#Культурный_лидер
«Мы сейчас переживаем уникальный период. Все стили сливаются, смешиваются, весь накопленный мировой музыкальный опыт реализуется в невероятных сочетаниях. И возможности этих сочетаний просто неисчерпаемы».
В этом проекте Виктория Никитина рассказывает о людях, которые сохраняют и развивают культуру Карелии. Это невозможно без тех, кто не боится брать на себя ответственность, поддерживает творцов и открыт новым идеям.
Очередной герой проекта — Андрей Дикоев, доцент кафедры народных инструментов Петрозаводской государственной консерватории имени Глазунова, лауреат множества фестивалей и конкурсов, инициатор оригинальных музыкальных проектов.
— Андрей, представьте, что вам в необычной ситуации, например, во время встречи с представителем внеземной цивилизации, нужно быстро представиться. Пояснить кто вы…
— Я сам, честно говоря, не очень понимаю, кто я сейчас. Вопрос самоидентификации непрост. Порой удивляюсь своим решениям, находкам, результатам работы. Иногда после проекта смотришь и удивляешься: «Как мы до этого дошли? Как это сделали?». Только задним числом понимаешь ход событий, логику.
Мне кажется, в человеческом смысле я совсем не пример для подражания. Но, если отвечать на ваш вопрос, точно знаю одно: я музыкант. Прежде всего музыкант, то есть человек, который музыку любит, чаще мыслит образами не вербальными, а скорее звуковыми, и пытается познавать и принимать музыку во всем многообразии такой, какая она есть.
— Какие у вас с музыкой взаимоотношения?
— Практическое познавание музыки как явления – вот что происходит со мной постоянно. Я не очень люблю читать чисто теоретические рассуждения о музыке. Не так давно я полюбил прямую речь великих музыкантов – композиторов, исполнителей, дирижёров. Это автобиографии, дневники, письма и особенно интересный и модный нынче жанр интервью. Великие могут ошибаться, быть парадоксальными и даже нелогичными, но в их высказываниях, даже не очень серьёзных, суть музыки как явления раскрывается гораздо точнее, чем в самых лучших в исследованиях теоретиков или биографов, при всём моём к ним уважении. Остаётся сожалеть, что мы не можем услышать прямую речь великих композиторов прошлого. Представьте, каким интересным могло бы быть интервью Моцарта или Баха в Ещёнепознер.
В последнее время я заметил, что слушаю все подряд, живу в музыке. Разной. Ведь объёмы доступной к прослушиванию или изучению музыки стали сейчас просто невероятными. Доступно всё! И я заметил интересную вещь, что с новой, незнакомой музыкой случается как с картинами, например, импрессионистов: то, что в неверном ракурсе кажется бессмысленной мазней, в определенном положении раскрывается, оказываясь прекрасным рисунком. Один мой старый друг говорил: «Если ты послушал музыку и тебе не понравилось – послушай еще раз и слушай до тех пор, пока не понравится». И это действует!
– А вам не кажется, что вы создаёте вашими программами правильные точки восприятия — ракурс, в котором музыка, незнакомая слушателю, не принимаемая им, раскрывается максимально?
– Мне конечно приятно осознавать, что мои программы воспринимаются не просто как безумные эксперименты, забавы. Приятно, когда давний выпускник вдруг появляется со словами «Самое яркое воспоминание за годы учебы — проект, в котором мы играли музыку Джона Кейджа». Речь идёт о перформансе «Хорошо препарированный клавир», где мы в Большом зале консерватории устроили исполнение замечательного цикла это американского композитора «Сонаты и интерлюдии для препарированного фортепиано» и всласть, аж два раза, исполнили его знаменитое «4.33» — музыку тишины.
