«А хочешь, я тебя в свой роман вставлю?» – совсем отчаявшись после моих долгих объяснений предложила одна юная авторша.
Ровно двадцать лет назад на страницах газеты «Петрозаводский университет» мною была открыта поэтическая рубрика «Лит-парад», в которой я представлял творчество молодых местных авторов и кое-кого из иногородних звёзд тогдашнего литературного андеграунда. Наверное, это непростительная наглость, если студент-пятикурсник, не имевший на своём счету ни одной книги или даже публикации в «толстых» журналах выступает в качестве покровителя поэтов, которые и намного старше, и намного способнее, но без наглости в искусстве вообще делать по большому счёту нечего.
История рубрики продлилась почти десять лет и чуть было не возобновилась совсем недавно. За это время читателей удалось познакомить, наверное, с самым интересным, что попадалось в поле моего зрения, а также прочитать горы рукописей с материалом такого качества, что приличными словами и не охарактеризуешь. Это тоже был интересный и полезный опыт. Даже сейчас, когда моими собственными стихами забит Интернет, а книги присутствуют в каждой приличной местной библиотеке, я не могу точно сказать, как надо делать стихи, где ловить вечно ускользающее вдохновение и зачем вообще нужно заниматься таким не сулящим ни славы, ни богатства делом, как поэзия. Этого скорее всего даже Пушкин не знал, раз мог говорить о «даре случайном, даре напрасном» – куда уж нам, грешным! Зато я точно знаю, чего начинающий поэт не должен делать ни в коем случае, если хочет, чтобы из него хоть что-нибудь получилось, и готов поделиться этим тайным знанием со всеми желающими выслушать.
Самая, наверное, популярная ошибка у всех молодых графоманов – твёрдая убеждённость, будто писателю совсем не обязательно быть ещё и читателем. И это странно. Ведь если вы хотите что-то сделать своими руками, вы должны сначала узнать, как и из чего это делают другие. Но мне упорно несли и несли поэмы, романы, пьесы и новеллы, гордо рассказывая, что после попытки читать в седьмом классе «Евгения Онегина» не раскрыли ни единой книжки. Иные даже в уме подсчитывали доходы, которые получат после издания шедевров, требующих лишь небольшого редакторского вмешательства с моей стороны. Естественно, большинство из них не дошло даже до дверей университетского издательства, а кто дошёл, был выставлен оттуда с позором.
Да, путь в большую литературу может лежать только через библиотеку. В конце концов ведь ещё неизвестно, что напишется у вас, а вот удовольствие при встрече с творчеством проверенных временем мастеров вам стопроцентно гарантировано. Вы считаете себя бунтарями-авангардистами, которым не нужно никаких авторитетов, никакого классического наследия и даже никаких правил орфографии и синтаксиса? Что ж, ищите новые формы на здоровье, но перед этим вам придётся переворошить содержимое не одной, а нескольких десятков библиотек. Для того чтобы позволить себе прикол в виде «Чёрного квадрата», необходимо уметь рисовать не хуже других, а может быть, даже в чём-то лучше. Кроме того, сбрасывая Пушкина и прочих классиков с парохода современности, Маяковский и его друзья-футуристы точно знали, что никого они сбросить не смогут и сочиняли свои хулиганские манифесты с единственной целью – попугать обывателя, которого по-другому уже ничем не проймёшь. Научитесь такому же владению рифмой и ритмом, какое было у Маяковского, а заодно – искусству изобретательного пиара, на котором, собственно, держится весь миф об авангарде – и смело можете меряться силой с любыми титанами прошлого! А какой разговор может быть о новых формах, если ты ничего не знаешь о старых?
Кто-то из начинающих, чувствующих, что учиться у мастеров им лень, а творчеством заниматься всё равно хочется, решает посвятить себя детской литературе, не подозревая, что это штука ещё более сложная, чем весь взрослый авангардизм вместе взятый. Лишь на первый взгляд для общения с самыми маленькими достаточно сюсюкающей интонации, всяких там уменьшительно-ласкательных суффиксов, «птичек», «рыбок», «скрипочек» и тому подобного. На самом деле далеко не все дети – дебилы. Очень часто это едва ли не самая требовательная аудитория, которую только можно представить.
