И.С.Фрадков, Михаил Гольденберг

Старая тетрадь

Фото из архива Елены Алатало
Исаак Фрадков

В день памяти выдающегося педагога Исаака Самойловича Фрадкова (1927 — 1998) публикуем воспоминания Михаила Гольденберга, написанные для книги «Школа Фрадкова».

…Ну, прямо рукопись, найденная в Сарагоссе. Помните популярный фильм с таким названием в 70-е годы? Разбирая свой стол в родительском доме, наткнулся на тетрадь с лекциями по педагогике. На обложке 1973 год и надпись «Преподаватель Фрадков И.С.». Эту фамилию я слышал с детства: мой отец служил с Исааком Самойловичем в Советской Армии, а мама работала в 9-й школе библиотекарем.

Курс педагогики на историческом факультете был своего рода жупелом – идти в школу не желал практически никто. А для автора этих строк воспоминания о школе вызывали ощущения, сравнимые с зубной болью. Причем, о сортавальской школе,  в которой учился до 7 класса, самые радужные, но после переезда в петрозаводскую школу ситуация поменялась в корне. В памяти остались кричащие, издерганные люди, многие из которых, по-моему, не любили свою профессию. Директор школы порой, проходя мимо меня, произносил назидательно: «А сало русское едите». Хотя, конечно, и в этой школе были несколько педагогов в высоком смысле этого слова – поддерживаю с ними отношения по сей день.

Понимал ли наше отношение к профессии учителя Исаак (так звали его студенты для краткости)? Думаю, что понимал. Ведь рейтинг педагога в том обществе тоже был не престижным. Да и о чем говорить с людьми, не имеющими никакого жизненного опыта, не говоря уж о педагогическом. В аудитории сидели, мягко говоря, недоросли, несмышленыши, у которых при слове «школа» «руки тянулись к спусковому курку».

Как я теперь понимаю, в университет Исаак Самойлович пришел работать после того как руководящие органы выжили его из родной 9-й школы, «сожрали», как говорили тогда. Была попытка пойти преподавать, защитить диссертацию, обобщить свой накопленный опыт.

Откроем тетрадь и попытаемся инсталлировать Фрадкова как университетского преподавателя. Печатными буквами написано: «РАБ-ДЕТОВОДИТЕЛЬ». Что это? Припоминаю, что для нас, историков, у него был экскурс в прошлое. Педагогами в Древней Греции были рабы хозяев. «Запомните, –  несся по аудитории его громкий голос, которым он старался приковать внимание не желавших его слушать, –  педагогика – это действительно добровольное рабство. Это искусство вести ребенка по жизни. Искусство и немного наука. Вот об этом немногом и пойдет речь».

Затем запись на полях: «Доживем до понедельника», «Илья Семенович Мельников». Понятно, это он о фильме. «Вы счастливые люди. Для вас, будущих учителей истории, как по заказу снят фильм. Смотрите на главного героя и знайте, каким должен быть современный учитель истории. Все подмечайте – и как он одет, как общается с детьми, коллегами, а главное о чем думает. Главное, что он сомневается, а сомнение – признак ума. Такой учитель –  не слепой раб указаний. Он свободный творец»…

Кстати, примеры из кинофильмов он любил. Потом я понял почему – был в родстве с самим М. Швейцером.

Еще запись. «Педагогическая теория – абстракция. Ее практическое применение – всегда высокое искусство». Кажется, мне удалось уловить главную мысль. А дальше что-то странное: «Не употребляйте  фраз «учитель должен», «ученик должен», «школа должна». Никто никому ничего не должен.  Педагогика – это всегда вариативность, ситуативность».

Только теперь понятно, что это были не академические лекции, наполненные наукообразной мутью, это была живая мысль живого человека, пережившего, а порой выстрадавшего все это лично. Перед нами была Личность, а ведь «личность воспитывается только личностью». Посещаемость на лекциях Фрадкова была хорошей. Многие приходили просто послушать, порой ничего не записывая.

«Развитие и воспитание» –  это заголовок очередной лекции. Эпиграф –  фраза Вольтера (он любил начинать лекцию с афоризма): «От всякого воспитания, друг мой, спасайся на всех парусах». Это, наверное, о том, что процесс воспитания не должен быть лобовым. Иногда фраза становилась ключом к пониманию всей темы. Записывать за ним было трудно, но перспективы экзамена становились более привлекательными – спрашивать будет не слово в  слово по своим конспектам (были такие, исповедовавшие зубрежку своих лекций, которые студент забудет  на следующее утро «как только солнце позолотит верхушки деревьев»).

А вот еще «странная» фраза, принадлежавшая, очевидно, самому Исааку Самойловичу:  «Борьба человека за то, чтобы кем-то стать…» Это о целях воспитания. То есть, главное –  научить человека творить себя как личность. Боже мой, как это актуально и сейчас! По-моему, это было его главным педагогическим кредо. Конечно, многие лекции мне приходилось, что называется, вспоминать на ходу, когда общался с ним в практических делах, словно в ситуации «дежа вю», то есть где-то я уже это слышал.

