Интерес к событиям и людям, с ними связанными, подогревают – а иногда и возвращают – круглые даты. Тем более если событие значительное. Сейчас особенно ясно, что уж куда как важным было появление в 1959 году по всей огромной стране восьмидесяти с лишним телестудий. В их числе и Петрозаводская студия телевидения.
«Приказ № 1. Я, Кан Илья Леопольдович, вступаю в должность директора студии…» Уже в самом этом приказе характер нашего Кана, умного, ироничного, самого демократичного из всех начальников.
На телевидение он пришел из газеты «Ленинская правда», где по прихоти судьбы и руководства занимался сначала культурой, а затем сельским хозяйством. И вот телевидение, никому еще неведомое, в том числе и ему, конечно. Но все сотрудники были уверены, что уж Кан-то знает, уж Кан-то умеет, поможет, подскажет.
Он был нетипичным представителем вполне типичной для своего времени судьбы. Начинал токарем на металлургическом заводе. Учился на вечернем отделении в КИЖе. (Как тут не вспомнить о поручике Киже или наших дорогих Кижах! Расшифруем для ясности: Коммунистический институт журналистики.)
Творческий путь газетчика начал в Ленинграде, продолжил в Петрозаводске. Затем война. Долгие фронтовые дороги. «С лейкой и блокнотом, а то и с пулеметом…» Маленькая «дивизионка» создавалась в окопах Сталинграда и дошла до Варшавы. Тяжелое ранение настигло его во время переправы через Днепр. Спасли бойцы артиллерийского дивизиона, которым командовал Герой Советского Союза Иван Артамонов, наш земляк. Дружба их осталась на всю жизнь.
А потом, вплоть до 1959 года, газета. Не будем ворошить подшивки, да и нет у нас такой возможности. Сошлемся на автограф Роберта Рождественского, проходившего у Кана практику и подарившего ему первую книжку своих стихотворений:
Как дарить такое Кану,
Мудрецу и великану…
Лучше я возьму стакан
И в стакан, как в Лету, кану…
Директором студии Кан был всего один год. Просто за год студия поменяла статус и стала частью Комитета по радиовещанию и телевидению Совета Министров КАССР. В ранге директора теперь был заместитель председателя комитета, а Илья Леопольдович стал главным редактором самой большой в то время (впрочем, и потом) редакции художественного вещания. Затем просто главным редактором, а с 1965 года главным редактором общественно-политического вещания.
Что было ему ближе, трудно сказать. Он очень любил театр, был неутомимым книгочеем. Но он, как говорится, знал жизнь. Трагическую жизнь войны и драматическую после нее. Военная тематика, безусловно, была ему близка. Однако это была и одна из самых непростых тем. Масса ограничений, цензурные требования строгого следования тексту делали эти передачи официальными. Но когда их вел Кан, нотка человечности вмешивалась в заготовленные и выверенные воспоминания фронтовиков и делала их живыми и волнующими.
Возможно, у читающих эти строки возникает вопрос: не слишком ли фамильярно звучит повторение выразительной этой фамилии – Кан? Что делать, мы все его так звали: «Пойти к Кану». «Спросить у Кана». Без всякой боязни, без всякой робости, с полной уверенностью, что и поймет, и поможет. Это я говорю от имени тех, кому было тогда едва за двадцать. Впрочем, таких было больше половины. А Кану в год создания студии было только сорок семь лет.
Главный урок, полученный от него, – «Нельзя для людей жалеть ни одеяло, ни ласку». Этих строк Маяковского сейчас не знают. И не хотят знать – не ко времени. Но то было другое время.
Мы любили Кана. Любили с нескрываемым уважением к его орденам, его знаниям. Его благородной красоте. Любили его за юмор, за мальчишеское порой любопытство, за признание нас коллегами. На редакционных летучках он всегда сидел в первом ряду. Он вообще любил сидеть в первом ряду, хотя иногда это его подводило.
Все значительные и масштабные мероприятия были, как правило, очень длинными и скучными. Он сидел, наклонив голову, погрузившись в свои мысли. Со стороны казалось, что он дремлет. Это не нравилось представительному президиуму, и организаторы собраний старались к первому ряду Кана не подпускать, ну а уж на летучках он волен быть и подремать, да только вот всегда все слышал. И в конце вставал, произнося неизменное: «Два слова…», – и делал быстрый и точный обзор.
«Лиха беда начало». Неужели Кану все удавалось без сучка без задоринки? Нет, конечно. Да и мы были не ангелы. Полновластные хозяева канала (Москва появилась у нас только лет через семь), мы чувствовали себя вправе браться за все: от Пикассо до Пастернака, от памятников Ленинграда до космических тайн. Конечно, значительное место отводилось местной тематике, но в такой причудливой смеси… Где левые, там и правые – и конфликты готовы были разразиться нешуточные, если бы не Кан-дипломат, Кан, всё и всех понимающий… А понимал он главным образом то, что на практике и на ошибках, на умении и терпении рождалось в коллективном труде то новое, чему имя – телевидение.
Имя Ильи Леопольдовича Кана осталось не только в памяти всех, кому посчастливилось с ним работать. Оно в титрах первых значительных телефильмов «Стоянка поезда 20 минут», «Была деревня Кондопога». С ним связаны первые массовые передачи – прообразы многочисленных шоу. Имя его открывает историю Карельского телевидения, ведь это именно Илья Кан, фронтовик, газетчик, талантливый журналист, издал «Приказ № 1».
Анна Цунская
От редакции. В «Лицее» уже публиковались воспоминания Анны Викторовны Цунской о 60-х годах Карельского ТВ – «Телевидение Юрского периода» — см. на сайте.
«Лицей» № 3 2009
Заинтересовал материал? Поделитесь в социальных сетях и оставьте комментарий ниже:
