Сегодня днем я узнала, что снова разбился самолет. Какая естественная реакция простого обывателя? Содрогнуться… Пожалеть… Кто подобрее – слезой умоется… кто поближе к месту – за телефон схватиться. Еще с прошлого раза (а раз прошлый случился у нас над головами) я начала замечать, что к этим чувствам примешивается еще одно. Предвкушение неизбежного – противного.
Внутренне кривишься, как будто проглотил тухлое и уже не выплюнуть. И так и есть – вечером из новостей узнаешь, кто из начальников страны что сказал, кого куда послал. «Президент потребовал, чтобы министр транспорта Левитин выехал на место крушения» – так, кажется, это называется.
Хорошо помню прошлый их разговор, показанный по всем каналам (и многократно повторяющийся то по поводу самолетов, то поездов, то «Булгарии»). Какую необычную интонацию выбрал Гарант Конституции, в которой мне дано право на свободное передвижение, для разговора со своими коллегами! Он говорит вкрадчиво, тихо, но очень отчетливо, серьезно заглядывая в глаза. Так врач говорит с тяжелобольными людьми. Так врач дает понять, что все серьезно, но отчаиваться не стоит. Так он воздействует на пациента, чтобы тот не забывал принимать таблетки, которые могут продлить его существование, хотя всем ясно, что он обречен, ясно в том числе и ему самому, и его родне, с которой врач тоже говорит тем же тоном. Потому что врач хороший, и он сделал все, что мог, и не виноват, что пациент так нетактично поступает со своей родней, заставляя ее страдать. Врач вежливо сочувствует им, но не более, чтобы не началась ответная истерика – вот что говорит его интонация. Когда мама умерла, со мной так же разговаривали.
Я одного не понимаю. О Т К У Д А этот Т О Н?!! Министр транспорта в данной ситуации что – потерпевший?!! Почему он сидит и важно поддакивает Президенту, мол, сделаем, вылетим, разберемся. Почему он сидит в кабинете Президента, а не следователя? И не рассказывает там по пунктам, как он довел отрасль до такого состояния? Ладно бы это было в первый раз. Так ведь недели не проходит, чтобы не сообщили о трагедии на транспорте. На последнем издыхании, за несколько дней до списания на свалку, самолеты (составы, суда) уходят в рейс. Уходят навсегда. Пилотов собираются готовить из пэтэушников за несколько месяцев. Что происходит?!! Почему министр приезжает туда, где ревут родственники, и ведет себя, как хозяин, — рядом с любой – даже самой чудовищной – трагедией, и с недовольным лицом требует одного: не делать поспешных выводов? На его лице четко написано, что ну надоели ему все эти трагедии. Дайте передышку. Уже как-то справьтесь с ними сами. Зачем же дергать-то… Почему Президент вместо того, чтобы выбрать успокаивающий тон, не ухватит министра за лоснящиеся щеки и не вытрясет из него всю душу, если она у того есть? Не возопит в смертельном ужасе от происходящего: «Что ж ты делаешь-то, гад?!»
Кстати, о душе. Патриарх обычно делает заявление (или как это точно называется, простите, не знаю), призывая к терпению в том числе. Почему вынуждены терпеть родные братья и сестры погибших, а не те братья и сестры, что по праздникам ходят в храм к Патриарху, где для них предусмотрены специальные места? Почему я не слышу сообщений, что Патриарх съездил к министру и призвал того покаяться и заиметь, наконец, совесть? Уйти с должности, например, или начать работать. Почему не пугают его геенной огненной, почему она в этой жизни достается горящим в российских самолетах?
Хотя ладно. Патриарх, конечно, человек здравый, сознающий, что в чужой вотчине командовать нецелесообразно, все равно их этим не проймешь. А вот почему непосредственный начальник всех министров ничего не предпринимает? Кстати, он разговаривает в такие минуты с ними тем же тоном.
Я ничего не понимаю в вертикали власти и в политике. В экономике тоже. Но тут другое. Как говорил покончивший с собой товарищ из «Соляриса»: «Это что-то с совестью…»
