданный Пертти Виртарантой образ национальной республики в лицах, это ее этнокультурный потенциал, представленный в судьбах и свершениях её деятелей. Книга была остро актуальна на рубеже 1980–1990–х годов, она обогащала этноязыковое и этнокультурное самосознание карелов, финнов и вепсов республики. Думается, что прежде всего это обстоятельство подвигло Ортьё Степанова на личное спонсорство в критической ситуации. Этот самоотверженный поступок в известном смысле увенчал многолетнюю дружбу писателя и учëного, которых воодушевляло и объединяло общее дело жизни — служение языку и культуре карельского народа.
