«Хорошо помню серые и голодные послевоенные годы и понимаю всех этих лебедей с оленями как средство хоть как-то скрасить серые будни, как робкое и неумелое стремление к прекрасному или хотя бы красивому».
Марк Полыковский продолжает рассказ об артефактах своего детства, которое прошло в Петрозаводске.
На этот раз он вспоминает о предметах быта, которыми в 50-е-60-е годы люди украшали свое скромное жилье.
Я очень хорошо помню этих лебедей – нет, не из «Сказки о царе Салтане» Пушкина, а лебедей со стен квартир, комнат, каморок, в которых жили – или ютились – многие жители послевоенного Петрозаводска. Они были, если можно так выразиться, разной степени живописности.
На стене в каморке наших соседей Марии Васильевны, певшей в церковном хоре Зарецкой церкви, и её сына милиционера Мишки, как и мы, снимавших жильё в доме на улице Урицкого напротив кинотеатра «Сампо», жили белые лебеди, обосновавшие голубой пруд на куске клеёнки и намалёванные неизвестным художником масляной краской. Но встречались и коврики с лебедями на плюше, вышитые крестиком по канве или гобелены фабричной выделки – с бахромой или без оной.
Иногда попадались и другие сюжеты: олени или лоси с гордо вскинутыми рогами, а то и шишкинские «Мишки в сосновом бору» или васнецовские «Три богатыря». В нашей квартире на улице Вытегорской над кроваткой моей сестрёнки Анюты висел коврик с оленями. Висел до тех пор, пока из-под него однажды не вылез клоп. После этого явления клопа народу коврик бесследно исчез и больше не возвращался.
В некоторых квартирах голое пространство стен занимали не коврики, а репродукции известных картин, вырезанные чаще всего из журнала «Огонёк», – сообразно вкусам потребителей.
Сегодня всё это называют по-разному: кто-то китчем, кто-то наивной живописью, – но и те и другие с явной ноткой пренебрежения. Я не искусствовед и не всегда могу отличить китч от наивного искусства, но пренебрежения у меня нет. Потому что я хорошо помню серые и голодные послевоенные годы и понимаю всех этих лебедей с оленями как средство хоть как-то скрасить серые будни, как робкое и неумелое стремление к прекрасному или хотя бы красивому – как у Высоцкого, «а сестре – плевать чего, но чтоб красиво..».
С течением времени у подавляющего большинства жителей бывшего СССР, в том числе и нашего родного Петрозаводска – в соответствии с возросшим уровнем благосостояния населения – несколько изменились представления о прекрасном: на стенах и диванах теперь красовались не только коврики с лебедями и оленями, но настоящие ковры, вместо голой лампочки, свисавшей с потолка, появились абажуры и люстры, на этажерках и прочих доступных местах обосновались всевозможные статуэтки, сувениры и прочие радующие взор красивые вещи.
Эти самые «красивые вещи» покупали сами, но чаще их дарили – на день рождения, по случаю какого-либо праздника или просто так от широты души. Во многих домах на этажерках красовались то семёрка слоников, вырезанных из натуральной слоновой кости, – тогда это было доступно и неосудительно, то орёл или медведь из пластмассы или дерева, а то какой-то иной представитель богатой фауны.
Всё это было вполне терпимо, когда вкусы дарителя и получателя подарка более-менее совпадали. Но что вы будете делать, если из самых лучших побуждений вам подарят что-нибудь такое? И, поверьте, это далеко не всё, на что способна сувенирная промышленность.
Итак, дорогой читатель, что вы сделаете с таким подарком после того как даритель покинет ваш дом:
– поставите на полку,
– передарите кому-нибудь другому,
– отнесёте в комиссионку,
– отправите в помойное ведро?
Я не стану навязывать своё мнение, каждый решит эту задачу по своему разумению. Но, признаюсь, что использовал все перечисленные приёмы, кроме первого.
