В отделе редкой книги Национальной библиотеки Карелии работает хрупкая, на вид как подросток, интеллигентная Елена Вознесенская, главный библиограф сектора редких книг и работы с книжными памятниками. Никогда, ни в детстве, ни позже, когда училась на филологическом факультете, она не думала, что станет библиотекарем. А, оказавшись здесь, задержалась на целых 29 лет. И ни разу не пожалела!
— Елена, с чего начался ваш профессиональный путь?
— У нас дома, благодаря родителям, всегда была хорошая собственная библиотека. В университете я предпочитала университетскую. Нельзя сказать, что с детства я любила Публичку, хотя круг друзей моих родителей пересекался именно с библиотечными работниками – Надеждой Кипнис, Наташей Бригидой, Натальей Берниковой. Нас с сестрой с детства частенько водили сюда на капустники.
Для меня библиотеку составляли прежде всего близкие с детства люди. Библиотекари же в целом представлялись мне строгими и даже суровыми. Совершенно точно у меня не было планов связать свою жизнь с библиотекой. Я окончила филологический факультет как лингвист. Училась у замечательного преподавателя и прекрасного человека – Марины Борисовны Михайловой, а диплом писала у не менее любимого Владимира Вениаминовича Семакова. Тема диплома была связана с летописным «Словом о житии Дмитрия Донского». Я поступала в аспирантуру в Пушкинский дом, но уезжать из Петрозаводска по молодости мне не хотелось, и вернулась-таки домой.
Надо было идти куда-то работать, и по совету подруги родителей Надежды Кипнис, работающей в Публичке, я временно устроилась туда на работу. Сначала в отдел книгохранения, а буквально через месяц меня вдруг взяли в относительно новый отдел редких книг, который открылся благодаря стараниям Тамары Васильевны Базулевой. Львиную долю всей работы по отбору старых книг из нашего обширного книгохранения и по составлению на них каталога (все карточки писались вручную!) Тамара Васильевна сделала сама, хотя, конечно, помощники у нее тоже были. Вот там я и задержалась.
— Как протекало это время в стенах библиотеки для вас?
— Время было чудесное и очень отличалось от нынешнего. Раньше не было жестких планов. Но при этом всегда велась кропотливая и ежедневная работа, мы не боялись замахиваться на какие-то большие, как сейчас сказали бы, проекты. В отделе на тот момент находилось шестнадцать рукописей, которые нужно было описать. Я с удовольствием погрузилась в эту работу.
В 1993 году началась компьютеризация библиотеки, мы все засели за создание электронного каталога. Решили, что сразу будем делать на века — с огромным количеством ключевых слов, с раскрытием персон, с описанием штампов и других владельческих знаков на книгах. Потом нам всё это очень пригодилось, потому что один из нынешних проектов – «Галерея экслибрисов» — появился в 2010 году, именно благодаря вниманию к провенансу, то есть к судьбе каждого книжного экземпляра.
Сейчас фонд отдела редкой книги насчитывает 30 тысяч единиц хранения, среди них 13 тысяч периодики. Работа здесь неисчерпаемая. Как раз сейчас я занимаюсь постепенной росписью журналов для нашего электронного каталога: статью за статьей, журнал за журналом. Это долгий процесс, но нужно было когда-то его начать, и вот сейчас в каталоге представлено содержание всех номеров таких журналов из нашего фонда, как «Аполлон», «Весы», «Мир искусства», «Живая старина», «Артист», «Известия Общества изучения Олонецкой губернии». Начнешь перечислять, так получается, что уже не так и мало сделано.
— Какие новые формы работы с читателем вам интересны?
— Я только что вернулась из Санкт-Петербурга из библиотеки имени Маяковского, где была на II Черкесовских чтениях. Некогда собрание книг Черкесова легло в основу фонда Маяковки. (Александр Черкесов – основатель Центральной городской публичной библиотеки Петербурга, книгоиздатель, общественный деятель, адвокат. — Ред.) У нас тоже есть 40 экземпляров книг и журналов из бывшей библиотеки Черкесова, так что мы с Маяковкой оказались взаимно интересны друг другу. Так вот, меня на чтениях поразили доклады молодых. Например, одна из тем звучала так: «Библиотечное краеведение в инстаграме». Оказывается, у них огромное число подписчиков, самое большое из библиотечных групп в русском сегменте инстаграма, и очень хороший резонанс. Это чрезвычайно интересно!