Но мои проекты — это не исследование определённого композитора или произведения как таковое. Я не отношу себя к числу узких специалистов. Наверное, круто знать, чем мазок одного художника отличается от другого или манера игры музыканта обусловлена тем-то и слушать её надо только вот так… Мною движет любовь к тому или иному явлению. Мне необходим восторг, ощущение полёта и острое желание воплотить в жизни, дать прозвучать. А когда ты полюбил произведение, композитора, тогда тебе хочется со всем миром делиться этим прекрасным чувством. Музыкой делиться, чтобы больше людей испытали те же чувства. И когда я чувствую зрительский отклик — вот это замечательно!
– У вас есть основной принцип? К примеру, как врачебный «Не навреди!». Вы скорее создаёте вашими программами «багет» — обрамление, которое показывает, раскрывает любимую вами музыку или выступаете с собственным прочтением как интерпретатор?
– Трудно сказать. Скорее так: я вкладываю все силы своего интеллекта, все чувства, профессионализм, арсенал своих исполнительских средств. Нужно заразить своей любовью к произведению, автору исполнителей, слушателя в зале. Нужно уметь объяснить, мотивировать, дать почувствовать, услышать. В первую очередь студентам-исполнителям.
Степень углубленности студентов в проект хромает, ведь часто мои проекты проходят вне учебной программы, как бы между делом. Но я считаю, что музыканты должны чувствовать себя частью целого. Не бездушными винтиками.
Принцип веника работает: все мы вместе веник, сила. Но веточка, каждый маленький прутик, казалось бы, бессильный, вкладывает своё понимание, свою любовь и рождается что-то большое и важное. И тогда возможно попасть к зрителю в самое сердце.
– А если студенту не нравится проект, он сопротивляется? Выгоняете?
– А они сами уходят. У меня постоянно сито, причём без всякого психологического насилия. Плюс к тому – постоянный круговорот студентов: кто-то заканчивает и уезжает, кто-то поступает. У нас в консерватории про оркестр или хор говорят: «Коллектив рождается в сентябре, а умирает в мае». Это бег по кругу. Со своими нюансами и новизной и повторяемостью ошибок. И мне это нравится! Со всем уважением к профессиональным коллективам, их стабильностью и устоявшимися исполнителями, в них просто другая атмосфера. А здесь порой не знаешь чего ждать, но абсолютно точно происходит обострение чувств, внезапное появление чего-то неизвестного. Нового и прекрасного.
Семь лет я был деканом исполнительского факультета консерватории. Студенты должны были проходить через общение со мной не только, как с педагогом, но и административно. И может быть, отчасти из желания засветиться, продемонстрировать здоровую лояльность, участвовали в моих проектах. Сейчас, когда от административной работы я отошёл, на мой взгляд, студентам стало проще принимать решение об участии или неучастии в проектах, и это как-то честнее, что ли, во всяком случае мне такая форма рекрутинга нравится больше.
Я ведь тоже был студентом, помню, как отказывался от каких-то предложений. И о чем-то жалею до сих пор. А что-то и не вспоминается. Поэтому я все понимаю. Это дело сугубо добровольное, и оно основано только на желании учиться и совершенствоваться. Поэтому в моих проектах лишних людей просто нет.
– Кстати, насчёт административного ресурса. А ваши программы, проекты имеют какую то поддержку руководства? Отклик?
– Если честно, понятия не имею, как оно на самом деле обстоит. Противодействия, а тем более запретов, во всяком случае пока, нет, и это главное. Я стараюсь не просить помощи, хотя некоторые проекты требовали небольшой финансовой поддержки. Например, когда для проекта «Музыка для 18 музыкантов» Стива Райха нам понадобилось поставить на сцене Большого зала консерватории аж четыре концертных рояля. Спасибо той администрации за то, что помогли и оплатили перенос инструментов.
