Лицейские беседы

Беломорканал: стройка века и его трагедия

Константин Гнетнев во время выступления на конференции по ББК в Национальном музее Карелии. Фото Валентины Чаженгиной
Константин Гнетнев во время выступления на конференции по ББК в Национальном музее Карелии. Фото Валентины Чаженгиной

Константин Гнетнев: «Настало время говорить об истории ББК серьёзно, без лозунгов, истерик и политиканства». 

Карельский писатель, журналист и публицист Константин Васильевич Гнетнев хорошо известен в республике. Несколько его книг посвящены истории Беломорско-Балтийского канала. Интерес этот не случаен: он вырос на берегу канала, на 17-м шлюзе, куда  его привезли раскулаченные родители в месячном возрасте. Книга «Беломорканал: времена и судьбы» вошла в шорт-лист Литературной Бунинской премии, эта же книга принесла автору диплом лауреата Международного литературного конкурса «Полярная Звезда».

Наша беседа с Константином Гнетневым состоялась после завершения международной научной конференции в Национальном музее РК, посвященной 80-летию ББК, которое отмечается в этом году. Константин Васильевич выступил с сообщением «О некоторых особенностях кадровой политики на ББК в 30-50-е годы ХХ века».

– Всем известно, что на строительстве Беломорско-Балтийского канала работали заключенные. Но вот я обратила внимание на факт, который прозвучал в вашем выступлении: да, ББК – это первая советская каторга. Однако искусственную судоходную трассу следует признать также и памятником российским конструкторам, инженерам и рабочим, которые спроектировали и всего за 20 месяцев прорубили её в скалах и в каменистой северной земле. Причем многие сооружения выполнены с таким высоким качеством, что служат людям до сих пор.

– Это действительно так, и  десятки тысяч заключенных, свезенных со всего Советского Союза, трудились с огромным энтузиазмом.

Там что, проводили сеансы массового гипноза?

– Конечно, нет. Для меня ББК – это еще и пример хорошо организованного труда большого числа людей. Это блестящее воплощение особой технологии, которую мы называем PR  (паблик рилейшнз). PR изучают сегодня в университетах. Это особая система работы с людьми, направленная не только на формирование внешней среды, но и такой атмосферы внутри коллектива, которая позволяла добиться высокопроизводительного и качественного труда. Этому было подчинено всё на строительстве.

 

На выставке, которая работает в эти дни в Национальном музее, есть интересная фотография: на ней изображена символическая могила филонов – рабочих, которые выполняют план на 20-40 процентов. Названы их фамилии.

– На строительстве не только клеймили отстающих, но и чествовали передовиков. На ББК выходила  своя газета «Перековка», работал специальный издательский отдел и типография с коллективом в 50 человек. На всех участках издавали свои «перековки».  Мне довелось полистать их: газеты не только публиковали списки ударных бригад и фотографии передовиков, их полосы не только наполнялись лозунгами и призывами. В газетах печатались критические материалы заключённых строителей на бригадиров и других руководителей, кто, как им казалось, мешает делу. К слову, специальным приказом начальника Беломорстроя, то есть Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря НКВД СССР предписывалось всем руководителям отвечать на газетную критику в течение трёх суток.

На строительстве канала работал мощнейший пропагандистский аппарат. Соревнование шло без дураков. И подавляющее количество работников верили, что они действительно работают на стройке века, что после завершения строительства у них будет другая жизнь.

Весь мир был очарован размахом, мощью, величием строительства. Именно это отмечали приезжавшие на ББК именитые советские и иностранные писатели. Сегодня иногда можно прочитать, что их подкупали, чтобы они писали хвалебные материалы. Это просто смешно: ведь не дураки сюда приезжали, которых можно  было «подкупить»  бутылкой коньяка и куском колбасы. Я читал стенограмму беседы, на которую к писателям пригласили главного инженера строительства Хрусталева. Там речь шла о величии замысла и грандиозных масштабах строительства, о новых, применённых только здесь методах работы. ББК действительно превосходил все существовавшие тогда искусственные водные пути: и Суэцкий, и Панамский каналы, да и другие.

