«Куда вошёл?!» – спросили друзья. «В гостиную моих предков – Амелунгов!»
22 ноября – день рождения Владимира Ивановича Даля (1801 – 1872)
Был такой человек, Юрий Карлович Арнольд, композитор и музыковед, издавший в 1892-93 годах свои «Воспоминания». В них он описал свою жизнь и жизнь вокруг него за 60 лет, начиная аж с 1815го! Эпиграфом для книги были выбраны такие строки: «Кто путешествие свершил, тому есть что поведать».
Воспоминания Юрия Арнольда были изданы в 1892 году
Юрий Карлович рассказывает, что семья их жила открыто, знакомство было немалое, и гостей собиралось всегда много. Очень близкой подругой матери названа госпожа Амелунг, вдова известного зеркального фабриканта. Знакомство укреплялось ещё и тем, что родной брат вдовы, доктор Вольф, был домашним врачом семейства Арнольд. Один из сыновей Амелунгов был хорошим товарищем автора по учёбе, «пока не променял дерптскую гимназию на инженерный корпус».
Полагаю, речь идёт о будущем полковнике, инженере, георгиевском кавалере Юлиусе Карловиче Амелунге. О том самом, который в 1851 году составил генеральный план благоустройства Балаклавской бухты, но его реализации помешало начало Крымской войны. Могу добавить, что муж госпожи Эмилии Амелунг, Карл Филипп Амелунг приходится мне двоюродным четырежды прадедом, а их многочисленные дети были двоюродными братьями и сёстрами моей прапрапрабабушки Софии.
Все двенадцать моих предков Амелунгов могли быть знакомы с Далем
В доме у Амелунгов в начале 1826 года и произошло знакомство Арнольда с 24-летним мичманом черноморского флота Владимиром Ивановичем Далем, «знаменитым впоследствии автором народных рассказов и учёным составителем «Толкового словаря».
Владимир Иванович Даль
Даль не любил танцевать, но умел так развлечь молодых девушек, что они не скучали. Уже тогда «он выказывал столько разнороднейшего знания, литературной начитанности и самородного остроумия и столь необыкновенный талант к рассказам», что дамы всегда подстраивали так, чтобы фант, доставшийся Далю, обязывал его что-нибудь рассказать. Громкие аплодисменты приветствовали это назначение, «а иные из барышень бегут в соседнюю комнату, где заседают солидные старички и старушки и тогда слышатся два-три серебристых голоска: «Папа, мама, идите же, господин Даль будет рассказывать!» За дочками идут не только родители, но и вся компания. «А герр Даль …минуты на две задумывается, а там и начинает рассказывать. В темах для рассказов у него недостатка никогда не было. То описывает он жизнь матросов на корабле; то рассказывает про свою родину, Луганский завод; то передаёт какой-нибудь анекдот про шалости молодых мичманов в Николаеве, или про чудака, старого адмирала Самуила Самуиловича Грейга. К тому же рассказывал он всегда живо, рельефно, ибо владел немецким языком настолько же, сколько и русским».
Первая встреча Юрия Арнольда с Владимиром Далем произошла также в доме моих предков.
«Помню очень твёрдо, что раз как-то, пришедши вечером к Амелунгам, я увидел в комнате третьего сына, студента-медика, сидевшего около стола незнакомого мне морского офицера с сухощавым лицом, с выдающимся лбом и довольно большим, несколько орлиным носом…» На медицинском факультете учились два сына Карла и Эмилии – Генрих и Август Рейнгольд Амелунги, почти ровесники.
Не знаю, где-нибудь ещё упомянуто ли об этом умении автора «Толкового словаря»? Перед незнакомцем на столе стояла машинка с медными трубочками, горящая спиртовка и коробочки со стекляшками разных цветов. Трубочки разогревали и вытягивали в различные фигурки. «Офицер брал в каждую руку по одной из таких трубочек и, начиная дуть в машинку, то протягивал, то приближал, повёртывал руками туда и сюда, сплетал, вытягивал трубочки на огне. Когда он окончил свои эволюции, то стеклянные трубочки стали меньше. А на кончике одной из них висела какая-то штучка… Оказалось, что это была маленькая, микроскопическая коробочка, сплетённая из тончайших двуцветных стеклянных нитей. Этот-то офицер и был мичман Даль, впервые научивший дерптское общество приятному, в часы досуга, препровождению времени – производству маленьких безделушек из литого, цветного стекла. А сам он был великий в этом производстве искусник; у него выходили удивительные по форме, по выдумке и по исполнению, вполне художественные вещицы. У моей матушки долго сохранялся премиленький веночек роз, около полдюйма в диаметре, работы Даля».
Далее Юрий Карлович Арнольд рассказывает о необычайной гимнастической ловкости, проявленной Далем в роли Пьеро во время маскарадной вечеринки в доме Арнольдов, где присутствовали и Амелунги. Явившись «неслышной, лёгкой, скользящей походкой», в оригинальном костюме, он показывает необыкновенные акробатические трюки, «без всякого шума и малейшего ломания себя, словно настоящий горилла, взлезает на дверь, а с другой стороны тихонько сползает», любые препятствия были ему «нипочём». «Вся …публика с весёлым хохотом следила за всеми проделками Пьеро» и проводила его громкими аплодисментами.
В «Воспоминаниях» сказано, что «осенью 1828 года Владимир Иванович блестяще сдал докторский экзамен и отправился в действующую армию для поступления в полковые врачи». Получается, знакомство вышло долгим, двухлетним, а с моими троюродными трижды прадедушками Амелунгами Herr Doktor Dahl не только проводил досуг, но ещё и вместе постигал медицину.
В ноябре 1860-го автор воспоминаний оказался в Москве. «Навестил я, конечно, также и маститого уже старца Владимира Ивановича (между прочим, Далю только что исполнилось 59 лет, вот тебе и старец!), который встретил меня с его обычной приветливостью. Я напомнил ему про дерптские его проделки, и старик весело захохотал, вспоминая свою молодость. «Нда!», – сказал он потом с невольным вздохом, – «мы были молоды тогда! Теперь бы мне этого уже не проделать». Когда же в 1870…я поселился в Москве навсегда…о старых дерптских студентах и вспомнить было некогда. А в 1873 году искренне и высокоуважаемого Владимира Ивановича не было уже в живых. Он скончался осенью 1872 года».
Когда была издана эта книга, автору воспоминаний было за восемьдесят. А он писал: «Отдельные подробности этих рассказов (Даля), конечно, должны были вскоре улетучиться из моей памяти; но когда в конце 30-х годов я стал читать рассказы «Казака Луганского», то повести эти невольно вызвали вновь ту картину, которую я только что начертил, и мне будто послышались серебристые голоски: «Mama, komme doch, Herr Dahl wird etwas erzählen!» «Мама, идите же, господин Даль будет рассказывать!»
Счастлив, кто слышал. Ну, и мы с вами почти там побывали, вместе с моими предками…
Н. Генкина. Владимир Даль в Нижнем Новгороде