А насчёт отклика… Знаю, что часть педагогов одобряет такую внеучебную деятельность студентов, а часть нет, ну и есть ещё часть, которая остаётся равнодушной к моей деятельности – не отвергая её, но и не воспринимая всерьёз. И это нормально. В какой-то момент, чтобы совсем отделить проектную от учебной деятельности, я начал писать на афише своё имя в качестве автора или руководителя проекта. Тем самым я сознательно определил свою зону ответственности, попутно зафиксировав свидетельство моего труда. Сейчас на афишах консы это стало нормой, а тогда я начал делать это первым.
– У вас не во всю афишу фамилия напечатана, скромненько, в уголочке. А ведь это уже марка, бренд. Я сама не раз бывала на ваших программах, знаю, что они популярны. Слушатели уверены в качестве, стремятся попасть именно к вам…
– Долгое время мы вообще не занимались продвижением своих программ, были просто афиша, в том числе в соцсетях и бесплатный вход на концерт. И только совсем недавно, когда за вход на концерты в Большом зале всё-таки установили цену на билеты, с чем я не совсем согласен, появилась потребность более активного продвижения проектов через интернет, соцсети и другие ресурсы.
Хотя в моей практике в 2015 году был забавный случай, когда для того, чтобы привлечь зрителя на проект «Хорошо темперированный клавир И.С. Баха», пришлось обратить к администрации троллейбусного депо, чтобы нам разрешили расклеить афиши в троллейбусах. И надо признать, это подействовало, проект посетили в общей сложности человек 600 — при том, что зал может поместить 400. Просто он был очень долгим – почти пять часов музыки нон-стоп, и мы разрешили людям приходить и уходить. Так что можно сказать спасибо петрозаводским троллейбусам за продвижение высокого искусства в массы.
– Как вы думаете, почему при таком изобилии музыкальных образовательных заведений на удивительно интересных программах, не только ваших, среди слушателей мало профессионалов и студентов, учащихся музыкальных учебных заведений?
– Да нет, они приходят, консерваторским-то вообще просто — спустись на первый этаж. Но времени не хватает – студенты сейчас закружены очень сильно, гораздо плотнее, чем тогда, когда учились мы. Но самые лучшие и желающие учиться даже при этой плотности всегда находят время на посещение концертов.
Меня больше расстраивает инертность определённых педагогов, которые должны этот интерес формировать у своих учеников, в том числе собственным примером горячего интереса. И к слушанию, и к созданию событий. Кстати, мы, когда делали вышеупомянутый проект по музыке Стива Райха, не знали, что стали первыми русскоязычными музыкантами, исполнившими в России эту сложнейшую вещь! Это событие, и оно нас очень порадовало!
– Как вы пришли в музыку?
– Я простой сельский парень из Коми. В семье никто музыкантом не был. По семейной легенде дед играл на гармони, хотя я этого никогда не слышал. Однажды мама отвела меня в музыкальную школу. Выбор инструмента был невелик — скрипка как-то чуждо смотрелась бы в нашей среде, пианино надо было покупать, да и места в доме совсем не было, так что отдали на баян.
Я очень благодарен моему первому педагогу Любови Леонидовне за то, что она сформировала у меня позитивное отношение к музыке и к баяну. Ведь что главное в музыкальной школе? Поставить руки не криво да привить любовь к музыке или хотя бы не спровоцировать отвращение. Этого достаточно. А насильно заучивать программы сложнее, чем надо или позволяют возможности, ещё и во имя каких-то амбиций с риском сломать психику маленького человека – это лишнее.
Именно благодаря этому позитиву я впоследствии оказался в музучилище, где начал активно развиваться. Позже, в армии, я освоил медные духовые инструменты. И этот опыт тоже пошёл на пользу, отразившись на моём отношении к звуку и к звукоизвлечению.
– Что вам задавала первая учительница?
– Прежде всего народные песни. Все ведь начинается с народной музыки, с фольклора. В моем случае ещё были песни из старых советских кинофильмов. Мне кажется, заходить в музыку надо со стороны фольклора. И потом уже перейти на классику, джаз, эстраду, современную музыку. Хотя тут как посмотреть, всё зависит от среды – какая музыка в доме ребёнка чаще звучит, так он и будет играть.