— Помню, меня в вашем отделе впечатлила книга Пушкина «Евгений Онегин», напечатанная при его жизни. А какая книга у вас самая древняя?
— Мы всегда во время экскурсий показываем трактат по истории архитектуры на итальянском зыке. Он издан в Венеции в 1544 году. Но, к сожалению, пока проследить, какими путями книга к нам попала, не удалось.
Все дело в оккупации Петрозаводска во время Второй мировой войны: библиотека тогда прекратила свое существование, фонды были распылены, а когда в 1944 году их стали собирать заново, то пришлось завести и новые инвентарные книги. Поэтому, увы, зачастую мы не можем сказать, что принадлежало нам до войны, а что поступило уже после, в качестве, например, помощи от библиотек Ленинграда.
— Были ли у вас свои личные открытия в работе с книгами?
— Да, была одна интересная находка. Есть у нас два огромных тома на немецком языке – так называемая «Медная библия» 1731 года, напечатанная готическим шрифтом, с чудесными иллюстрациями-гравюрами. Оба тома в прекрасных переплетах из пергамента с золотым тиснением. На книгах есть владельческая запись: на форзаце по-русски написано, что принадлежат они некоей Мелании Сумароковой. Потом мы обратили внимание на суперэкслибрис, золотое тиснение на верхней крышке переплета, который оказался гербом семейства Сумароковых.
Благодаря долгим и замысловатым поискам, переписке с известным геральдистом Петром Дружининым в конце концов мы узнали, кому именно из многочисленного рода Сумароковых принадлежали эти тома. Владельцем их оказался бывший гренадер Николай Степанович Сумароков, живший во второй половине XVIII – начале XIX века, предводитель костромского дворянства, женой которого и была Мелания Ивановна Олсуфьева, в замужестве Сумарокова. Это была захватывающая в своем развитии история!
— А что-нибудь более близкое к нам по времени?
— В «Галерее экслибрисов», специальном нашем электронном ресурсе, посвященном владельческим знакам на книгах, есть один экслибрис. На нем изображен осьминог, лежащий на пачке книг на фоне Медного всадника, и слова «Ex libris Б. Крутецкого». Обычно мы пишем о владельцах книжных знаков биографическую справку. Кто такой Крутецкий?
Узнали, что до войны человек с такой фамилией жил в Ленинграде на улице Марата. Это наш Крутецкий или кто-то другой? Непонятно. И вдруг случайно нахожу в интернете информацию, что в 2015 году в районе деревни Сяндеба в Олонецком районе поисковики обнаружили останки советского солдата, погибшего в 1941 году. В его медальоне чудом сохранилась записка с именем, фамилией и адресом. Это и был тот самый Борис Крутецкий с улицы Марата.
Поисковики нашли его дочерей, которые были уже преклонного возраста. Они приезжали на перезахоронение. Я списалась с одной из них, и она мне сразу рассказала, что у ее отца была хорошая библиотека, все книги в которой он помечал экслибрисом с осьминогом: оказывается, рукописный студенческий журнал назывался «Осьминог» — по числу участников.
Этот Борис Александрович был незаурядным человеком. Учитель русского языка и литературы, завуч одной из ленинградских школ, он ушел добровольцем на войну вместе со своими учениками-десятиклассниками, хотя не подлежал призыву из-за сильной близорукости, и сразу же погиб. Вот такая трогательная и грустная история!
— Кто обычно обращается в ваш отдел? И были ли у вас прямо на рабочем месте интересные встречи?
— Основные наши читатели – ученые или студенты. Часто заходят краеведы, особенно после того, как из краеведческого отдела нам передали все старые дореволюционные издания. Теперь у нас хранятся не только сочинения Н.Я. Озерецковского, В.А. Дашкова, но и старые периодические издания – «Известия общества изучения Олонецкой губернии», «Вестники» губернского и уездных земств Олонецкой губернии».
