До встречи с Лидией Ивановной Ивановой в моей богатой школьной биографии не встречалось учителя, меняющего сознание, — подобно историку Мельникову в «Доживем до понедельника». Тот фильм нас, семиклассников, потряс: когда погас экран, мы посмотрели друг на друга: «А разве учитель может быть таким?». Не верила, что когда-нибудь встречу учителя, равного Мельникову по интеллекту, уважающего мнение учеников.
В 9-ю среднюю петрозаводскую школу я попала в середине девятого класса, успев поучиться до этого в шести школах. Была среди них и 129-я физико-математическая школа в Ленинграде, откуда я буквально сбежала – царящий там казарменный дух моей вольнолюбивой душе был не по нраву. Когда отца перевели в Петрозаводск, в «девятке» оказалась совершенно случайно.
Январь, зимние каникулы. Мы только что приехали в Петрозаводск по новому месту службы отца. Надо определяться со школой. Вышли мы с мамой на улицу и пошли куда глаза глядят. Увидели похожее на школу здание, зашли – и так я стала ученицей знаменитой школы Фрадкова. Увы, самого Исаака Самойловича здесь уже не было, что на удивление быстро – вот роль личности! – сказалось на общей атмосфере. К ужасу я обнаружила казарму и здесь. Эмигрировав в себя, свое отношение к школьным делам публично не демонстрировала. Видимо, оно чувствовалось, иначе как объяснить, что потом при выпуске в характеристике написали, что я не занимаюсь комсомольской работой и противопоставляю себя коллективу.
К счастью, на уроках, которые вели учителя еще фрадковского призыва, палочной дисциплины и мертвечины не было и в помине. Я часто слышала имя Фрадкова, неизменно с уважением и сожалением, что его в школе больше нет. Когда через 14 лет наконец-то познакомилась с Исааком Самойловичем, у меня возникло чувство, будто встретилась с родным человеком. Сразу и навсегда покорили фрадковские демократичность, азартность во всем и, конечно, любовь к ученикам, причем к хулиганам в особенности. Это признак настоящего учителя.
Так вот, про учителей «девятки». Одним словом скажу про них – мастера! Уровень преподавания был не сравним ни с одной из школ, где я до того училась. Ленинградскую физматшколу исключаю, пробыла там недолго, да и все-таки то была спецшкола.
С первого же урока меня покорила Лидия Ивановна Иванова, учитель литературы. На каникулах я прочитала «Преступление и наказание» и влюбилась в Достоевского. Обычно разбор на уроках разрушает магию книги, я этого боялась, но на сей раз подобного не случилось. А ведь никаких суперметодик Лидия Ивановна не использовала. У нее вообще все было просто – так и вспомнишь: «Всё тихо, просто было в ней…». Но то была гениальная простота.
На каждом уроке Лидия Ивановна оставляла время для наших эссе, и эти двадцать минут стали поворотным моментом в моей жизни. Кстати, слово «эссе» тогда не было в ходу, она говорила буднично: «Пишем самостоятельную работу» и записывала на доске несколько вопросов, над которыми мы должны были поразмышлять. Достоевский меня ошеломил, хотелось выговориться – и письменная работа давала такую возможность! Мы сдавали листки и на следующем уроке узнавали свои оценки. Но они были делом десятым: делиться с умным, всё понимающим взрослым своими мыслями, сомнениями, страхами, подыскивать точные слова – что может быть увлекательнее, когда тебе вот-вот исполнится 16 лет и ты пытаешься познать людей и мир?
Помню такой эпизод. Мы изучали в 10 классе «На дне» Горького. Лидия Ивановна лежала в больнице, что-то с сердцем. Заменявшая ее учительница добросовестно штудировала с нами программные произведения. Было скучно… Все ее трактовки шли не от текста, как мы привыкли у Лидии Ивановны, а от учебника. Возмутило понимание Луки как лживого человека, который обрекает несчастных обитателей ночлежки на еще большие страдания.
– Где это в тексте? Там ничего такого нет! Ложь Луки утешительная, она им помогает! – возмущались мы, когда пришли в больницу навестить Лидию Ивановну. В 17 лет, конечно, не приходило в голову, что ей не до того сейчас, что не надо ее лишний раз волновать. Она тихо, с легкой улыбкой смотрела на нас и никак не комментировала слова коллеги.
Уроки Лидии Ивановны повлияли на меня так, что любимая до недавних пор алгебра постепенно стала отходить далеко-далеко. О желании стать математиком я уже не вспоминала. Под чутким руководством Лидии Ивановны на всю жизнь полюбила русскую литературу — и впоследствии получила филологическое образование в Ленинграде. А благодаря двадцатиминуткам мне понравилось писать – и я стала журналистом. Спустя годы вместе с Исааком Самойловичем мы создали газету «Лицей», существующую уже 30 лет, теперь как интернет-журнал.
Как и Исаака Самойловича, Лидии Ивановны уже нет в живых.
Так получилось, что после окончания школы я больше не встречалась с Лидией Ивановной. С ней дружила моя коллега, журналист Татьяна Червова, ставшая потом монахиней. От нее я знала про нелегкую жизнь Лидии Ивановны. Мне кажется, она тихо и просто приняла свою судьбу, не стенала, никого не винила.
Может, и в моей жизни все сложилось бы проще и удачнее, если бы не случившаяся тогда перемена жизненных планов. И все-таки я рада, что они были в моей жизни, эти двадцать минут урока…