К примеру – в жюри конкурсов я насмотрелся сомнительных продуктов чрезмерного пристрастия педагогов к популярной музыке, эстраде, так сказать, около джаза. Всё это делается без должного проникновения и понимания особенностей стилистики этой музыки. Это выражено в элементарных вещах, например, исполнении джазовой синкопы. Для подавляющего большинства юных баянистов это становится неразрешимой проблемой. А почему? Да хотя бы потому, что дома никто из них не слушает даже классику джаза и его великих представителей и понятия не имеет, о чём эта музыка. Это я к тому, что играя музыку в той или иной стилистике, необходимо погрузить в неё свои уши, сделать постоянным звуковым фоном. Тогда и синкопа получится правильно. А для малышей фольклор как звуковой фон – самая полезная среда, потому и начинать лучше всего с него.
– Какой инструмент можно назвать вашим любимым? Не обязательно баян, любой. По звучанию, по значимости для вас?
– Первое, что приходит в голову, в глобальном смысле – это, конечно, рояль. Для него написано столько прекрасной и великой музыки, что самому гениальному музыканту не хватит самой долгой жизни, чтобы всё это исполнить хотя бы один раз. Есть обманчивое ощущение, что рояль в мировой музыке свою роль выполнил. В XX веке чего только с ним не делали — струны вынимали, гвозди вставляли, палочками барабанными били… У него колоссальные выразительные возможности и неисчерпанный потенциал. Без него невозможно представить музыку последних трех веков, ведь именно для него в это время лучшие умы писали свою лучшую музыку. Но как нельзя без рояля представить себе классическую и романтическую музыку, так и нельзя представить себе барокко без клавесина и органа, которые являются голосами великой полифонической эпохи.
А скрипка? Это же космос, невероятный, выразительнейший инструмент, который не сказал и части того, что может. Этим тембром, как и тембром виолончели, а также тембром духовых инструментов, можно наслаждаться бесконечно. Ну и не забывайте про голос – самый совершенный и сложный инструмент.
Но, несмотря на мои тембровые пристрастия, я никогда не забываю, что я прежде всего баянист! Это мой инструмент, посредством которого я реализую собственное представление о музыке и высказываюсь максимально искренне и точно. Во всяком случае для себя. Да, он ограничен в репертуаре, несовершенен, неудобен, тяжёл, тембр и проникающие способности его звука оставляет желать лучшего. Но он ещё и недооценен! Великие композиторы, такие как Губайдулина, давно пишут для баяна, но этого мало, мы ещё не достигли наполненности и самодостаточности.
В Петрозаводске есть авторы, которые писали или пишут для баяна. Это, прежде всего, покойный Альбин Репников, который во всем мире считается классиком баянной музыки. Из молодых карельских композиторов назову Анастасию Сало. Всё прошу Полину Крышень, чтобы написала что-то именно для баяна. Может, после этого интервью напишет?
Так что, несмотря на широкий круг интересов, прежде всего продолжаю оставаться баянистом и остаюсь верен своему инструменту. При умелом звукоизвлечении баян обладает прекрасным тембром, хотя что-то может меня и раздражать в нем, как и других музыкантов в их инструментах. Я знаю прекрасных музыкантов, которых со временем стал раздражать тембр их инструмента. Но это нормально, скорее всего это следствие тотального, иногда даже болезненного перфекционизма музыкантов, свойственного нашей, вузовской среде.
Я понимаю, что не вся музыка, которую хочется исполнить, написана для моего инструмента. Порой её просто невозможно исполнить на баяне, и это печально. Мне бы хотелось ставить перед собой очень высокие цели, ведь лучшая мотивация музыканта — это стремление к высотам, которые ты ещё не брал. Иначе наступает профессиональное выгорание. Наверное, поэтому одна из причин моей проектной деятельности — это моё самовыражение вне баяна, реализация моих стремлений в других исполнителях, коллективах, в дирижировании и руководстве.
