Сейчас время кривляний и хихиканья. Тому есть причины, наверное. Но до чего же раздражают, мутят душу бесконечные и бессмысленные шутки юмористов, игры политиков, вожделение обывателей. Давайте признаемся честно: мы обмельчали духом. Стало стыдно говорить и писать о высоком, упоминать о нем, как будто его нет. А ведь в человеке не только черт, но и ангел. И насильно душить его в себе – преступление против самого себя. Потому что некому будет пенять потом, когда воспитанные тобой дети весело отправят твое престарелое существо в соответствующий дом или вытворят еще что, в чем не будет даже намека на свет.
Стыдно говорить о высоком, а я упрямый, я буду. Потому что стоят перед глазами лица людей, с которыми общался, говорил, для которых понятие «достоинство» не просто слово, а смысл и характер жизни. Очень много среди них оказалось людей с Белого моря Все вместе – природа, когда годы жизни летят в борьбе за выживание на берегу сурового северного моря; история, богатая победами и произволом, когда от великой ветви русского народа, открывшей стране огромные территории и богатства, остались осколки людские; живой язык, роскошный, как цвета моря и неба в летний штиль, и точный, словно удар умелого весла, взрезающий свинцовую осеннюю воду и спасающий утлое судно от неизбежных камней, – сформировали тот поморский характер, который делает человека мудрым.
У нас, к сожалению, мало мудрых стариков. В сутолоке и невнятности дней, в аптечных очередях, в государственной несуразице, которое так и не может позаботиться хотя бы о ветеранах далеких уже войн, в отсутствие настоящей веры люди в основном не дожили до того, что венчает человеческое существование, до мудрости. Не так у поморов. Недаром пишут о них, что при почти стопроцентной грамотности юмористических книг они не читали. «А что из них можно приобрести для души?»
Так и сейчас, беседуя со своим знакомым стариком Савиным из деревни Кереть, спрашивал у него о фильме Лунгина «Остров», где на фоне великой северной природы разыгрывался фарс о каком-то якобы монастыре, который якобы мог существовать в 50-е годы на Беломорье.
– Смотрели фильм? – спрашиваю.
– Смотрел.
– Понравился?
– А нет, не понравился.
– Почему?
– Придуманное там все какое-то.
Характер отражается в лицах. Он морскою синью плещет в глазах, мироточит сквозь морщины, сияет в улыбке и хмурится в усталых от ветра веках. И если на лицах северных рыбаков лежит общая для страны печать тяжелого зелья, то с лиц поморских старух можно рисовать иконы. Все это есть, живо. Еще наряжаются женщины по праздникам в старинные сарафаны, расшитые жемчугом. Еще поют старинные русские песни. Еще рассказывают мне, пришлому и непонимающему до времени, как «с шести лет начала зуйком в море ходить, мужикам помогать – пищу варить да наживку на яруса насаживать. А как пошли на Мурман, так волна случилась большая. Стало меня выворачивать, так ушанку мне на лицо привязали. С тех пор никакой качки не боюсь, – это в деревне Колежма Еликонида Павловна мне рассказывала, – а потом в няньки. А потом у самой шестеро, да мужа моря взяло…»
На Севере много всего. Рыба есть, ягоды да грибы. Церкви деревянные еще остались, хоть меньше и меньше их. Вера есть, еще прадедовская, старая – недаром стоят еще поморские кресты. Красоты там столько, что порой кажется: жить невмоготу, сердце разорвется от такой прелести Божией. История есть, страшная, чему свидетели безымянные кладбища в лесах. А еще там есть, сохранился поморский характер. Тот, которого так не хватает измельчавшему русскому духу. Тот, который с достоинством.
«Лицей» № 2 2010