Прекрасно помню себя в шесть лет, слушавшего детские передачи по радио, ни черта в поэзии не смыслившего, но понимавшего, что Маршак, Заходер и Успенский – это классно, потому, что они доступным языком и с юмором разъясняли мне, что происходит в ещё незнакомом и чужом взрослом мире, а пропитанная слащавостью Ирина Токмакова вызывала только тоску. Хорошему детскому писателю помимо теории стихосложения не грех бы ещё хотя бы в порядке самообразования освоить психологию и педагогику. Иначе из-под его пера будет выходить только невнятный бред, бездарная попса, стиль которой ещё сто лет назад остроумно пародировал Леонид Андреев:
«У хорошего мальчика Пети была очень хорошая мама, которая его постоянно учила и образовывала. И жили они в большом доме, а во дворе гуляли гуси и куры: куры несли им яички, а гусей они кушали. И, кроме того, жил еще во дворе маленький теленочек, которого все любили и в шутку звали Васенькой, и этот теленочек рос для того, чтобы сделать из него для хорошего мальчика Пети котлетки…»
В стиле-то всё и дело! Классиков надо не просто читать – медленно, вдумчиво, но и превращать их в своих заочных соавторов. Когда-то в начале 90-х все мы зачитывались книгами Дейла Карнеги, считая его великим психологом, способным приобщить нас к ценностям цивилизованного мира. Сейчас-то я понимаю, что процентов 90 советов, которые давал этот редкостный зануда, годятся только для среднестатистического американца, однако один тезис очень нравится и сейчас – о том, что при подготовке публичного выступления полезно стилизовать текст доклада под какого-нибудь любимого писателя. Это, мол, способствует повышению культуры речи и умению чётко формулировать мысли.
Начинающий поэт тем более не должен стыдиться подражательства. Ведь нет большего оскорбления для художника, чем фраза: «Это ни на что не похоже!». Ни на кого не похожи только безнадежные бездари, по текстам которых не поймёшь, на кого они ориентируются, какую традицию продолжают. Помню, как одна старушка прислала мне подборку своих беспомощных виршей, забыв в сопроводительном письме рассказать что-либо о себе, и я решил, будто авторше от силы лет шесть-семь. Естественно, что моя ответная рецензия, адресованная едва освоившему грамоте вундеркинду, вызвала только возмущение: «Я намного старше Вас!». Но как ещё можно воспринимать творчество человека, до которого в мировой литературе не было ни Пушкина, ни Гомера, ни даже Агнии Барто? Пока ты ещё не знаменит, не признан и вообще не успел придумать ничего по-настоящему оригинального, тебе рано бояться упрёков в том, что ты под кого-то косишь. Вот подходишь ты утром к окну, видишь, что ночью выпал первый снег – и попробуй представить, как бы об этом написал Данте или Омар Хайям! И не важно, что и тот, и другой скорее всего так и умерли, ни разу не увидев настоящего снега. Хороший ученик должен уметь, глядя на мир глазами учителя, рассказывать читателю о своей жизни, своих сокровенных мечтах. А профессионалу и вовсе должно быть легко на спор создать текст в любом стиле, от чьего угодно лица, на любую тему.
Плохо только, если автор подражает всю жизнь одному и тому же образцу. Как бы девушку ни восхищала личность и ранняя лирика Цветаевой, нет ничего скучнее сотен томов вторичной, искусственной и, в общем-то, глубоко неискренней «отцветаевщины», изданной за последние лет пятьдесят, – как, впрочем, и многочисленных эпигонов Есенина, Рубцова, Бродского. Когда же список ваших заочных учителей насчитывает десятка три имён, причём имён абсолютно несовместимых, это уже не подражательство, а свободное владение словом, стилем, скрытыми цитатами, которыми иногда тоже стоит пользоваться, посылая дружеские приветы направо и налево.
Впрочем, упаси вас Бог попадать под слишком сильное обаяние классиков и превращаться в их тени! На своём веку мне неоднократно приходилось почитывать многочисленные стихотворные переложения псалома Давида, романов Пикуля и даже всех четырёх томов «Войны и мира», кратко пересказанных на двух машинописных страницах. Это не было какой-то неожиданной новаторской интерпретацией образов всем известных героев, тем более пародией или попыткой поспорить с первоисточником. Авторы прилежно, как школьники, перечисляли события из жизни Андрея Болконского или Екатерины II через запятую. Зачем это нужно, если каждый может пойти в библиотеку и прочесть всё то же самое, только описанное рукой гения, я никогда не понимал.