Что же касается организации трудового подъема…  Приведу один пример: зимой 1932 года на завершении строительства канала 165, это  в северной части Водораздела, между 7 – 8 шлюзами, был объявлен так называемый штурм. Со всех участков стройки сюда отправляли передовые бригады и лучших специалистов. Во время штурма  30 тысяч заключённых работали круглые сутки. Так вот, вдоль котлована была проложена узкоколейка, по ней ходила  дрезина с духовым оркестром на платформе, который играл день и ночь. Там же в котловане круглые сутки работала выездная типография и редакция газеты «Перековка».

По условиям соревнования  в Беломорстрое бригады-победительницы вообще работали под музыку духового оркестра. Художники писали портреты передовых рабочих, в течение рабочего дня членам передовой бригады привозили горячие пирожки…

Конечно, не всех можно было мобилизовать  похвалой в стенгазетах, куплетами агитбригад и пирожками. Специалисты, интеллигенты, учёные, представители интеллектуальной элиты, которых на ББК было немало, относились к такого рода методам перековки крайне скептически и даже насмешливо. Но так ведь они и в котлованах не работали и тачек «по дощечкам» не катали.

Большинство строителей были люди простые и малограмотные, в массе своей осужденные за бытовые преступления. Они расценивали все это как признание и оценку их труда. Особо отличившихся награждали специальным знаком «Ударник Белморстроя», дававшим в лагере особые привилегии. Не знаю, есть ли тут параллели, но он очень похож на знак депутата Верховного Совета.

Инженер-путеец в третьем поколении, представитель знатного российского рода Вяземских Орест Валерьянович Вяземский вспоминал, как на следствии он поинтересовался, в чем конкретно его обвиняют. «Вы не были советским человеком», – ответил следователь НКВД. Несоветского человека Вяземского приговорили к пяти годам заключения в лагере. После завершения работ на строительстве его, как и других проектировщиков и инженеров, наградили орденом и выпустили из лагеря. Так вот Вяземский высоко оценивал организацию работ на ББК, где трудилось более 160 тысяч человек, а его оценка дорогого стоит.

Инженерно-технические работники находились в ином положении, чем рабочие: они жили свободно, к ним приезжали родственники. Хотя они тоже были заключенными.

Я читал дневники В. Алымова, поэта и одного из каналоармейцев.  В то время он жил в Кеми и записал в дневнике: ходил на постановку оперы Бородина «Князь Игорь»! В  театре в Беломорске играли шекспировкого «Короля Лира». В Медвежьегорске работал свой театр и давал концерты симфонический оркестр. Даже в такой захудалой деревне, как Майгуба под Надвоицами – она ушла под воду весной 1933 года, – работал свой лагерный  театр из профессиональных актёров.

Когда после завершения строительства ББК многих заключенных перевели на сооружение другого канала – имени Москвы, знаете, что они увозили с собой в первую очередь?  Дом культуры из Медгоры. Они разобрали его по бревну, а потом собрали в подмосковном Димитрове. И там прошел последний слет ударников ББК.

В Карелии хорошо известно имя композитора, музыканта Леопольда Теплицкого. Он создал за свою жизнь два симфонических оркестра, второй из них – оркестр Карельского радио и телевидения (ныне не существующий). А вот первый симфонический оркестр Теплицкий организовал на строительстве ББК, он был одним из каналоармейцев.

Жизнь Теплицкого – это вообще целая книга! Только один сюжет из неё дал основу знаменитому фильму «Мы из джаза». Теплицкого послали за опытом музыкального сопровождения немых фильмов (таперства) в США, он встречался с родственниками, эмигрировавшими после революции. А когда вернулся в СССР, организовал первый в СССР концертный джаз-банд, давал блестящие концерты, стал знаменит, с ним пел молодой Утёсов, именно к Теплицкому приезжала негритянка – джазовая вокалистка. Только финал в жизни оказался иным: Теплицкому поставили в вину и Америку, и американскую родню, и негритянку.  Срок он отбывал на ББК.

Но на фоне этих фактов – существования театров, оркестров, особенно чудовищна массовая гибель тысяч людей от непосильного труда, антисанитарии, плохого питания – дневной рацион 500 граммов хлеба и баланда из морских водорослей, издевательств, расстрелов без суда и следствия…

– Да, и это тоже ББК. Мы говорили о передовиках. А если человек был слаб и даже норму выполнить не мог? Ему снижали пайку, он недоедал и на следующий день уж точно не имел силы, чтобы выбиться в передовики… Если не было блата, верных товарищей в среде лагерных «придурков», то есть при столовой, штабе или санчасти, такие очень быстро заканчивали жизнь в лагерной больничке и на кладбище. Такие кладбища есть неподалёку от гидроузлов.  С ББК, а точнее с Соловков, в нашей стране берет начало путь который привёл на территорию, что мы называем теперь «архипелагом ГУЛАГ».