А ещё сувениры привозили из отпуска. Приходило лето, и народ устремлялся с нашего «милого севера в сторону южную» – кто на курорт, на воды, а кто и просто так, дикарём. И все что-то привозили оттуда домой – на память. В качестве сувенира годилось всё: раковина и пластмассовая пальма, пластмассовая же волна и чайка над синим, вернее, над Чёрным морем, какой-то совершенно невероятный попугай, да мало ли что ещё…
Но особо остановиться мне хочется на кружках. Не обычных кружках, но с надписями. На одной из них написано СЕВАСТОПОЛЬ, и это совершенно определённо указывает на город, из которого она родом. На второй – ПИВО, и сразу ясно, для какого напитка она предназначена. На следующей более пространная надпись: «Дорогой жене Дусе на память из Кисловодска. Декабрь 1972 год». Что ж, воды можно пить и зимой. Рядом с ней кружка, привезённая из Сочи в 1961 году и подаренная некой Таней любимому мужу Васе. С этими кружками всё ясно и понятно. А вот и кружка с надписью «Пей чай – удовольствие получай» не адресована никому конкретно, а значит, подходит для каждого. На это и рассчитывал доморощенный рифмоплёт.
Зато батарея кружек, показанная ниже, полна загадок. Грамотность оставим на совести изготовителей этих шедевров керамического искусства. Суть, в конце концов, не в ней, а в смысле надписи «Напейся – не облейся». Скорее всего, призыв напиться имеет в виду воду, а не какой-то иной напиток. А вот предостережение «Не облейся» да и дырочки в кружках явно намекают на некий подвох. Именно такую кружку однажды привезла мама, вернувшись из санатория. Подвох мы быстро разгадали, определив, что воду из кружки надо не пить, как обычно, но высасывать через специальную дырочку, которую мы с сестрой тут же обнаружили. Должен мимоходом заметить, что уже через много лет мой друг и сослуживец привёз мне нечто подобное в подарок из Варны.
Разумеется, фантазия местных мастеров этим не ограничивалась. Мне не удалось отыскать кружек с надписями дидактического характера, о которых я слышал, а некоторые и видел. Придётся воспроизвести запомнившиеся мне тексты, не подкрепив их иллюстрациями:
«Пей чай и пятёрки получай!»
«Пей, жена, со мной каждый выходной!»
«Пей, жена, со мной – только по одной!»
Я к вам пишу – чего же боле?
И в самом деле, чего же боле? Расставаясь на время отпуска, родные и близкие, конечно же, скучали, страдали и, испытывая эти экстремальные эмоции, стремились напомнить о себе – хотя бы письмами. Иного способа практически не существовало. Правда, и писать с курорта было особенно нечего. Эпистолярная культура с долгими зачинами «Во первых строках своего письма…», с описаниями погоды, природы, случайных встреч и времяпровождения, включая купальные и оздоровительные процедуры, осталась в прошлом веке, а новая – краткая и малопонятная – пока ещё не зародилась. Короче, в большинстве случаев хватало самого факта наличия письма.
И тут к услугам курортного населения местными умельцами предлагались – на все случаи жизни – открытки, чаще всего самоделки, но бывали и шедевры фабричной выделки с заранее выведенными на них текстами. Ибо, пусть Татьяна себе думает о том, что писать Онегину, а за курортника уже подумали.
Для того, чтобы просто напомнить о себе и заверить друга, подругу, мужа или жену в вечной верности и любви, может хватить и нескольких незамысловатых слов:
Если этих нескольких слов недостаточно, что ж, наготово более развёрнутые тексты.
На всякий случай отмечу, что я воспроизвожу их, сохраняя орфографию, пунктуацию и стилистику оригиналов:
«Жди и верь и будь верна – счастье будет для тебя».
«За наше счастие и любовь! Хоть далеко, но сердцем! И душой всегда с тобой!»
«Здравствуй моя любимая жена, как я соскучился за тобою!»
И ещё:
«Лети мой голубь белокурый (так в оригинале! – М.П.) скажи, что я ее люблю».
«Я много стран прошел, но лучше моей любимой нигде на земле не нашел!»
