О вызвавшей неоднозначную реакцию премьере Национального театра Карелии «Шалости жизни» по современным водевилям Виктора Ляпина
Растерянная актриса областного театра мечется по гримерке сельского клуба. Она наряжена Клеопатрой. Она напряжена обстановкой. На ногах ее неудобные башмаки, попа ее потешно отставлена, за окном воют волки. Актриса встревожена. И тут пред нею возникает местный сторож Григорий. Он дарит ей цветы, рассказывает, что мечтал о ней всю жизнь, заставляет выпить самогона, съедает мухомор и всеми этими действиями вселяет в ее сердце любовь. Наутро Григорий оставляет спящую Клеопатру в гримерке, а сам поспешает к жене своей Клавдии. Сменщик Григория посылает обманутую женщину по холодку через лес на автобус. Она страдает. Зрители смеются. В Национальном театре Карелии премьера комедии.
Комедия называется «Шалости жизни». Поставил ее художественный руководитель театра Сергей Пронин по современным водевилям драматурга Виктора Ляпина. Спектакль вызвал неоднозначную реакцию как среди публики, так и среди самих артистов. Некоторые считают эту работу режиссера его самой большой творческой неудачей, некоторые же, напротив, весело смеются и поздравляют театр с оглушительным успехом. Кто-то из артистов стесняется выходить на сцену, а кто-то, наоборот, чувствует себя в этом материале вполне комфортно. В любом случае тут есть о чем поговорить.
Водевили Виктора Ляпина более всего напоминают старые добрые фельетоны, «нелицеприятно бичующие отдельные недостатки отдельных представителей нашего общества». Обманщиков, жуликов, тунеядцев, коварных мужчин и корыстных женщин. Эдакое сценическое воплощение киножурнала «Фитиль» или журнала «Крокодил». Это, если можно так выразиться, подборка оживших карикатур. А потому сама жанровая специфика этих историй предполагает при их сценическом воплощении определенный гротеск или, если хотите, даже клоунаду.
Видимо, именно по этому пути – по пути цирковой клоунской репризы – и решил пойти режиссер, разрабатывая концепцию спектакля. Людмила Исакова, играющая злополучную Клеопатру, семенящей походкой и нарочито увеличенным фрагментом тела походит на клоунессу из «Маски-шоу», а Дмитрий Иванов в роли коварного сторожа Григория и вовсе разыгрывает известный клоунский этюд. В его руках волшебным образом появляются все новые и новые букеты. А потом он по-эксгибиционистски распахивает свой длинный плащ, а под ним, алле-ап (эффект обманутого ожидания), он весь оказывается увешан цветами. Если добавить, что на нем ботинки с чрезмерно длинными и загнутыми кверху носами, то для полного соответствия образу Иванову не хватает лишь рыжего парика и красной нашлепки на нос.
Кроме водевиля про сторожа и Клеопатру, режиссер отобрал для постановки еще три истории.
- Про еще одного коварного искусителя чьи подлые планы разбиваются об опыт и бдительность матушки соблазняемой им жертвы.
- Про фермера, выдающего себя за безрукого инвалида и обманным путем получающего от государства пособие по инвалидности.
- Про то, как хитроумный муж стимулировал кулинарную и эротическую активность своей совсем было обленившейся жены.
Каждую новеллу соединяют комическими куплетами некие ангелы от театра. Они же постоянно присутствуют на сцене, являясь своеобразным связующим звеном между героям водевилей и зрительным залом.
Коварного искусителя номер 2 играет Андрей Горшков. Его герой проникает в квартиру к наивной девушке (Мария Востокова), обещает поехать с ней на Майами и начинает раздеваться. В пьесе гнусный развратник носит фамилию Беленький и снимает с себя пиджак и рубашку. В спектакле герой Горшкова оказывается грузином, носит кепку и снимает штаны. Иллюстрируя тем самым старинную поговорку «без штанов в шляпе». Делается это, по всей видимости, для усиления комического эффекта. И, действительно, часть зрительного зала искренне радуется при виде крупного усатого мужчины в кепке и длинных трусах в цветочек. Но настоящая радость ждет публику дальше, когда в роли веселой матушки перед ними окажется переодетый женщиной Вячеслав Поляков. Он будет легко вскакивать Горшкову на руки, просить отнести его в уборную и танцевать танго.
