Бескудников сколотил состояние на свечках. Свечки отливать научил его еще в детстве отец, который промышлял при церкви в родном селе.
После школы, однако, Бескудников подался в город, окончил училище, отслужил в армии и пошел слесарем на завод. В деревню после городской житухи не тянуло: кино, танцы. Потом, удобства все-таки, душ – пусть даже при общежитии.
Вот так жил Бескудников – ходил каждый день на работу и с работы мимо церквушки – именно что мимо, будто не замечал. А тут однажды его торкнуло: идет Бескудниклов с завода в общагу, и вдруг – звон, звон поплыл, и будто внутри него струнка какая-то дрогнула. Ну до того проняло, что вот-вот – и грудь надвое разорвет. Зашел Бескудников в церковь, а там и дух знакомый, и Богородица в платочке глядит на него глазами выпуклыми, будто мамка родная. До слез прошибло. Понял тогда Бескудников, зачем на земле живет, и через два дня уже отливал в своей общаге свечки – но не лучинки церковные, а настоящие, крупные – с запахом хвои, лимона, мяты… Ручная работа, штучная!
Естественно, отцу с матерью он кое-что отсылал в родное село, но сам жил первое время не то что впроголодь, но туговато: только бы из общаги выбраться, а так без «хаты» и жениться не на ком. Под завершение строительства «однушки» сухую овсянку на завтрак жевал. Парень-то был со смыком: всухую съешь пригоршню каши, а она в желудке потом сама разбухает, вот и сытый. К тому же быстро. А Бескудников не только деньги, но и время берег и все свечки лил, свечки… Ходил по улице в магазин или еще куда, а в глазах одни свечки. Так, кстати, и невесту себе приглядел: вышел из троллейбуса – стоит она тоненькая такая, ясная, аж светится. Познакомились. А как любовь у них проклевываться начала, ткнулся Бескудником носом ей в волосы – вроде яблоком пахнет. Хорошо, по-родному. Родители, правда, кислые на свадьбе сидели. Хотелось им невестку подороднее, ну тут уж какую Бог послал. Тем более что родила она Бескудникову за три года двоих сыновей. Оба – отец вылитый, как по одной болванке. Правда, про сыновей это им Бескудников отписал, а живьем внуков старикам видеть не доводилось. Самим ехать тяжело, да и хозяйство не бросишь. Бескудников свой бизнес закрутил так, что и родной жене на глаза попадался редко. Свечки, конечно, уже не лил, а брал круче: собственное предприятие организовал, потом АО возглавил какое-то, с заграницей приторговывать стал… Вроде и пообедать некогда, а ряху отъел – поперек себя шире.
Устал очень, устал. Только съездить в отпуск с семьей решил – как машину его «КамАЗ» долбанул, разворочал всю «морду». В общем, в офис свой перед отпуском пришлось отправиться пешком – впервые за много лет. Идет Бескудников мимо церкви – с непривычки коленки ему подергивает, и вдруг – звон, звон поплыл… И до того тоскливо на душе сделалось, что вот ну хоть разорвись! Заглянул в церковь – а там еще запах этот… Эх, думает, парень! Голова у тебя на месте, руки целы! Сколько на детей ни паши, а вот так же кинут на старости… В общем, в тот же вечер взял он билет и махнул к отцу с матерью в родное село.
Устал очень, устал. Только съездить в отпуск с семьей решил – как машину его «КамАЗ» долбанул, разворочал всю «морду». В общем, в офис свой перед отпуском пришлось отправиться пешком – впервые за много лет. Идет Бескудников мимо церкви – с непривычки коленки ему подергивает, и вдруг – звон, звон поплыл… И до того тоскливо на душе сделалось, что вот ну хоть разорвись! Заглянул в церковь – а там еще запах этот… Эх, думает, парень! Голова у тебя на месте, руки целы! Сколько на детей ни паши, а вот так же кинут на старости… В общем, в тот же вечер взял он билет и махнул к отцу с матерью в родное село.
С поезда сошел Бескудников – а село в размерах вроде меньше сделалось, усохло и людьми поредело. Отец с матерью седые совсем, но как будто сыну не удивились. Баня там, молоко свое… За третьим чаем сказал Бескудников:
– Бать, я вообще кой-чем подсобить могу.
Отец бровями повел, а мать простыню в горошек достала:
– Поспи с дороги, сынок. А с утречка и решите.
Как нырнул в эти горохи Бескудников, глаза прикрыл… Какого меду за жизнь ни едал, а слаще Буренкиного молока не пробовал. Куда гнал? И так это веки ему будто сладким молоком затянуло…
А с утречка чуть свет растолкал отец сына. Вскочил Бескудников:
– А? Что? Бать, да… пять часов только!
Пять не пять, а сенокосу не ждать. Забыл, забыл Бескудников, как с косой пройтись по влажному лугу. Сперва острием все землю тыкал, а потом руки вроде как сами работу вспомнили, и пошел Бескудников косой махать – красиво, сильно. Идет, радуется, траву после себя волной кладет. А запах-то какой – хмельной, пряный… И куда гнал? К полудню только спина заныла. Отлежался опять. Опять молоко, борщ домашний…
На второе утро петуха Бескудников невзлюбил. И чего в такую рань глотку драть? Даже в курятник прошмыгнул:
– Ух, свернет тебе мамаша шею, допоешься!
Опять косили с отцом. И трава волной, и запах… Да запах как запах, как трава еще пахнуть может! А спину заломило – ой, батя! А плечо – хоть под корень вырви.
На третье утро пришел отец Бескудникова будить, а тот глаза продрал, на раннее солнце вытаращился:
– Слушай, бать… Десять лет к тебе ехал. Тебе сена надо? Хорошо. Куплю я тебе этого сена. Хочешь, вагон куплю? Молока надо? И молока на год куплю. Только дай же ты отдохнуть трудящемуся человеку!
