Побывав на рок-опере «Бьярмия» в Национальном театре Карелии, я была поражена незаурядной работой художника-сценографа, световым оформлением и костюмами к этому спектаклю. Мне рассказывали, что дети пришли в восторг от новогодней сказки «Волшебная зима» в этом театре. Любители театра хорошо знают художника-постановщика этих и других (около шестидесяти) спектаклей Ирину Пронину. Ее судьба и творчество неразрывно связаны с Карелией, хотя Ирина Николаевна родилась и юность свою провела в Тбилиси. Так получилось, что она сама начала наш разговор о том, из чего складывается талант.
– Часто случается, что способные и талантливые люди не могут себя реализовать из-за собственной лени или слабости характера. Если Бог дает человеку изначально много, то возникает искушение довольствоваться тем, что есть, не прилагая собственных усилий для развития таланта. Вспоминаешь лет через десять такого знакомого: «А где же он?» А его нет, он будто исчез, и это обидно… Общеизвестно, что успех невозможен без работоспособности, без работы над собой, без развития данного от природы таланта или способности. Не секрет также, что успех и удача не идут к тем, кто ничего не делает.
– Вы считаете, что элемент удачи все же необходим?
– Я уверена, что человек притягивает или не притягивает к себе удачу. Чем больше в нем открытости, распахнутости для мира, позитивного отношения к жизни и желания творить, тем больше человек получит взамен. Не зря говорится: «Кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». Конечно, для того чтобы человек в полной мере ощутил счастливые моменты своей жизни, ему иногда посылаются испытания. Кажется, в Японии говорят, что любой кризис – это начало нового пути и нового движения. Только надо постараться не погрузиться в этот кризис полностью, а все-таки самому искать выход.
– У вас на счету много интересных спектаклей. А бывали неудачные? И как вы обычно переживаете свою неудачу?
– Неудачи бывали, провалов не помню. Первая реакция, скажу честно, оборонительная. Создание спектакля – всегда процесс коллективный, и результат складывается из общих усилий. Потом начинаю размышлять и заключаю: сама виновата, на дядю сваливать нечего, просто надо было более глубоко осмыслить материал, найти более тонкие и эффективные решения в оформлении спектакля и так далее.
– И что дает такое заключение, когда берешь вину на себя?
– На опыте учишься и стараешься больше не совершать прежних ошибок.
– Как вы относитесь к мнению публики?
– Мнения всегда разные: кто-то в восторге, кто-то в недоумении, кто-то, наоборот, поздравляет с удачей. Это абсолютно нормально. Было бы странно, если бы все понимали и принимали спектакль однозначно. В душе, конечно, хочется, чтобы всем все понравилось. Но сейчас хорошо уже то, что люди идут в театр и есть те, кому он интересен, ведь большая часть населения нынче предпочитает всем искусствам телевидение. Самое важное для меня, чтобы мои партнеры по работе были удовлетворены.
– Зрителей не имеете в виду?
– Еще как имею в виду! Но того зрителя, который говорит со мной на одном языке.
– Но зритель дальше от художника, чем, скажем, от артиста. Как вы узнаете, понравилась ли ваша работа?
– Обычно, как только открывается занавес и набирается свет, я слышу первый вздох, который о многом мне говорит. Или по тому, как замер зал, чувствую эту положительную реакцию. Становится ясно, что я сделала свое дело хорошо и теперь остальное зависит от актеров. Так было в новом спектакле «Волшебная зима» или в «Принцессе Пирлипат». Особенно это чувствуется на детских спектаклях, поскольку дети более искренни в выражении своих чувств. Я энергичный человек и не приемлю статичности как в жизни, так и на сцене, поэтому у меня в спектаклях обычно все движется и меняется. Для меня важно создать особую атмосферу на сцене. Когда я сидела в зрительном зале на спектакле «Страсти под вязами», а в этой постановке я работала над световым решением, услышала реплику: «Какие тени и свет, как у малых голландцев!» После таких высказываний хочется больше работать, искать, удивлять публику.
– Вы специально учились сценографии?
– Окончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии имени Н. Черкасова, сейчас он называется Театральной академией. Между прочим, сценографы, а я писала диплом по малому оборудованию сцены, обязательно изучают механику, физику и даже начертательную геометрию. В институт поступила не сразу, это был вполне осознанный выбор: до вуза я работала бутафором, потом начальником бутафорского цеха, гримером, несколько лет была осветителем. Училась хорошо, потому что прекрасно знала, зачем пришла и чего хотела. Подрабатывала в Малом оперном театре, в Кировском театре у нас была практика. И друзей у меня там много появилось. Кстати, в институте мы познакомились с Сергеем Сергеевичем Прониным, моим мужем. В Ленинграде родился наш первенец. И вот уже в течение двадцати лет работаю как художник-постановщик.
– У вас есть любимые спектакли?
– Более всего люблю детские спектакли, например, сказку «Урфин Джюс», которую мы поставили с режиссером Дмитрием Астраханом. Это был очень красивый музыкальный спектакль. Одна из моих любимых постановок – «Принцесса Пирлипат», по сказкам Гофмана я ставила спектакль в Питере и в омском ТЮЗе. В сказках можно фантазировать и придумывать бесконечно! На них отдыхает душа, поэтому всегда говорю: «Дайте мне сказки!» Люблю одноактный спектакль «Моцарт и Сальери», который поставила в Музыкальном театре с замечательным режиссером Ольгой Ивановой из Москвы и дирижером Владимиром Стачинским. Не хочется ограничивать себя рамками Петрозаводска и поэтому по приглашению ставлю спектакли в других городах. Кроме Омска работала в Даугавпилсе, неоднократно в Петербурге.
