В Калининграде, бывшем немецком Кёнигсберге, после войны люди почему-то стали разводить летных голубей, символизирующих мир. На предприятиях строились коллективные голубятни. Даже ликерка возвела у себя за воротами роскошный голубиный дворец. При каждом новом доме обязательно ставилась деревянная голубиная будка. Однажды у Феликса после службы в армии появилась идея: выпустить своих голубей в Германии, продемонстрировать миролюбие бывшим врагам. Для этого он поступил на работу матросом в Западное речное пароходство.
Ему повезло, первый рейс выпал как раз на Германию. Феликсу удалось незаметно пронести на борт в бауле восемь голубей. И вот они пришли в Любек, ганзейский порт с восьмивековой историей. Он почти целиком уцелел во вторую мировую войну. Союзники имели тут свой интерес. А вот там, где русские в 1945 году оказались первыми, молотили все подряд. Так от Кенигсберга остались одни развалины.
Перед выходом в город Феликс разместил голубей в спортивной сумке. В город он вышел вместе со старшим механиком и боцманом. Меньше трех человек по правилам в увольнение не выпускали. Спутники пошутили: "Ты, Феликс, не иначе как какую-то контрабанду выносишь, смотри, не загреми под фанфары". У старой кирхи Феликс чуть не наступил на поделки из серебра, разложенные прямо на тротуаре. В голове застучала одна мысль: где же незаметно выпустить голубей. Встречный полицейский с подозрением оглянулся на «тройку» Феликса. Бродячий музыкант с длинной бородой бренчал на гитаре. Рядом лежала огромная собака, у морды которой вверх дном стояла зеленая шляпа с монетами.
Феликса вдруг потянули за рукав в узкий переулок. Стройная девица в легком платье настойчиво предлагала пойти за ней. Вдали виднелась таверна с красным фонарем над входом. Вовремя подскочил старший механик, который освободил Феликса, резко объяснив девушке: "Цайт нот".
Феликс, наконец, приметил удобное место. У высокой кирхи стояла широкая каменная скамья. Он подошел к ней и поставил свою большую сумку. Медленно в уличном потоке шествовала пожилая пара по своим воскресным делам. Среди толпы растерянно оглядывался маленький мальчик, который гдк-то потерял свою мать. Феликс достал первого голубя и показал его мальчугану, тот сразу подбежал к скамье и протянул руки. Мальчишка оказался сообразительным и высоко подкидывал каждого голубя, которого передавал ему Феликс. Сначала они выпустили пару белых, потом семейство красных, за ними поднялись черные. Последнюю пару синемурых Феликс, долго на прощание держал в руках. Это была его любимая масть, по цвету схожая с пыльцой на спелом черносливе.
Прохожие перестали глазеть на витрины, они останавливались и поднимали глаза в открытое небо. Голуби, хлопая крыльями, собирались в стаю и кружили над крышами, набирая высоту. К Феликсу подошли его спутники, боцман удивленно произнес: "Ну, ты даешь! Это же акция, понимаешь, политическое дело!"
Мальчонка, который помогал Феликсу выпускать птиц, что-то восторженно лопотал подошедшей маме, роскошной блондинке с открытыми плечами. А Феликсу было одновременно весело и грустно. Он чувствовал, что все люди на площади, чужие по языку и образу мыслей, поняли, зачем он сделал это. Все смотрели в небо. Голуби Феликса кружили над готическими кирхами, блестевшими зеленой кровлей, над старыми домами с красными черепичными панцирями. Птицы делали круг за кругом и никак не могли найти крестовину родной голубятни внизу.
Вдруг Феликс заметил, как с окраины города в небе появилась другая голубиная стая. Их поднял опытный голубятник, засекший над городом чужаков. Скоро над городом можно было наблюдать одну большую стаю голубей, пестревшую на солнце разными красками. Она поднималась все выше и выше, пока не превратились в точки на небе. Феликс знал, что его голуби способны летать несколько часов, что они поднимутся еще выше, стараясь найти приметы родного гнезда. И еще неизвестно, в каком месте на земле теперь голуби сядут. Бывали случаи, когда они находили дорогу домой за тысячи километров…
