В жизни случаются самые неожиданные, самые немыслимые вещи. Так я, двадцативосьмилетняя (то есть крайне юная по канонам жанра) писательница из Петрозаводска, про который москвичи неуверенно спрашивают: «Это где-то под Петербургом?» – волею судьбы оказалась не где-нибудь, а сначала дома у президента страны.
А потом в Израиле, на 23-й Иерусалимской международной книжной ярмарке. И не с кем-нибудь, а в компании Михаила Веллера, Дмитрия Быкова, Александра Кабакова, Владимира Сорокина, Дмитрия Пригова, Марии Арбатовой, Татьяны Устиновой, Асара Эппеля и других.
В гостях у президента
Путин принимал нас, полтора десятка молодых писателей, у себя дома. Вопрос и у нас самих, и у прессы был один: «Что бы это значило?». Поскольку ответа никто не знал, кроме президента, то разговор вышел весьма странным.
Владимир Владимирович не отрицал, что в курсе многих, если не всех, проблем. И библиотеки давно не комплектуются, и в магазинах засилье низкопробной коммерческой литературы, и творческая интеллигенция живет впроголодь. Но сразу разложил все по полочкам. Литература, мол, может быть либо коммерческой, которой поддержка не требуется, либо узкоэлитарной, которая государству не интересна. Либо – госзаказ.
Минаев со своим «Духless’ом» и 200 000 тиражами – не литература. По заказу государства (да кого бы то ни было) произведение искусства не создать по определению. Значит, все мы – «элитарная литература»? Но ведь думающих людей в любой стране не может быть большинство. Но ведь литература на то и есть, чтобы научить людей думать?.. Впрочем, президент тут же пообещал помочь с библиотеками и финансированием литературных журналов.
После чего разговор мягко свернул на политику. О национальной идее нынче не говорит разве что ленивый. Спросили об этом и президента. «Я вижу ее в православии», – ответил Путин. Ему тут же напомнили, что, во-первых, у нас светское государство, во-вторых, многоконфессиональное. На что Владимир Владимирович моментально откликнулся: «Если кто-то из вас придумает что-то лучше, что-то, что смогло бы объединить всю страну, я буду рад. Больше того, мы тут же возьмем это на вооружение». «Русский язык», – ответили мы. Но, собственно, это и есть пока то единственное, что всех нас объединяет…
Дальше в политические дебаты я не вникала. Просто сидела и с профессиональным интересом наблюдала за человеком, поднявшимся на самую вершину. Я не увидела в президенте того главного, что – наивно? – надеялась увидеть: боли за свою страну, за людей, любви к родине. Мы не любим ее все вместе, все дружно: дворник, сваливающий мусор в речку, мои друзья с левой проводкой, считающие, что украсть у государства – наш святой долг …
Или я ошибаюсь?
Земля обетованная
Иерусалим, после новоогаревских –15, встретил +15 градусами по Цельсию. Ярмарка открывалась вечером, поэтому всех нас, писателей и такую же по количеству толпу журналистов, повезли на экскурсию по святым местам.
Начали, правда, с Яд Вашема – мемориального комплекса, посвященного жертвам Холокоста или, как принято говорить в Израиле, «трагедии еврейского народа». Что как-то сразу настроило всех на размышления об исторической необходимости образования государства Израиль. Тогда, в 1947 году, когда резолюцией ООН был отменен английский мандат на Палестину и принято решение о создании на ее территории двух независимых государств – еврейского и арабского, затея выглядела оптимистично. Сейчас же, через шестьдесят лет непрерывных войн с арабами, постоянных терактов и конфликтов со всем остальным миром, гуляя по Иерусалиму, думаешь, что если и будет второе пришествие, то спасать в первую очередь придется саму святую землю …
Впрочем, пока добирались от гостиницы до старого города со всеми его святынями, мы, увлеченные видами из окон, быстро отвлеклись от политики. Город изумительно красив и гармоничен. Он стоит на горах известняковых пород, и все здания за многотысячелетнюю его историю строились именно из этого белого камня. Благодаря чему сочетаются друг с другом и старинные двухэтажные кварталы, и современные отели с супермаркетами. Террасы, как и тротуары, тоже отделаны и вымощены белым известняком. Дополняют впечатление одинаково белые машины на улицах. Что, правда, связано не с традицией, а с суровой действительностью: на жаре под +50 машина темного цвета превращается в адскую духовку.