Почему идеи и даже реальные предложения по строительству Беломорско-Балтийского канала, существовавшие более 200 лет, не были реализованы царским правительством?  Пугали полное бездорожье, крайне низкая плотность местного населения и в этой связи очень большие ожидаемые затраты. В Советском Союзе канал был построен, потому что был остро необходим для укрепления обороноспособности страны и развития северных территорий. И построен благодаря бесплатной рабочей силе – заключенных в Советской стране всегда хватало. Погибали на канале одни, везли в эшелонах других. Часто людей судили по сфабрикованным делам.

Интересна в этом плане судьба инженера К. М. Зубрика, получившего  известность оригинальными конструктивными разработками на Беломорском канале. Полтора года после ареста он не знал своего приговора и даже срока заключения. Ему просто забыли их сообщить. Для НКВД это было неважным. И только в июне 1932 года по запросу жены он узнал, за что и на какой срок осужден. К. М. Зубрик получил орден и был освобожден из заключения сразу же по завершении строительства Беломорско-Балтийского канала.

Сегодня известно имя  человека, который указал властям на громадные ресурсы для осуществления строительства, – Нафталий Френкель. Насколько можно подробно я описал жизнь этого человека в своей книге. Авантюрист и уникальная личность. Родом он из Одессы, учился за границей. Сошелся с известным бандитом Мишком Япончиком, причем, стал его мозговым штабом и главным финансистом. Когда руководство банды расстреляли, только Френкеля в последний момент отправили в лагерь на Соловки.

Он попал туда в «золотое» время острова. До появления Френкеля Соловки были обычным местом заключения. Здесь выпускали журнал и газету, проводили сельскохозяйственные опыты, собирали коллекции для местного музея, ставили спектакли в собственном театре, занимались спортом. Священники и епископы служили в церкви, а спортсмены играли в футбол и бегали на лыжах.

Френкель возмутился: государство бесплатно кормит своих преступников! Содержание одного заключённого обходится стране аж  900 рублей в год! Он предложил систему организации трудовых лагерей, работая в которых заключенные сами бы зарабатывали на свое содержание.  Он доказывал, что лагеря могут быть экономически рентабельными. Его назначили начальником производственного (экономического) отдела Соловецкого лагеря. Было закрыто все, что, по его мнению, мешало работать и требовало дополнительных затрат:  журнал, газета, театр, музей. Заключенные обязаны были работать, их, как обычные средства производства, сдавали в аренду, как теперь говорят, в лизинг.

Систему Н. Френкеля трижды обсуждали на заседаниях Политбюро ЦК, и в конце концов утвердили. И Соловецкий лагерь быстро стал самоокупаемым. Власть решила – вот он неисчерпаемый ресурс будущего развития страны! Нафталий Френкель был назначен руководителем работ на ББК. Это не самая высокая должность на строительстве, но авторитетом и влиянием он пользовался большим.

Френкель постоянно совершенствовал себя как личность. У него была великолепная память, он не пользовался записными книжками, не вел дневников и записей, хорошо помнил любого человека, с которым сталкивался хотя бы раз. Не пил, не курил, ел мало и очень простую пищу, терпеть не мог собраний, считая их пустой болтовней. Для него сутки не делились на день и ночь. В течение 24 часов он научился засыпать три-четыре раза, но спал при этом не более двух часов. Не знал ничего кроме работы, порой был жесток и беспощаден.

 

Неужели за все время не было акций протеста? Все безмолвно принимали и сносили несправедливость?

– Было множество побегов, случались акции протеста. Но бунтовали, как правило, на отдалённых лагпунктах и по бытовым причинам, к примеру, не привезли вовремя хлеб. Разумеется, руководство лагеря жестко наказывало зачинщиков, на ББК был свой суд – выездная сессия Верховного суда Карелии и свой прокурор, но больше тех, чьи действия вызывали недовольство: они ведь тоже были заключёнными.  На ББК, несмотря на то что это лагерь, не существовало ни колючей проволоки под током, ни высоких заборов. 221 километр трассы контролировали всего 36 чекистов.  Охранники тоже были заключенными.

 

Как относилось местное население к каналоармейцам?