Помимо классиков, начинающему поэту не худо было бы разобраться и с тем, чем дышат и о чём пишут его современники. Это непросто – хотя бы потому, что все мы так или иначе зависим от чужого мнения. О том, что Пушкин – наше всё, нам рассказали ещё в школе учителя, которым мы привыкли верить на слово. Даже если из этого «нашего всего» мы ни строчки не помним, оно всё равно останется всем и нашим. А вот как вести себя наедине с текстом Дмитрия Быкова или Вадима Степанцова, пока ещё отсутствующих в школьной программе, как разобраться, что в нём хорошо, а что – не очень, совершенно непонятно. Наверное, надо по-спортивному долго тренироваться, постепенно повышая нагрузки, сначала на сборничках местных авторов, потом – на подборках столичных знаменитостей в «толстых» журналах, пока не начнёшь понимать этот сложный язык, а тем более – пока не попробуешь на нём разговаривать. Посещение творческих вечеров земляков-писателей, прямое общение с людьми, имена которых напечатаны на обложках книг – ещё один шаг к заветной цели, чреватый, впрочем, большими потрясениями.
Первые читатели и почитатели стихов начинающего поэта – его родственники, друзья, одноклассники, коллеги по работе. Даже если они не понимают того, что вы пишете, элементарная вежливость не позволит им сказать вам всю правду в лицо. В узком кругу вы будете чувствовать себя суперзвездой и очень удивитесь, услышав от первого же редактора или профессионального литератора, к которому припрётесь с ворохом рукописей, совет больше никогда не заниматься этой ерундой. Первый внимательный построчный разбор, первая критика может так глубоко ранить, что все написанные кровью сердца сочинения отправятся в мусорную урну, а новые уже не появятся никогда. Вам будет больно и обидно – как описывал впечатления от первого обсуждения своих стихов в университетском литобъединении петрозаводский поэт, сейчас уже имеющий на счету несколько книг, «очень хотелось выйти и застрелиться».
То же самое несколькими месяцами раньше чувствовал и я, когда был предметом такого же жёсткого разбора. И был соблазн прислушаться к мнению одноклассников, утешавших: «Не слушай их! Они ничего не понимают! За то же самое когда-то ругали Пастернака!..». Однако хоть потом и не писалось почти полгода, почему-то мнение «тех, кто ничего не понимает», каким бы оно ни было, стало для меня раз и навсегда более авторитетным. На следующее обсуждение, случившееся через год, я уже шёл с куда меньшим страхом – совсем не как на казнь или на экзамен, заранее зная, что надо показать для того, чтобы не нарваться на неприятности. Это действительно сработало, а потом и вовсе пошло какое-то азартное творческое соревнование, когда не терпится снова встретиться с товарищами-единомышленниками и чем-нибудь их удивить. Один увлекся мистической тематикой – занесённый им вирус тут же подхватывали другие и выдавали что-то покруче, кто-то брался за переводы с финского – тут же ему отвечали переводами с английского, немецкого или какой там ещё учили в школе, и даже на негативные отзывы уже не очень обижались.
Последней прививкой моему болезненному самолюбию стал случай, когда одну мою строчку прилюдно, прямо на сцене университетского актового зала, обругал Евтушенко. Даже не важно, прав был он или нет – и все другие недоброжелатели сразу же превратились в лилипутов, которых можно не воспринимать всерьёз. Впрочем, это были уже совсем другие времена, когда советы классиков мало отличались от советов рядовых коллег. Найти свою «среду обитания» в литературном мире и твёрдо обосноваться в ней – это уже оказаться на полпути к настоящему успеху!
А знаете, как обычно начинает оправдываться начинающий графоман, услышав даже очень взвешенную, конструктивную критику? «Я – не профессионал! Меня можно понять и за многое простить!». На самом деле, конечно, понять и простить можно кого угодно. Но представьте себе, что пригласили вас в гости, усадили за стол и накормили какой-нибудь гадостью, а не чувствующая за собой вины хозяйка и говорит: «Мы кулинарных техникумов не кончали, нас тоже понять можно!» Какое вам дело до её дипломов, если это вам, а не ей целую неделю придётся глотать Mesim? Вот и читателю глубоко плевать на детали вашей биографии. Одно из двух: либо вы даёте ему готовый, удобоваримый текст, либо он с вами не станет общаться. Поставьте себя на место вашего читателя, взгляните на собственные строчки словно бы чужими глазами – и, может быть, сможете верно оценить то, что делаете.