Первое место, куда в Иерусалиме водят всех туристов, – Храм Гроба Господня. Он стоит на месте, где завершился земной путь Христа. Сооружение, включающее в себя Голгофу и пещеру Гроба Господня, потрясает своими размерами и сложной планировкой. Но неиссякаемый поток туристов создавал бесконечные очереди и ограничивал время пребывания у святынь. Настроиться, почувствовать особую энергетику места, задуматься о вечном катастрофически не получалось.
Та же суета царила и в Церкви Рождества Христова в Вифлееме, возведенной над гротом, который и был местом рождения Иисуса. Вифлеем – территория Палестинской автономии, про которую израильские власти, горестно опуская очи, говорят: «К сожалению, мы там не можем обеспечить вашу безопасность». Поскольку у арабов нет никакого собственного производства и живут они только туризмом, то местное население было с нами достаточно приветливо, активно пыталось продать нам самые разные безделушки. Но сквозь улыбки явно читалось: «Попадитесь вы нам здесь ночью, на темной улочке, неверные…». По данным статистики, в прошлом году на Рождество в Вифлеем приехало меньше 3000 туристов-христиан, тогда как до палестинского восстания его ежемесячно посещали более 90 000 паломников.
Единственное, что мне по крайней мере удалось прочувствовать при посещении святых мест, это то, что Бог един. Конечно, я это знала и до поездки в Иерусалим, но здесь это именно чувствовалось и очень сильно. За Храм Господень сражались все христианские церкви, и сейчас он разделен между католической, православной (греческой), армянской, а также коптской, эфиопской и сирийско-маронитской церквями. И представители всех религий рядом друг с другом молятся Богу, называя его разными именами. А пять раз в день из мечети Омара на Храмовой Горе по соседству, откуда по преданию вознесся на коне на небо пророк Мухаммед, доносятся монотонные мусульманские молитвы.
Литература и литераторы
Первая международная книжная ярмарка в Иерусалиме открылась 21 апреля 1963 года. В ней приняли участие издатели, прозаики, поэты и драматурги Израиля, СССР и Германии. С тех пор ярмарка стала традиционной.
Сознаюсь, я очень боялась, что именитые писатели, в чью компанию удалось попасть, будут относиться ко мне свысока. И была счастлива убедиться, что все опасения напрасны. Еще в Москве, в Домодедово, я, фактически не имеющая опыта заграничных поездок, сразу же растерялась, не зная, что делать и куда идти. И мне на выручку пришла Мария Арбатова. Она оказалась человеком, начисто лишенным снобизма, и очень любезно взяла надо мною шефство.
Дмитрий Быков, в России заполонивший собой весь эфир во всех смыслах этого слова, случайно оказавшись со мной в лифте в Иерусалиме, тут же выяснил, кто я, и затащил в бар. За полчаса он рассказал мне все о состоянии книжного рынка в России, наметившихся тенденциях в политической жизни страны, а также о преимуществах водки «Лапландия». Этот человек оказался ровно таким, каким я его себе представляла: ходячей энциклопедией, приправленной фонтаном красноречия и юмора.
Вечером, после открытия ярмарки и банкета, мы все отправились в гости к поэту Михаилу Генделеву, уже около тридцати лет живущему в Израиле. Там я оказалась за столом рядом с Александром Кабаковым, на редкость спокойным и интеллигентным человеком. И прекрасным собеседником, умеющим и выслушать, и поспорить.
А споры начались сразу же. Вообще лейтмотивом книжной ярмарки стали постоянные попытки выяснить, кого же все-таки следует считать «русскими писателями». Выдвигались мнения об определяющем влиянии русского языка. Предлагали основываться на самоопределении самого писателя. Или, напротив, на мнении народа. Считает же Америка Набокова своим национальным писателем! Но, надо отметить, там он писал уже на английском.
А, может быть, стоило пересмотреть сам термин «русский»? Например, считать это не определением национальности, а принадлежностью к культуре?