– Сочувствовали, жалели. Но открыто проявлять свои чувства боялись, чекисты вели работу и среди местного населения. В свою очередь руководство лагеря следило, чтобы местное население не обижали. В архиве есть такой приказ начальника лагеря.  Боец из лагерного патруля зашёл в крестьянский дом в какой-то деревне и забрал у хозяина носки домашней вязки. Крестьянин пожаловался, и охранника арестовали.

 

На конференции прозвучал вопрос: куда подевалась после завершения строительства огромная масса людей?

– Во-первых, за эти годы выросло население Карелии – почти на 100 тысяч.  Заключенные оставались работать на канале – в штатах эксплуатации гидроузлов и судовых путей, на вспомогательных производствах. Работали тысячами и вокруг него – валили лес. Многие, наверное, хотели бы уехать, но им просто некуда было деваться – это же 1933 год, тотальная разруха в стране, голод, аресты по вокзалам.  Тысячи других перевезли на новое строительство на реке Свирь, на строительство БАМа, а также  другого канала – имени Москвы, где был успешно,  если это слово здесь допустимо, использован опыт ББК. Новая стройка была тоже ударной, но завершилась иначе, чем в Карелии. Под звуки духовых оркестров и разрезание ленточек почти все руководство МВС (Москва-Волга строительство), всего  119 человек арестовали и по сфабрикованному делу расстреляли. Всех.

 

Сохранились ли воспоминания участников строительства, изданы ли они отдельной книгой?

– Такой книги нет, да и как таковых воспоминаний немного, их приходится выискивать по самым различным источникам и архивам. Раньше арестами и сидением в зоне не хвастались.  Страх засел у бывших каналоармейцев на генетическом уровне.  Отбывание наказания на ББК оставалось клеймом на всю жизнь. В 1937-1938 годах расстреливали просто за то, что когда-то побывал на ББК. Органы «подметали» бывших заключенных и позже, в 1941-м, в начале 50-х.

Так, не был при жизни реабилитирован Леопольд Теплицкий. Остался в Карелии А. Бекман. Не пустили домой в Ленинград  М. Григоровича. Трудна судьба философа академика А. Лосева. Перед освобождением его наградили знаком ударника ББК, разрешили вернуться в Москву, но преподавать не дали. Больной, полуослепший ученый с мировым именем ездил с лекциями по области, чтобы заработать на кусок хлеба. Постоянно работать он смог только в Московском областном пединституте.

 

На конференции прозвучало предложение о создания в Карелии музея Беломорско-Балтийского канала, сыгравшего значительную роль в истории нашей республики. Хотя канал был государством в государстве. Руководство республики даже не бывало на строительстве. Мемориал у нас есть в Сандармохе, его называют памятником жертвам ББК.

– С Сандармохом не всё так просто.  Как известно, массовые расстрелы там приходятся на 1937-1938-й годы, но ведь строительство канала завершилось четырьмя годами ранее, в 1933-м. Конечно,  часть умерших и расстрелянных строителей ББК похоронена там – Повенец был административным центром лагерного строительства, но расстрельные места есть практически у любого более-менее крупного населенного пункта Карелии.  Так что именовать Сандармох  трагическим памятником жертвам одного только ББК, по моему мнению, большая натяжка.

Есть и другие соображения. Много лет назад я переписывался с редактором медвежьегорской районной газеты Василием Васильевичем Гравитом, краеведом и историком, ныне покойным. Он утверждал, что в Сандармохе были расстреляны и наши военнопленные – строители мощнейших финских подземных укреплений на окраине Медгоры. Это тоже была гигантская стройка, причём под землёй. И никто не встречал ни одного участника этого строительства. Куда же они подевались? Другой бывший партизан и руководитель рассказывал мне, что многих наших перебежчиков и предателей, выданных СССР Финляндией после Великой Отечественной войны, также расстреливали под Медгорой.

Я очень надеюсь, что когда-нибудь появится серьёзная монография по истории сооружения Беломорско-Балтийского канала, что найдутся молодые ученые, взявшиеся за такой тяжкий труд. Документов множество, часть их хранится  в архивах и музеях Карелии, Москвы и в других регионах, они ждут серьезных исследователей, свободных от любой коньюнктуры. История строительства ББК грандиозна, трагична и очень поучительна. И настало время говорить о ней серьёзно, без лозунгов, истерик и политиканства.