– Ирина, по всему чувствуется, что вы неравнодушны к своей профессии. Это так?
– Если бы мне пришлось писать сочинение на эту тему, то скорее всего я бы написала: «Так на роду мне было написано». В школе я совершенно не любила историю как предмет, зато у меня был особый интерес к пушкинскому времени. Я просто жила им, даже «писала» роман об одном мало известном декабристе. Меня поразила его судьба и ранняя смерть. Уже в то время волновал вопрос: «Что же остаётся, когда люди уходят?».
Меня страшно огорчала смерть Пушкина. Я мечтала о машине времени, которая унесла бы меня в то время: хотела всеми силами предотвратить его гибель…
А вообще ничего не бывает случайным: еще до войны в архиве работала моя бабушка, и я пошла по ее стопам.
– История и само время для архивариуса – категории особые?
– Старинное слово «архивариус» теперь уже не в ходу. Согласитесь, о будущем мечтает всякий. Для меня же именно обращение к прошлому всегда увлекательно. Однажды я почувствовала нечто похожее на смещение временных пластов. В тот момент я занималась документами известного исследователя фольклора Александра Федоровича Гильфердинга. Он приехал в Каргополь в 1872 году, заболел брюшным тифом и умер. Вдруг мне попадается в руки письмо уездного каргопольского врача, в котором тот просит разрешения уехать в Петербург для женитьбы. Прочитав это письмо, я тут же побежала и стала кому-то говорить, что вот, дескать, должен приехать Александр Федорович и врача никак нельзя отпускать из Каргополя, ведь фельдшер вряд ли сможет помочь больному. В тот момент у меня было полное ощущение, что я нахожусь в том времени! Повторилась история моей юности, когда мне хотелось предотвратить пушкинскую дуэль.
Тогда, между прочим, под впечатлением одного из своих удивительных снов, я написала письмо Булату Окуджаве. До сих пор храню его ответ, добрый и трогательный. Помните, его стихи?
Былое нельзя воротить – и печалиться не о чем:
у каждой эпохи свои подрастают леса.
А все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем
поужинать, в «Яр» заскочить хоть на четверть часа…
– Получается, что вы в большей степени живете прошлым?
– Нет-нет! Просто я часто размышляю о том, как меняется время… Иногда мне кажется, что я лично знаю очень многих людей, которых никогда не видела в жизни. Между профессиями историка и архивиста существует значительная разница. Историк использует в своей работе документальные источники, которые удалось обнаружить, домысливая ненайденное. Для архивиста самое важное – документ и его предельная достоверность. Поэтому самый распространенный вид архивной публикации – сборник документов.
Есть в нашей профессии документ международного свойства – Международный этический кодекс архивиста, принятый в Пекине в сентябре 1996 года. В нем определены основные этические нормы нашей профессии. Архивист не имеет права злоупотреблять открытым доступом к информации, использовать свое положение для нечестного удовлетворения своих или чужих интересов, он не должен искажать и перетолковывать документ.
Но самое главное для нас – это сохранить то, что имеем. Сейчас образуется безбрежное море документов. На нас большая ответственность за то, что именно мы отберем и сохраним для будущего поколения. Кроме специальных перечней, содержащих указания на сроки хранения различных категорий документов, у каждого настоящего работника архива должно быть профессиональное чутье. Потому что благодаря нам по архивным документам будущие поколения сформируют свое представление о нас и о нашем времени.
Все очень быстро меняется в наш век информации. Когда-то был популярен эпистолярный жанр. А теперь даже поздравительные открытки имеют готовый текст. Очень жаль, что ушло то время, когда на листке хорошего качества изумительным по красоте почерком наши предки тщательно выводили «Милостивый государь…». Еще недавно была такая высокая культура письма! Некоторые письма достойны того, чтобы их повесить в рамочку на стену как произведение искусства, не только по своему содержанию, но и по красоте написания.
– Наверное, встает проблема сохранения целого пласта человеческих отношений, таких как, например, эпистолярный жанр нынешнего времени, я имею в виду смс-ки?