Те же выходцы из СССР и России, репатрианты – а их на сегодняшний день в стране миллион, то есть одна шестая – были евреями только у нас, а в Израиле оказались русскими. Говорить и читать книги они продолжают на русском. Браки заключают только между собой. В Иерусалиме на каждом шагу попадаются русские магазины, кафе. В центре города – огромный книжный магазин, где вся литература только на русском. Израиль, благодаря русскоговорящим с богатым культурным наследием, за последние годы превратился в одну из самых читающих стран мира. Хотя литераторы и литература (кроме детской) государством не поддерживаются. Не до жиру, как говорится, быть бы живу…
Но это не помешало встречам, проходившим сплошной чередой все дни ярмарки, собирать многочисленную армию читателей. Спрашивали, правда, в первую очередь не о литературе. «как там в России?», «как живется писателям?», „как живется простому человеку?». Чаще всего эти вопросы задавали Кабакову, автору «2017-й» и Михаилу Веллеру, написавшему «Великий последний шанс» – романов о России, отчасти философских, отчасти исторических, отчасти – футорологических. А также вашей покорной слуге – с подачи редактора «Книжного обозрения» Александра Гаврилова и благодаря повести «Земля Гай». Может быть, в нас пытались разглядеть генераторов той самой «национальной идеи»?
В последний день ярмарки я участвовала во встрече с читателями с неожиданно появившейся Татьяной Устиновой. Мы познакомились и стали отвечать на вопросы. Здесь про политику уже почти не спрашивали – больше пытались поговорить по душам: где берутся сюжеты и персонажи, чувствует ли сам писатель, хорошую вещь он написал или плохую и т. п. Потом Устинову спросили: «Детективы считаются легкой литературой. А не хотелось ли вам написать что-нибудь серьезное?». Она честно призналась, что не чувствует в себе таланта взяться за что-то серьезное, зато получает море удовольствия от написания детективов и любовных романов, которые востребованы читателем.
С кем мне не удалось побеседовать, так это с Владимиром Сорокиным. Может быть, потому, что не очень-то и хотелось. Хотя по возвращении в Россию мне тут же объяснили, что нельзя судить его только по „Голубому салу“, а нужно читать и остальные – вполне милые – произведения…
Война
Все дни Быков (а заодно и все мы) расплачивался за фразу на радио «Эхо Москвы» о том, что «создание государства Израиль было исторической ошибкой». Несмотря на то, что, начиная с 1974 года, Израиль вернул Сирии, Египту и Иордану почти все ранее захваченные территории, вывел свои войска с Синайского полуострова, из Южного Ливана, из сектора Газа и Западного берега, обстановка в регионе так и не разрядилась. Пример тому – недавняя война с Ливаном.
Жители Иерусалима говорили о ней как-то равнодушно. Но до них и снаряды не долетали. Посетив свою подругу в Хадере, что недалеко от Хайфы, я задала ей тот же вопрос: «Страшно?». Она пожала плечами: ну, бомбили. Паника, конечно, была. Дома фанерные из-за теплого климата, бомбоубежища нет. Сирена воет, бомбы взрываются, куда бежать – неизвестно. Тем не менее она не только не думает уезжать из страны, но и собирается вместе с мужем покупать домик в той же Хадере. Может, это наш русский «авось», может, какая-то непонятная туристу из России уверенность в завтрашнем дне – не знаю.
«А вы считаете это ошибкой?» – спросили на ярмарке и меня. Я закрыла на секунду глаза. Вспомнила километры идеально ровных освещенных дорог, гектары ухоженных апельсиновых, финиковых, оливковых плантаций – безжизненную пустыню, за шестьдесят лет превращенную в удобную для проживания территорию. Вспомнила молоденьких девушек, проходящих службу в армии, и даже в увольнении не расстающихся с автоматами. Готовых защищать свою страну до последнего вздоха…
«Знаете, в вашей книге так обыденно, как о чем-то само собой разумеющемся написано, как государство бросило своих граждан на произвол судьбы, обрекло по сути дела на смерть в этом ужасном брошенном поселке, без больницы, магазина… Это же чудовищно! Вы это понимаете?! У нас из-за одного пленного солдата началась целая война! Как вы можете жить в стране, которой вы не нужны?!» – спросил у меня один из читателей, и я не нашлась, что ответить.
Мне показалось, что национальная идея где-то рядом, где-то вот здесь…