Вообще, публика любит, когда мужчины комично изображают женщин. Многие помнят, сколь забавен был Олег Табаков в роли няньки в фильме про Мэри Поппинс или Юрий Стоянов в репризах «Городка». Понимая беспроигрышность этого приема, создатели «Шалостей» использовали его не один, а два раза, назначив на роль соседки Розы в последней новелле спектакля Александра Куйкку.
В этой истории некий железнодорожник, которого играет Сергей Лавренов, рассердился на свою супругу (Анни Кондракова) за то, что та плохо исполняет свои супружеские обязанности, и решил ее припугнуть. Для этого он распространил слух о своей измене. Супруга запаниковала и начала усилено кормить мужа борщом, стала ласковая, а потом от отчаянья и вовсе отравила любимого крысиным ядом, который в силу счастливого стечения обстоятельств оказался содой.
Я ни в коем случае не хочу сказать, что пьесы такого содержания не должны идти в театре. Или что режиссеры не должны использовать такие незамысловатые приемы. Вовсе нет. Театр должен быть открыт и для высоких, и для низких жанров. В нем должно быть место и традиции, и эксперименту, и грубому гротеску, и тонкой иронии. Главное, чтобы любой производимый театром продукт был качественным.
Комедии подобные тем, которые отобрал для своего спектакля Сергей Пронин, могут очень хорошо смотреться при соблюдении хотя бы одного из следующих условий. 1) В комедии положений герои должны оказываться по-настоящему в смешных ситуациях. Они должны влипать в такие истории, которых публика еще не видывала. 2) Если же ситуации сами по себе недостаточно смешны, положение может спасти хороший, остроумный текст. 3) Если же и текст не выдающийся, спектакль может получиться благодаря режиссеру. Его нестандартным решениям, необычным ходам и оригинальным приемам. 4) И, наконец, спектакль может спасти хорошая игра актеров.
Однако, как мне кажется, в случае с «Шалостями жизни» все получилось слишком обыкновенно. Ситуации, предложенные драматургом, привычны, текст средний, режиссерские ходы предсказуемы, а актерская игра не более чем добротная. Впрочем, как я уже говорил, отношение к этому спектаклю у зрителей неоднозначное.
Восприятие юмора штука довольно субъективная. То, что одним людям кажется фееричным и уморительным, другие воспринимают как пошлость и безвкусицу. Не секрет, что для той части публики, которая относит себя к некоему образованному сегменту общества, фамилия Петросян давно уже превратилось в имя нарицательное. Петросян для них – это символ дурновкусия. А Мартиросян, наоборот, почему-то воплощает в себе качественный современный юмор. Порой очень трудно уловить, где проходит грань между пошлостью и изяществом. Почему невинная шутка про секс в «Кривом зеркале» многими будет восприниматься как нечто отвратительное, а жесткие маты Шнура и Псоя Короленко будут приводить продвинутых зрителей в эстетический восторг? Почему Жванецкий, Хазанов или Карцев никогда не выступали в «Аншлаге»? Почему на концерте Елены Воробей, куда злая судьба занесла меня однажды, я не встретил ни одного знакомого? Зал был полон, но весь он был наполнен людьми из какого-то другого, параллельного мира.
Все это я пишу, чтобы сказать: у нового спектакля Национального театра наверняка найдется свой зритель. Не исключено, что режиссер умышленно создавал «Шалости жизни» с расчетом именно на этого зрителя – зрителя «Аншлага», «Кривого зеркала», Сергея Дроботенко, Евгения Петросяна и других народных кумиров. И, может быть, они смогут увеличить сборы театра. В конце концов почему бы и нет.
Фото Павла Олюшкина, Национальный театр Карелии