– Верно, есть такая проблема. Документ – это информация на каком-то материальном носителе, например, на бумаге, на пленке, или, наконец, на берестяной грамоте. А сейчас очень часто информация не имеет никакого носителя, как в случае с смс-ками. Это актуальнейшая проблема мирового масштаба – сохранение документов на электронных носителях. Некоторые предлагают оцифровать все документы и хранить информацию на дисках, экономя тем самым площади архивохранилищ. Но ничто не заменит подлинника! Архив – не библиотека. У документов нет тиражей, каждый ценен своей неповторимостью и оригинальностью. Иногда один документ может рассказать о многом, являясь фрагментом чьей-то судьбы.
Однажды в метрической книге Пудожа в разделе «Об умерших» я прочла имя сына известного петрозаводского купца, который совсем молодым добровольно ушел из жизни. На долгое время я была лишена покоя, думая о нем. Что могло с ним случиться? Проигрался в карты или у него была несчастная любовь? Или какая-то другая причина привела к трагическому исходу?
– Вы говорите, что от архивистов во многом зависит представление будущих поколений о нашем времени. А как так получилось, что по специальному указу сверху в 50-х годах были уничтожены многие церковные документы?
– Безусловно, это серьезная потеря для историков и черное пятно в истории российских архивов. Cтрашно, что долгое время люди сознательно уничтожали документы, в том числе по идеологическим соображениям. В ХIХ веке благодаря открытым протестам известных архивистов бессмысленное массовое уничтожение документов было приостановлено. Стали формироваться принципы отбора документов на хранение. Обидно, что в случае с церковными документами, поступившими на хранение в архив после революции, это произошло уже после войны, после того, как архив практически без потерь пережил тяжелейшие времена эвакуации и реэвакуации своих фондов.
Церковные документы в советское время относились к категории наименьшей важности. Тогда казалось, что они не будут востребованы никогда. Сейчас эти документы – самые востребованные и историками, и краеведами, и исследователями своей родословной. И не только метрические книги, в которых велась запись о рождении, крещении, смерти, но и другие документы о духовной жизни на территории Карелии.
– Известно выражение Эмерсона: «Истории, собственно, не существует, а существуют биографии». Судя по нашему разговору, вас волнуют судьбы простых людей, из которых и складывается история?
– Хочется вспомнить дневниковые записи Елизаветы Дьяконовой из небогатой купеческой семьи. Она начала их писать в возрасте 14 лет в провинциальном городе Нерехта Костромской губернии еще гимназисткой и писала до самой смерти в возрасте около 28 лет. Погибла она при загадочных обстоятельствах в горах австрийского Тироля. В этом дневнике нет знаменитых имен. Конечно, Дьяконова была нетипичной девушкой для своего времени, хотела вырваться из рутинной жизни русской женщины. Преодолев сопротивление матери, уехала учиться сначала в Петербург, затем за границу. Она пишет о своей жизни, о любви, которая ее настигла. Конечно, документы и свидетельства из жизни государственных деятелей информационно важны. Но и этот дневник, искренний, чистый, – настоящее свидетельство своего времени. Впервые он был опубликован в 1905 году, а года два назад появилась новая публикация. Поначалу дневник привлек мое внимание только потому, что Дьяконова – моя девичья фамилия. Но потом книга стала для меня настоящим открытием.
– А как вы относитесь к мемуарам?
– К мемуарам, по-моему, надо относиться с осторожностью. Дневник все-таки предполагает ежедневные записи. А мемуары пишутся, как правило, спустя какое-то время после описываемых событий, в них часто присутствует субъективизм. Опять же, важно, кто является их автором. Посмотрите на книжные прилавки. Сейчас пишется и издается огромное количество мемуаров, авторами которых может стать практически любой, например, эстрадная певичка, бойкая журналистка… Это тоже своего рода «свидетельства нашего времени». Но иногда и достойнейший человек использует мемуары для изложения событий своей жизни в более приглядном свете. «Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина» поэт закончил в 1812 году, уже после смерти в 1809 году Тимофея Ивановича Тутолмина, с которым у него не сложились отношения в тот период, когда Державин являлся олонецким наместником, а Тутолмин – олонецким и архангельским генерал-губернатором. Читая «Записки», подумала, что Державин скорей всего позволил себе так осветить олонецкий период своей биографии потому, что его оппонента уже не было в живых.