Я, естественно, сдавал ему экзамен. Вопросы помню на любом экзамене (есть у меня такая слабость). Некоторые хотел бы забыть, начиная со вступительного по истории, на котором преподаватель А.М. Борисов умудрился спросить меня, школьника: «Что сказал Карл Маркс о политике Петра I?». А билет у меня по внешней политике России в первой четверти ХIХ века, да и Маркс в школе не изучался, кроме «Манифеста».

С Фрадковым мы обсуждали систему дидактических принципов. Именно обсуждали, так как экзамен проходил в доверительной обстановке, в форме  дискуссии. Из перечисленных мною принципов он предложил мне высказать свое мнение о значимости лично для меня некоторых из них. Я говорил о научности, наглядности, руководящей роли учителя, дошел до доступности и тут он встрепенулся:

–  Миша, дорогой,  ради бога –  преподавай историю как угодно, но только не скучно. Ваш предмет должен породить у человека интерес на всю жизнь. Это даже не моя математика. «Не засуши!» должно звучать для  вас как для врача «Не навреди!».

Расставались мы очень по-дружески:

–  Хочешь, я раскрою тебе главный секрет педагогики? Я почему-то вижу тебя учителем. Тебе попадались плохие учителя в школе? Копировать хороших трудно и невозможно. Легче не быть плохим. Не будь таким, какими были они. Почаще вспоминай плохих и старайся из себя их выдавливать. Вот и все.

На педпрактику я попал в девятую школу по своему желанию. Уж больно хотелось посмотреть – действительно ли это нечто, отличающееся от сероватой школьной действительности тех лет. Больно часто он вспоминал девятую школу в качестве примера в своих лекциях. Иногда это даже раздражало, а так ли это?

Фрадкова не было в ней уже несколько лет. Но многие учителя, воспитанные им, часто вспоминали его, в стенах еще витал дух командора. Корабль еще плыл, как бы по инерции, хотя капитан, что называется, уже сошел на берег. Учителем-методистом у меня была Валентина Федоровна Запасная. Она учила осторожно, тактично, убедила меня, что урок – это творчество, а методика – это интересно. Встретив Исаака Самойловича и доложив ему о своих первых педагогических «успехах», я услышал в ответ:

–  Запасная – это счастливый лотерейный билет. Присмотрись к ней, да и к другим учителям походи на уроки. Это полезнее, чем прочесть несколько учебников по педагогике.

После педпрактики пренебрежительное отношение к профессии учителя стало постепенно испаряться. Я понял, что профессия учителя рождается с уважения к ней самого педагога. В этой школе я встретил многих педагогов, уважающих в первую очередь свой труд, понимающих его значимость. По-моему, бывший командор сумел своим личным примером убедить их в этом.

После педпрактики в газете «Петрозаводский  университет» за пятое декабря 1974 года появилась статья «Размышления после практики». Бережно храню ее сейчас, уже как исторический документ. Я и два моих сокурсника Саша Сухарев и Володя Купарадзе отвечаем на вопросы корреспондента Саши Радчени. Вчитываясь в нее сегодня, понимаешь, сколь наивными и категоричными мы были, какую «чушь прекрасную несли», но на вопрос о том, пригодились ли нам лекции по педагогике, я ответил: «Попав в девятую школу, я ощутил, что лекции Фрадкова для меня словно ожили, материализовались и их можно было прочувствовать и даже потрогать руками».

Да, такие люди, как Фрадков, убеждают в том, что повстречать хорошего учителя – это получить подарок судьбы, вытянуть счастливый билет. Такие люди как эффективное лекарство – повстречавшись, могут изменить тебя. Высокомерие и юношеский снобизм по отношению к школе, профессии учителя куда-то исчезли. На пятом курсе «я себе уже все доказал», говоря словами В. Высоцкого. Решил пойти работать в школу учителем истории. Многие удивляются моему выбору по сей день, когда за плечами уже более четверти века общения с учащимися. Да и сам порой во времена тяжких раздумий я задаю себе вопрос о правильности избранной дороги, и каждый раз отвечаю себе на него положительно, так как верю, что учитель – это действительно очень важно в судьбе любого человека.

Так в чем же главный секрет Фрадкова как университетского преподавателя? В сухом смысле этого слова, мне кажется, он никогда им не был. На университетской кафедре (кстати, стоял за ней он крайне редко, а все больше расхаживал по аудитории) он оставался Учителем в самом высоком смысле этого слова. Преподаватель университета и учитель – это разные вещи. Не каждому преподавателю по силам стать учителем, духовным наставником студентов. Ему это удавалось, он что называется, оставался Человеком среди людей, очень живым человеком.

И должен ни единой долькой

Не отступаться от лица,

Но быть живым, живым и только

Живым и только до конца.

Вчитываясь в стихи Б. Пастернака, явственно представляешь себе образ Исаака Самойловича. Он везде сохранял свое лицо. Не приспосабливался. Кстати, уже написанную диссертацию он так и не защитил (подвело здоровье, подорванное в борьбе с чиновниками от педагогики). На первой лекции я услышал за спиной шептание за спиной двух студенток: «А он кто – кандидат?»  – спросила одна. «Да по виду профессор»,  – ответила соседка…