Мне нравится работать с режиссером, моим супругом Сергеем Сергеевичем в Национальном театре. Только с ним я делала притчевые спектакли. Жанр эпической притчи с особым национальным колоритом пришелся мне по душе, возможно, потому, что вкус к этому жанру у людей восточных, я бы сказала, в крови. К тому же у нас в Грузии было естественным, например, носить национальную одежду. Идешь по проспекту Руставели и видишь: сидит человек в архалуке и чувствует себя при этом замечательно. Или вспоминаю курдов, которые подметали наши дворы. Они носили яркие красивые одежды. Такое нельзя было увидеть в Ленинграде. Все эти впечатления так или иначе откладываются у художника в сознании и помогают потом в работе.
– Честно сказать, не очень люблю драму, предпочитаю оперу и балет…
– Я тоже не сразу пришла к пониманию драмы. Свой профессиональный путь начинала в Тбилисском театре оперы и балета имени З. Палиашвили, где работала четыре года. Когда после института попала в Национальный театр, долго привыкала к работе в драме, потому что музыкальный театр предполагает другой изобразительный ряд и визуальный язык. Теперь мне знаком и тот язык, и другой, я даже с куклами успела поработать…
– Создавая спектакль, художник и режиссер работают в тесном контакте. С кем вам было интересно работать и бывает ли трудно найти общий язык?
– Интересно было с Андреем Красавиным. Мы ставили на малой сцене «Три пьесы Уильямса», «Осень и зиму» Ларса Нурена, «Входит свободный человек» Тома Стоппарда. С этим режиссером мы были на одной волне и понимали друг друга с полуслова. Мне очень хорошо работается с Сергеем, моим мужем. Мы с ним понимаем друг друга не то, что с полуслова, а с полувзгляда. Правда, мы очень разные, но это как раз нас объединяет. Не знаю, как это получается, но иногда создается впечатление, что это не он придумал что-то интересное, а я, или наоборот, не я, а он. Уже не найти концов, кому пришла в голову та или иная идея…
Интересно работалось с замечательным режиссером из Петербурга Андреем Андреевым, мы с ним делали «Опасные связи» по роману Шодерло де Лакло на большой и малой сцене. Для его спектакля «Играем Стриндберга» Фридриха Дюрренматта я делала костюмы. Вместе мы создавали спектакль «Татуированная роза» по пьесе Теннесси Уильямса. Это тот случай, когда работать трудно, но результат вполне удовлетворительный. Трудность заключается в том, что у Андрея Дмитриевича есть свое четкое представление о том, как это должно выглядеть.
– Ваша семья была театральной?
– Нет, родители работали на военном заводе. Мой папа армянин, а мама из мордвы, во мне много финно-угорской крови. С детства я любила рисовать и после школы поступила в художественное училище. Единственным предметом, который мне не давался, был иностранный язык. А между тем сын наш сейчас учится на четвертом курсе в Санкт-Петербургском университете на филологическом факультете, где изучают теорию и методику преподавания иностранных языков. У дочери тоже нет проблем с языками. Сестра у меня профессор немецкой филологии, отец знает пять языков.
– Чему бы вы посвятили свою жизнь, если бы в ней не было театра?
– Возможно, я бы писала… В юности сочиняла рассказы, но это был романтический период, как у многих. Во мне всегда жила тяга к литературе. В театре мне это очень пригодилось. До сих пор помню свой первый поход в тбилисский ТЮЗ. Игра актеров была превосходной и поразила мое воображение. Потом, когда я была там на практике, поняла, что это был за театр. Какие там были прекрасные постановки: «Мой брат играет на кларнете», «Валентин и Валентина»! Представьте, в этом ТЮЗе начинали работать Товстоногов и Лебедев. В театре оперы и балета имени Палиашвили на меня огромное впечатление произвели балеты «Красная Шапочка» и «Щелкунчик»: оказывается, сказку можно станцевать, и еще как!
– Как вы поняли, что хотите работать в театре?
– Когда в моей жизни появился педагог Михаил Владимирович Семенов, я поняла, что мое призвание – театр. Хочется рассказать об этом удивительном человеке, потому что он определил мою судьбу. Когда мы, дети, были уже школьниками, наш папа учился в вечерней школе. Волею судьбы учителем русского языка и литературы там работал Михаил Владимирович, окончивший московский театральный институт вместе с Андреем Мироновым. Какое-то время он работал в ТЮЗе, а потом полностью перешел в школу, где создал детский театр «Буратино», клуб «Кругозор», где слушали пластинки, читали книги, ставили спектакли, ходили в музеи и театр, обсуждали увиденное. Были мы с ним в гостях у Софико Чиаурели, в этом известном доме на горе, где познакомились с ее мамой, великой актрисой Верико Анджапаридзе. Мы, дети, ходили на эти занятия с нашим отцом. Можете представить себе сегодня подобного преподавателя в вечерней школе? Неудивительно, что свои первые стихи и рассказы я приносила Михаилу Владимировичу и заканчивала, как и мой отец, вечернюю школу из-за любимого учителя.
– Вы верите в судьбу?
– Конечно, но с корректировкой, потому что сама прилагаю немалые усилия, чтобы
направить ее в нужное русло. В себе я уверена, сделала свой выбор и им довольна. Теперь хотелось бы, чтобы мои дети нашли себя в этой жизни так, как это сделала я.
направить ее в нужное русло. В себе я уверена, сделала свой выбор и им довольна. Теперь хотелось бы, чтобы мои дети нашли себя в этой жизни так, как это сделала я.
– И что для вас счастье?
– Все, что со мной происходит, и есть счастье.
Фото автора
«Лицей» № 3 2009