Кстати, в нашем отделе я встретила и своего мужа Михаила Вознесенского (Елена печально улыбается, ведь недавно он неожиданно ушел из жизни). У него был прекрасный сайт мемуаров XVIII века. По образованию Михаил был музыкантом-теоретиком, окончил Петрозаводскую консерваторию. А потом, уже в Петербурге, я познакомилась с его братом Андреем Вознесенским, имя которого известно буквально любому библиотекарю, чья деятельность как-то связана с редкой книгой.
Андрей — пионер в описании изданий старообрядческих типографий, автор методики и составитель первого русского каталога старообрядческих изданий. Для каждого сектора редких книг этот каталог был да и остается настольной книгой. Сейчас Андрей заведут сектором старопечатных книг в отделе редкой книги Российской национальной библиотеки. Это просто счастье, что у меня в ближайшем окружении есть такой замечательный специалист по кириллице, ученый на самом деле с мировым именем. В Питере я всегда останавливаюсь у него. Так было и в этот раз, когда я приезжала на Черкесовские чтения. Приехала на утренней «Ласточке», не выспалась и собиралась перед своим докладом лечь пораньше. Куда там! Как сели вечером на кухне и завели разговоры о своем о книжном, так спохватились, когда уже спать ложиться большого смысла и не имело.
— Были новые находки в фонде библиотеки за последнее время?
— Сейчас меня очень занимают книги на финском языке. У нас в библиотеке их не менее трехсот экземпляров. Они попали к нам когда-то из Выборгской городской библиотеки, когда Выборг был присоединен к СССР в результате Зимней войны.
Кстати, выяснился интересный, но пока неподтвержденный факт. Оказывается, в 1940 году поднимался вопрос о придании Выборгской городской библиотеке статуса республиканской, так как город находился на территории Карело-Финской ССР. На самом деле, у библиотеки Виипури были прекрасный фонд, здание, специально спроектированное архитектором Алваром Аалто, и если бы этот проект осуществился, то, глядишь, Государственная публичная библиотека Карело-Финской ССР открылась бы не в Петрозаводске, а в Выборге. Во всяком случае была такая идея, но, видно, не получилось или новая война помешала.
— У вас есть личная библиотека?
— Да, но долгое время она находилась в квартире родителей, потому что у нас с мужем не было постоянного жилья и мы бесконечно переезжали. Коллекцию исторических книг мужа после его смерти я раздала: что-то в библиотеку, что-то друзьям, потому что считаю, что книги все-таки должны служить людям.
Чего я никогда не раздавала, так это детские книги. У родителей всегда был прекрасный вкус. Из того, что сохранилось и любимо, что я читаю и своей маленькой дочери, так это «Амурские сказки» с прекрасными картинками Дмитрия Нагишкина, «Принцесса на горошине» с иллюстрациями Платона Швеца, страшные и увлекательные «Чукотские сказки», которые я сама просто обожала в детстве. И это лишь то, что сразу на память приходит. Ну, а сейчас из моих любимых современных авторов для детей — Свен Нурдквист с его историями о Петсоне и Финдусе. По правде говоря, я немало денег трачу на книги.
— Что для вас стоит за словом «библиотека» теперь, когда значительная часть жизни отдана ей?
— Для меня это книжный фонд и люди. Вряд ли бы я хотела работать с новыми книгами. Для меня старая книга связана с тайной, загадкой. Например, у нас в фонде есть чудесная книга «Москва в русской поэзии», изданная в 1880 году. Она передавалась из поколения в поколение, от отца к сыну, от одного члена семьи к другому, и всё это отражено на самой книге, на этом нашем экземпляре. Это ли не раритет?
Новая книга – она и у вас, и у меня, и у наших друзей – у всех одинаковая. Провенанс — это важная составляющая старой книги, история ее бытования. А от старшего поколения наших сотрудников я очень многому научилась. Люди у нас работают потрясающие, настоящие знатоки и специалисты, преданные своему делу. Работать в таком коллективе – просто радость!