– Иногда кажется, что прошлое так же непостижимо, как будущее…
– В этом есть доля истины. Мы никогда не узнаем всей правды о прошлом. От некоторых исторических периодов до нашего времени сохранилось ничтожно малое количество документальных источников. А сейчас перед работниками архива стоит особенно трудная задача – отразить наше сумасшедшее время, показать его во всем его многообразии и, главное, – не забыть при этом человека. Недавно мы стали формировать коллекцию из личных документов, которые сохранились в семейных архивах участников боевых действий в Афганистане. Официальные документы тоже важны, но не менее важны личные свидетельства, сопричастность живых людей к этим событиям. Огромное спасибо тем семьям, которые передали и еще передадут в архив эти документы.
Я призываю пополнять и сохранять свои семейные архивы – нельзя быть Иванами, родства не помнящими. Взгляните на старые фотографии: кажется, в них запечатлено само время. Их интересно рассматривать: какие были воротнички на платьях, салфетки на этажерках, а какие удивительные лица! Вы знаете, какой сейчас у людей интерес к своему родовому прошлому? В читальном зале архива порой яблоку негде упасть. Запросов приходит от наших граждан огромное количество, люди хотят знать свои корни. Они испытывают священный трепет, когда в метрических книгах видят запись о рождении, например, своей прапрабабушки.
В свое время я испытала эти чувства сама. У меня было такое ощущение, что из прошлого через несколько поколений мне, условно говоря, протянута рука. Мне открылись такие вещи, о которых даже мои родители не знали.
– Действительно ли у вас в архиве любой гражданин может получить информацию о своих родственниках, родившихся в Карелии?
– Существуют два пути поиска информации: письменный запрос в архив или самостоятельная работа с документами. Работать самостоятельно, если есть такая возможность, интереснее, вы сами соприкасаетесь с подлинниками. Часто записи о рождении, бракосочетании, смерти несут в себе очень много дополнительной информации о родственниках, в том числе важная информация, где погребен человек.
Например, по метрическим книгам и другим архивным документам исследователем К. М. Агамирзоевым был составлен список почти пятисот военнопленных, участвовавших в строительстве Мурманской железной дороги, похороненных на православных кладбищах на территории Карелии. Несколько десятков из них погребены на территории Екатерининского кладбища. Сохранилась запись священника, где вписан даже берлинский адрес пленного немца, нашедшего свой последний приют на нашей земле. Очень жаль, что наши кладбища, в том числе Екатерининское и Крестовоздвиженское, сегодня имеют такой неприглядный вид. Это о многом говорит.
– Вас волнуют современные изменения в облике нашего города?
– К сожалению, мы лишились многих исторических объектов, которые были несомненным украшением и достоинством нашего города, я имею в виду храмы. Сейчас тревожит, что погибает наше старинное градообразующее предприятие – Онежский тракторный завод. Этот старинный уголок нашего города необходимо сохранить как исторический центр. Это станет свидетельством того, что мы любим свой город и гордимся его историей. Город будет привлекателен для туристов так же, как и наша жемчужина – Кижи.
– Помогает ли работа с документами прошлого избежать ошибок в нынешней жизни?
– Нет, конечно! Человеку не свойственно учиться на чужих ошибках, это же общеизвестно! Каждый все равно идет тем же путем заблуждений и ошибок. Но та благородная цель, которой мы служим, мне кажется, делает нашу жизнь наполненной особым состоянием. Очевидно, существует невидимая связь с теми, кто уже за чертой нашей жизни.
«Лицей» № 5 2007