– Сейчас удачное время для самореализации? Такое количество исполнителей, стилей….
– Мы сейчас переживаем уникальный период. Представьте себе водную среду, когда ручейки, речки, моря стекаются в единый Мировой океан. И вот сегодня, благодаря глобальным процессам культурного взаимодействия, невероятному коммуникационному всплеску из-за интернета и соцсетей, такое происходит с музыкой! Все стили сливаются, смешиваются, весь накопленный мировой музыкальный опыт вообще реализуется в невероятных сочетаниях. И возможности этих сочетаний просто неисчерпаемы.
Я утверждаю, что мы живём на пике развития музыкальной культуры. Своим студентам иногда я говорю так: «Тот, кто утверждает обратное, просто не в курсе дела».
– Нет у вас профдеформации? Когда вы как зритель ходите на другие программы и видите кухню, как все было организовано?
– Я всегда прихожу на другие концерты слушать музыку. Особенно, если это новая музыка или какая-то новая трактовка, или просто очень хорошее, качественное исполнение. Как любой слушатель жду, что меня зацепит, удивит, увлечет. Кухню замечаю, если вижу недоработки в плане организации или ведения или сценографии, но стараюсь на неё не отвлекаться.
В последнее время заметил, что в консерватории появились люди, в некотором роде копирующие мой стиль проведения и организации, создания программ и проектов. Сначала я удивился и расстроился даже: «Как же это? Зачем?», а потом принял их действия позитивно. Это же вызов, ведь мне нужно теперь что-то новое придумывать, стремиться к новой высоте. Так что вызов принят, и мы ещё посмотрим, кто кого переиграет и перепоёт.
– Вам не хочется для большего успеха применять явно успешные ходы. Смешать, как делают многие популярные музыканты, разные стили? Например, как в популярнейшей серии концертов «Друзья Паваротти»? Сборных программах классических и эстрадных исполнителей под эгидой Андреа Бочелли?
– Не буду отказываться, если сложится органично такая программа, почему нет. А вот специально сделать, потому что это выгодно или заказано кем-то, не получится. Я по заказу не умею работать. Хотя попытки такие были. Но практически никогда не получается то, что все ожидают. По щелчку ничего не получается. У меня есть копилка, в которую записываются идеи. Так вот живешь, ходишь, думаешь, записываешь слово, потом второе, третье, четвёртое. Потом второе вычеркиваешь, третье переставляешь местами, и так далее. Постепенно рождается концепция и название программы, сценарий, состав участников. Чаще всего, как ни странно, это происходит между делом, в коридорных разговорах.
Я считаю своим вдохновителем в смысле создания программ, даже учителем художника Сергея Терентьева. Вот это ощущение словил, подсмотрел у него в 2007 году, когда мы вместе с ним сделали мой первый перформанс в медиа-центре Vыход. Он тогда мне очень помогал, настраивал, направлял. И мы до сих пор общаемся, для меня общение с ним очень ценно.
– У вас бывали студенты, от которых вы сначала приходили в ужас, для которых вам пришлось стать Пигмалионом?
– Я думаю, что такие случаи бывают в практике каждого преподавателя.
– Неужели ни разу не было гения? Жемчуга, который трогать не хочется?
– Мне нравится работать с живыми людьми, которые сомневаются в себе, ищут своё настоящее место в искусстве.
«Жемчуг» в плане способностей, обученности или уверенности в себе? Разница огромная. Есть люди, которые зациклены на результате или на демонстрации или ещё хуже — эксплуатации своих природных способностей. Им только это важно. Мне интересны те, кто понимает, что после завершения программы, цикла, учебы, жизнь только начинается. И для дальнейшей жизни нужно быть эрудированным, образованным и порядочным человеком. Для этого важно не только на экзаменах пятёрки получать, но и познавать жизнь во всех её проявлениях. Знание десяти заповедей, например, тоже хорошее и нужное для образованного человека знание. Ты же учишься! Не стесняйся показаться неумным, задавай вопросы, формулируй собственные жизненные императивы.