«Хотя ты далеко, Но сердцем и душою Всегда с тобою…»
Не могу обойти случавшихся порой «случайных встреч». Изготовители открыток предусмотрели и это, предлагая «товар» с заготовленными надписями:
«Вспомни меня когда вечер начнется Тихо взойдет золотая луна Вспомни меня когда рано проснешься Когда откроешь глаза».
«Вспомнишь – спасибо. Забудешь – не диво. В жизни случается все!»
«Люблю тебя, но это тайна В душе моей это секрет Спросить тебя теперь желаю Меня ты любишь или нет».
«Мы расстаемся без страданья Я верю в скорое свидание».
И всё же самыми распространёнными текстами, которыми пользовались, к слову сказать, не только курортники, но и рядовые граждане в обычной переписке с родственниками и друзьями, были такие:
«Лети с приветом, вернись с ответом!»
«Люби меня, как я тебя!»
Разумеется, они, эти тексты, закреплены в эпистолярной истории народа:
И вот тут мы переходим к неотъемлемой части писем – конвертам. Именно в них вкладывались столь любимые населением открытки с надписями. Поверх конверта писался адрес получателя – но не только! На обратной его стороне специальным образом отправителем писалось напутствие. Кому? Самому письму!
Известны и более сложные варианты:
Первый из этих конвертов содержит обращение как к самому письму, так и к адресату (Лети с приветом Возвращайся с ответом. Жду ответа как соловей лета). Причем на конверте типографским способом напечатано ПИШИ! К кому конкретно относится это обращение, не вполне ясно.
Второй конверт дополнительно содержит призывы, обращённые к почте и непосредственно к почтальону (напоминаю, орфография, пунктуация, лексика и стилистика оригинала):
«Лети с приветом Вернись с ответом. Если можно то бегом. Как по закону привет почтальону. Синие чернила Черная печать Выйди дорогая Письмо получать. Жду ответа как соловей лета. Если любишь то храни А не любишь то порви».
Искусство принадлежит народу
Так завещал великий Ленин.
Более того, он не просто высказал эту, прямо скажем, спорную мысль, но развил её – и вполне основательно:
«Важно не наше мнение об искусстве. Важно также не то, что даст искусство нескольким сотням, даже нескольким тысячам общего количества населения, исчисляемого миллионами.
Искусство принадлежит народу.
Оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких трудящихся масс.
Оно должно быть понято этими массами и любимо ими. Оно должно объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их.
Оно должно пробуждать в них художников и развивать их.
Должны ли мы небольшому меньшинству подносить сладкие утонченные бисквиты, тогда как рабочие и крестьянские массы нуждаются в чёрном хлебе? Я понимаю это, само собой разумеется, не только в буквальном смысле слова, но и фигурально, мы должны всегда иметь перед глазами рабочих и крестьян. Ради них мы должны научиться хозяйничать, считать. Это относится также к области искусства и культуры».
Я лишь несколькими штрихами проиллюстрировал воплощение этого завета Ильича в жизнь. Я очень хорошо помню, как в университете на лекции по эстетике уважаемый лектор внушал нам, что литература (почему-то речь шла именно о ней) не должна стремиться к высотам, но опускаться до уровня понимания простым человеком. Простым – это каким? Может быть, таким, который в школе не учился, ни в театре, ни в музее никогда не бывал? Да, такому можно вместо настоящего искусства подсунуть эрзац – то, что именуется модным, но не всеми и не всегда понятным термином китч. И тогда подспудно стремящаяся к прекрасному душа простого человека возрадуется при взгляде на плюшевое воплощение «Мишек в сосновом бору» Шишкина на настенном коврике. Тогда вместо писем родным и близким можно ограничиться дурацкими открытками с заготовленными заранее неизвестно кем безграмотными и пошлыми текстами.
А закончить я хочу припевом из песни «Если у вас нету тёти» на стихи Александра Аронова и музыку Микаэла Таривердиева к кинофильму «Ирония судьбы, или С лёгким паром»:
Оркестр гремит басами,
Трубач выдувает медь.
Думайте сами, решайте сами –
Иметь или не иметь.
Думайте сами! И не позволяйте никому и никогда думать и решать за вас!
