Сразу скажу, что вечер, организованный Карельской республиканской библиотекой для слепых, был в высшей степени хорош. Зал театр был переполнен и дышал любовью. Взаимной.
В 15 лет Леонид потерял зрение (ошибка врача!). Можно было уйти в себя, в беспросветность, а он взял курс на преодоление. Мощно при том. Учился и одновременно работал. Занялся парашютным спортом. Помню, как я в свои 17 лет все ходила вокруг и около парашютной вышки, которая была в Петрозаводске недалеко от устья Лососинки А Леонид слепым совершил прыжок с самолета на парашюте.
Стал писать стихи. Очень искренние и очень светлые.
Я когда-то на черный день
В потайной уголок души
Отложил: как цветет сирень,
Васильковую синь во ржи,
Пузырящийся в лужах дождь
И одну ночную грозу,
И пунцовой калины гроздь,
Над кувшинкою стрекозу.
Звездопад на медовый Спас,
Журавлиный клин в вышине,
Все, что радовать может глаз,
Отложить захотелось мне…
Солнечная река детства, его любимая Олонка, поит его родниковой водой по сей день. Леонид вобрал в себя все краски родной природы. Всю гамму чувств. Прекрасны его стихи, посвященные маме. И жене, с которой прожито 40 счастливых лет.
Три причала моих, три родных огонька,
На ночном берегу словно три маяка,
Пусть крутая волна и вода холодна,
Греют душу мою – дочка, сын и жена.
Сын – надежда и боль,
Дочь – неясная грусть,
А жена – воздух мой, без нее задохнусь
Если светят они, то беда не страшна.
Три моих светлячка – дочка, сын и жена.
Необъятный мир со всеми его катаклизмами вмещает его сердце.
Последняя секунда декабря
Упала в звон курантов и бокалов,
И развернувшись плавно и устало,
Уже на новый круг спешит Земля.
Стараясь, чтоб не расплескать моря,
Гор не встряхнуть с покатых полушарий,
Скользит планета – голубой наш шарик
По глянцевым листам календаря.
Жить так полнокровно, обладать таким кругозором и, повторюсь, таким чувством юмора немногим дано.
Мне их надо пройти, но пропала охота.
И зачем согласился на эту забаву?
Я бреду как в бреду, будто кролик к удаву.
Шум мотора все громче, он вес нарастает.
Или это так сердце мое громыхает?
Но вот я на пороге, шлепок по плечу.
И, о небо, о Боги, куда-то лечу…
Или, может быть, мне только кажется это.
Я завис, а навстречу мне мчится планета.
И теперь с ней никак мне нельзя разминуться,
Если все это сон, то скорей бы проснуться.
Но чему там инструктор меня обучал?
Восходящий поток кулаки жмет к плечам,
Локти чуть развернуть и прижать их к бокам,
Все не так уж и плохо выходит пока.
Жизнь, была ты прекрасна, была хороша.
Пятки вместе, ведь в них поселилась душа.
Как на этой земле хорошо было мне,
Так, теперь посильнее прогнуться в спине.
Ну, а голову надо слегка запрокинуть,
Вот в таком положении дозволено сгинуть.
Ветра свист все сильней, все труднее дышать.
Высота три пятьсот, надо падать и ждать.
Наконец наверху долгожданный хлопок.
Вслед за ним грубоватый за плечи рывок.
Надо мной, как цветок, парашют распустился.
Тишина… и куда-то весь страх испарился.
До чего же приятно на стропах качаться,
Любоваться землей и собой восхищаться.
То я камнем летел, то парю, словно птица.
Да! Теперь уж, действительно, есть чем гордиться.
Ну, а после того, как прошло приземленье,
Я стоял на траве, принимал поздравленья.
Неожиданно новый шлепок по плечу –
Мой инструктор: «Еще полетишь?» — «Полечу!»
На стихи Авксентьева пели песни. Ему дарили цветы. Его поздравляли люди разных возрастов и профессий. Мощно прозвучал финал, когда зал вместе с солистом Сергеем Гоноболевым запел песню «Пацаны шестидесятых». Эти стихи написаны уже потерявшим зрение человеком.
Пацаны шестидесятых лет
Верхолазы с дровяной сарайки,
Вы вспорхнули воробьиной стайкой,
Стал для вас двором весь белый свет.
А ведь был по три копейки квас,
В даль звала железная дорога,
Жаль встречали зайцев без восторга
Мамы с участковым всякий раз.
Двор был полон радости и бед
Мяч штрафной и звон разбитых стекол,
Дворник дядя Федя только охал –
Гол влетал в родительский бюджет.
Каждого своя судьба вела –
Кто-то стал владельцем ресторана,
Кто-то носит в легких пыль Афгана,
А кого в Европе ждут дела.
Кто шагнул на зону, кто во власть,
Но встречаясь, при любой раскладке –
как дела, старик? – Да все в порядке. —
А как жизнь? — Да в общем удалась.
{hsimage|Леонид Авксентьев (слева) на Цветаевском костре ||||} Жизнь Леонида Авксентьева, безусловно, удалась.
Господи! Душа сбылась!
Умысел Твой самый тайный... — сказала бы Цветаева.
Каждый год я вижу, как Оленька, жена Леонида, ведет его на Цветаевский костер. Всякий раз мне жаль, что он не видит, как она хороша. Но зато она, как и все мы, видит, как прекрасен он, читающий очередное посвящение Марине Цветаевой
Наше лето коротко и быстро
Словно проблеск солнца в янтаре.
Гаснут на углях, мерцая, искры,
Догорает август на костре.
Догорает месяц ливней звездных,
Поздних поцелуев, поздних роз.
Месяц ее жизни самый поздний,
Дальше лишь елабужский погост.
К вечеру погас костер Марины,
Но, вобрав в себя его тепло,
Жарко тлеют ягоды рябины.
Август. Тридцать первое число.
А теперь представьте: слепой Дон Кихот совершает прыжок с самолета на парашюте! Аналога вы нигде не отыщите. Закончу словами Ивана Тургенева «Когда переведутся Дон Кихоты, пусть закроется книга Истории. В ней нечего будет читать!».