Я думаю, что все педагоги хотят видеть в ученике не просто исполнителя или даже музыканта, а что-то большее – Человека.
– У вас есть любимцы, выпускники, которыми вы гордитесь?
– Я не хочу гордиться, хочу просто радоваться за человека, особенно, когда вижу, что у него постепенно всё сложилось хорошо. Кто-то уходит из профессии, и это тоже хорошо. Человек нашёл смелость признаться себе, что не создан для искусства или что он просто ремесленник и занимается этим не по любви. Ведь искусство — это вид деятельности, который не связан с плюшками и гарантированным материальным благополучием. И если врать себе, то быстро начнётся диссонанс, который начинает разрушать личность. Так что лучше быстрее признаться и спастись хотя бы тем, чтобы не начать это всё ненавидеть. И кстати, не обязательно самые способные остаются в искусстве. Но те, кто находясь в гармонии с собой и своим сердцем, воплощают в жизнь сокровенные мечты и творческие устремления.
– Есть какой-нибудь закон успеха? Как стать заметным в профессии?
– Есть такое правило, открытое не мною, так называемые обязательные «три компонента»:
Трудолюбие компенсирует отсутствие способностей. Это как марафон – ведь впереди вся жизнь. Способности разовьются, если ты трудолюбив.
Страсть, эмоциональный отклик — обязательный компонент для формирования хорошего музыканта. Чувства, эмоции, вложенные в исполнение, очень важны и нужны, они оживляют сочинение.
Интеллект как важнейший компонент профессионала. За формальными нотами должно обнаруживаться знание подтекста и смыслов. Иначе никто услышит за звуками содержания.
Если все три компонента в наличии, развиты — рождается отличный музыкант. Педагог должен работать с тем, что есть, и пытаться объяснить главное. И если ученик услышал, то он идёт правильно.
Я, например, всегда стараюсь учеников подтолкнуть к какой-то иной, параллельной творческой деятельности, подтолкнуть к полноценному развитию. Другая деятельность даёт смену ракурса и спасает от замыливания уха и усталости.
– Как вы думаете, ваши дети, станут музыкантами?
– Вот уж не знаю. Как получится. Мама помогает им развиваться, но в дальнейшем решать всё равно им. Главное, что они занимаются у хороших педагогов, которые прививают любовь к музыке и своим инструментам. Я хотел бы, чтобы они стали гармоничными, развитыми, счастливыми людьми без комплексов, страхов и дурных привычек, способных разрушить им жизнь.
– Чем сам Андрей Дикоев занимается помимо искусства?
– Я недавно обнаружил, что надвигается возраст. Как-то неожиданно это произошло, только что тридцать было и вдруг… Поэтому понял, что нужно систематизировать занятия физической культурой и спортом. И оказалось, что это безумно интересное и увлекательное дело. Так что теперь занимаюсь своим физическим состоянием – хожу на тренажёры и катаюсь на велосипеде.
Помимо музыки, есть одна глубокая страсть – это кино. Когда-то в колледже искусств Коми я даже вел собственный киноклуб, где рассказывал и показывал студентам и педагогам великие фильмы разных эпох – от Чаплина и Хичкока до Гринуэя и Тарковского.
Кстати, мой обширный опыт административной работы, руководство музыкальным колледжем в Коми, деканат в Петрозаводской консерватории не только дисциплинировал, но и дал знания законодательные и политические. А когда я решил вынырнуть из всего этого, то вдруг увидел, что столько, оказывается, интересного вокруг. Столько возможностей. Можно начать писать книгу или научиться водить автомобиль. Жизнь очень интересная штука, многообразная. Этому своих студентов я стараюсь учить.
– Какой ваш концерт ещё не организован? Не сыгран?