Вам приятно было бы беседовать с человеком, который с трудом подбирает нужные слова, коверкает их, да вдобавок ещё и откровенно неискренен с вами? Скорее всего нет. С начинающими же стихотворцами иногда происходит удивительная штука: записав на бумаге более-менее удачную строчку, интересную мысль, они не знают, что к этому можно добавить и принимаются выдавливать из себя ничего не значащие, кое-как склеенные между собой фразы:
Сияет одинокая луна,
ее ленивый свет ударился в окно.
Один лишь я
за письменным столом
веду неторопливый диалог…
Пусть показывать на себе – плохая примета, что может быть лучше личного опыта? В приведённом выше фрагменте стихотворения, написанного мною в четырнадцать лет, автору можно простить только первую строчку, которая хоть и чудовищно банальна, но хотя бы создаёт настроение, погружает в атмосферу одиночества. Ну, ещё «ленивый свет» – не так уж плохо для начала. А дальше словно бы видеокамера дрогнула в чьих-то неумелых руках и вместо интересной картинки горе-оператор начал снимать собственное левое ухо. О чём ведёт мысленный диалог со своей совестью безликий персонаж, сидящий за столом, мы не узнаем ни здесь, ни в последующих десяти четверостишиях. От чего он страдает, почему даже в толпе уличной в час пик чувствует себя как в пустыне – только ему и ведомо, ибо, сделав множество эффектных на его взгляд жестов, душу свою нам он так и не открыл.
До чего прав был всё-таки гениальный Жванецкий, сказавший когда-то, что «писАть, как и пИсать» надо только тогда, когда больше не можешь»! Если тебе нечего сказать – не насилуй музу, ведь это просто не по-мужски! Если не умеешь быть откровенным на грани запретного, не готов к стриптизу, в ходе которого придётся содрать с себя и кожу, ты не то что стихи – даже личный дневник писать будешь так, что всё описание твоей повседневной жизни сведётся к нескольким пунктам «проснулся-позавтракал-пообедал-поужинал-снова заснул». Прежде чем тратить на это время, пожалей хотя бы миллионы деревьев, которые умерли только ради того, чтобы стать тетрадями с записями ни о чём!
Общее впечатление от цитаты портят и обороты, типа «ударился в окно». Удариться можно только обо что-то, а во что-то – разве что ударить. Да, быть поэтом – это значит и быть лингвистом, любить родной язык и владеть им именно как родным. Слова, расставленные в каком-то несвойственном русскому языку порядке или употребляемые в неверных значениях – вообще самое страшное, что только может присниться сотруднику редакции, имеющему дело с чужими рукописями. Мне лично уже надоело объяснять всем подряд, что «довлеть» и «давить», «высокий» и «високосный» – не одно и то же, что невозможно сделать что-либо «скрипя сердцем» – ну, разве только скрипя суставами, и что «клеть» – это не усечённая форма слова «клетка», а подъёмное устройство в шахте, то есть вагонетка, выполняющая роль лифта! Любые сомнения, любые пробелы в знаниях помогут ликвидировать словари и энциклопедии. Их всегда приятно полистать на досуге, ибо читать их можно с любого места, а в процессе поиска нужной статьи получить массу полезной информации и о чём-нибудь ещё. Но подавляющая часть населения страны просто боится пользоваться этими пухлыми томами, да и какой, на фиг, Ожегов и Даль, если ещё и Пушкин не прочитан?
О том, что писателю необходимо освоить ещё и специальность литературоведа, наверное, и говорить незачем. Единственный словарь, от которого поэту стоило бы держаться подальше – это словарь русской рифмы, ибо большинство предлагаемых вариантов стыдно использовать даже при сочинении текста открытки с поздравлением не очень любимой девушке. Зато толковых статей, доступно разъясняющих, как рифмовать и придерживаться размера, в Интернете так много, что даже называть конкретных авторов не буду – Яндекс сам всё найдёт и подскажет.