– Вот уже несколько лет каждый год плодотворный, хороший. И я после каждого года, каждого концерта боялся, что лучше уже не будет или что вообще идеи закончатся. К сожалению, в этом году все скомкано и все планы поломаны из-за карантина.
Например, должна была состояться премьера уникального сочинения Михаила Броннера – концерта для баяна с камерным оркестром «Страсти по Иуде». Мы должны были исполнить его с Молодежным оркестром Карелии в рамках нашего, ставшего уже традиционным, проекта «Музыка Страстной седмицы»…
– Это религиозная музыка?
– Нет, неверно так сказать. Это музыка, вдохновлённая вечными библейскими сюжетами. Понимаете, можно быть не верующим человеком, но нельзя не восхищаться музыкой и вообще образцами искусства, которые появилась под впечатлением от этой душераздирающей истории о муках распятого человека.
И вот представьте себе, этот сюжет веками вдохновлял великих людей на создание потрясающих произведений. Есть огромный пласт музыкальных произведений, которые прямо обозначены названием, причастным к библейским сюжетам и христианской тематике. Но, понимая, что вся европейская музыкальная культура корнями, подсознательно глубоко уходит в двухтысячелетнюю традицию христианства, можно утверждать, что даже если произведение не обозначено отношением к христианству, часто в нём всё равно обнаруживается то самое содержание. И особенно часто там встречается тема страстей Христовых как самый трагичный и сокровенный сюжет. Это может показаться шуткой, но к таковым я отношу, например «Детский альбом» Чайковского или «Картинки с выставки» Мусоргского. Не говоря уже о всей музыке для органа, даже светской, ведь она всё равно звучит в храме.
– Этот концерт уже подготовлен, а какие есть замыслы?
– Не люблю загадывать. Стараюсь не говорить широкой аудитории о том, что ещё не продумано и сделано. Хоть это и не всегда получается. Планов много, но среди них есть одна задумка, которая прямо манит к себе. И.С.Бах за свою жизнь написал невероятное количество церковных кантат. Я даже не могу назвать их точное количество. Это красивейшая музыка для самых разных составов. Сегодня во всем мире появляются коллективы, которые исполняют и записывают эту музыку, создавая целые антологии. Вот, пожалуй, мне бы очень хотелось как исполнителю, дирижёру и организатору поработать в этом жанре. Возможности для самовыражения тут просто безграничны. Но тут уж как пойдёт.
– Если бы вас поставили на высокую гору и попросили сказать что-то миру. Вот вам момент, Андрей, когда все вас услышат. Что бы вы сказали?
– Вы имеете в виду что-нибудь типа «Обнимитесь, миллионы!»? Как у Бетховена? И к чему это привело? К тому, что эта симфония стала символом пропаганды у нацистов, музыкальной иллюстрацией ужасов войн и геноцида, творящихся под этим прекрасным, но навеки скомпрометированным лозунгом.
Наверное, правильно, но банально было бы сказать «Слушайте музыку, любите музыку»… Если честно, в последнее время все больше хочется молчать. Ведь в очередной раз в нашей истории наступило странное, наполненное очень недобрыми предчувствиями время.
Я думаю, что музыка – единственно точный эквивалент молчания. Ведь и там и там нет вербально обозначенных смыслов. Вся информация спрятана, ибо выражение содержания музыки и тишины находится за пределами каких бы то ни было вербальных возможностей. Никак нельзя облечь в словесную форму то, что несёт в себе музыка. Она есть и есть. Моя задача как исполнителя — расставить все звуки по местам.
Есть вообще такая философская теория, которая утверждает, что музыка наряду с математикой — прямое и единственное возможное доказательство существования Бога. Она говорит о чем-то, чего в реальном мире нет, и что описанию не поддаётся. И это позволяет слушающему, играющему или сочиняющему музыку непосредственно, без посредников, коммуницировать с вечностью и трансцендентным, имя которому – Бог.