Почитайте их, и не важно, научитесь ли вы выговаривать с первого раза слово «амфибрахий» или нет. Главное – понять, что поэзия – это не только литература, но и музыка, и, полагаясь на свой музыкальный слух, отбивая ритм ладонью по столу при перечтении собственных стихов, исправить все фальшивые ноты на настоящие, выбросить к чертям собачьим всю пошлятину типа «кровь-любовь», «розы-морозы», «пришёл-нашёл». Научиться вычёркивать всё лишнее едва ли не труднее, чем научиться быть откровенным, но без этого – тоже никуда!
Единственное, чему невозможно научиться – это таланту. Он либо имеется, либо отсутствует. Но он – всего лишь почва, на которой должно вырасти что-то прекрасное. Пока ты не ведаешь, что творишь, у тебя будет получаться как в песенке, которую мы учили на уроке пения в первом классе: «Сажали в огороде капусту и горох, а вырос в огороде один чертополох…»
Видя, сколько надо знать и уметь для профессионального творчества, графоманы спешат схватиться за последнюю соломинку – за надежду, что «пипл всё схавает». Некоторые пытаются договориться с чересчур строгими редакторами. «А хочешь, я тебя в свой роман вставлю?» – совсем отчаявшись после моих долгих объяснений, почему её прозу никогда не напечатают, предложила одна юная авторша. Видимо, она думала, что таким образом даёт мне взятку, но фамилия её была не Улицкая и попасть на страницы её произведения даже в качестве очень-очень положительного персонажа значило себя не уважать. Ещё чаще графоман пытается обмануть читателя, который не заметит бедности языка, сюжетных неувязок, элементарной безграмотности. Вот только нужен ли автору читатель, начисто лишённый вкуса? Можно ли вести задушевный разговор с тем, кого ты считаешь круглым лохом? По-моему, ответ очевиден. В творчестве можно быть ловким фокусником, но нельзя быть шулером!
И ещё один важный секрет, не зная которого графоман никогда не вырастет в настоящего автора. «О чём писать – на то не наша воля…» – говорилось когда-то в одном стихотворении Николая Рубцова. Это, конечно, верно, но всё-таки писать лучше всего о том, что ты хорошо знаешь. Даже если ты фантаст, отправляющий своих героев в далекие галактики или исторический беллетрист, описывающий во всех подробностях Китай XVII века, читатель в твоих строчках должен узнавать прежде всего себя, свою страну, свою эпоху. Если ему интересен Древний Китай как таковой, он наверняка найдёт, что почитать на любимую тему у китайских авторов, а вот чем мы, нынешние, похожи на китайцев или инопланетян из будущего, чему можно у них научиться, возможно, знаешь и можешь рассказать только ты один. Творчество – если это, конечно, не попса, сделанная лишь для развлечения нетребовательной публики, должно быть не способом бегства от действительности, а способом понять себя.
После всего сказанного выше у вас ещё не пропало желание взять в руки поэтическое перо? Если пропало – то и чёрт с ним! Не жалейте о том, для чего вы всё равно не созданы! Как сказал в середине 80-х на одном из творческих вечеров в Москве Андрей Макаревич: «Очень часто приносят песни, стихи с тем, чтобы задать вопрос: «Как вы думаете – стоит писать дальше или не стоит?». Я считаю, что если у человека такой вопрос возникает, то уже не стоит – потому что стоит только тогда, когда человек просто не может без этого обходиться. А тогда он не носит никому на обозрение своих стихов, а просто старается их сделать лучше…».
Ну, а если вы всё-таки выдержали эту проверку на прочность, поскорее забудьте, пожалуйста, всё, что я вам сказал! Пройдите весь путь с нуля свом ногами, совершите все возможные и невозможные ошибки, расшибите лоб о двери сотен редакций и издательств, не желающих вас печатать, разочаруйтесь в себе и в литературе лишь для того, чтобы найти свой единственный путь. Когда это случится? Скорее всего тогда, когда самыми актуальными для вас станут не написанные для школьников пособия по теории стихосложения, а фраза Сальвадора Дали «Не бойтесь совершенства. Вам оно не грозит».
P.S . Эти беглые заметки написаны в надежде на то, что разговор продолжат другие. Может быть, нашим профессиональным литераторам стоит провести на страницах «Лицея» свои виртуальные мастер-классы для начинающих?
