Здесь был Вася

  

Такую надпись на своем дачном заборе теперь могут сделать многие наши деятели культуры. И это будет лучшим памятником Васиному труду и творчеству, потому что в бронзе его вряд ли когда-либо отольют, а все, что он получил от нашей Родины под конец жизни, – это именно подработки на дачных участках в весенне-летний период буквально за тарелку каши и мизерные деньги, которые он тратил на пиво. Государство не назначило Васе никакой пенсии, хотя он, конечно, имел право получать пенсию по старости, как любой другой гражданин, которому недостает трудового стажа. Но в Пенсионном фонде Васе об этом просто не сообщили и всё требовали какую-то справку с КАМАЗа, где он работал некоторое время еще в юности… Его принимали за бича, а стоит ли церемониться с бичом?

Сытый голодного не разумеет. Давно замечено, что нищим и обездоленным помогают в первую очередь бедные люди, для которых естественный лозунг каждого дня – хлеб наш насущный даждь нам днесь. И вот Вася кочевал с одной писательской дачи на другую, колол дрова, косил траву, обрубал старые ветки, в общем, делал что придется. Можно было найти работника посноровистей, но мы брали Васю – не только из сострадания, а еще и потому, что он никогда, в противовес сноровистым деревенским мужичкам, не советовал нам вырубить под корень березы и распахать участок под картошку от края до края. К сожалению, нынешние деревенские люди относятся к природе чисто утилитарно, а в Васе еще сохранилось естественное чувство красоты, и пиво он употреблял по вечерам исключительно для оттенка чувств, как он сам рассказывал, – чтобы открыть бутылочку, выйти на берег и слушать, как течет вода.

Очевидно, Васю устраивал почти первозданный хаос, царящий на нашей даче, либо его внутренний строй совпадал с миропорядком моей мамы, в котором покалеченные временем вещи обретают особую ценность, потому что их никто уже не захочет украсть. Именно эта деревенская убежденность в справедливости энтропии помогали двум непохожим людям – моей маме и Васе – сосуществовать в условиях дачной местности. Вася в сущности был призван к наведению порядка и обустройству космической гармонии на нашем участке, но получалось часто наоборот. То есть, если ему удавалось скосить траву, то в тот же день непременно разбивалась керосиновая лампа, при свете которой он читал старые журналы. Если же ему удавалось сложить поленницу дров, то куда-то пропадала с участка железная бочка, или грузовик, неловко развернувшись, ломал наш заборчик. Вася проигрывал стихии, но продолжал бороться, и наш земельный надел в последние годы сохранял признаки обитаемости  только благодаря его стараниям. Правда, муж мой однажды заметил, что Васю на даче с лихвой заменит одна газонокосилка, но тут же сам  понял, насколько неправомерно сравнение. Вася не просто вписывался в сельский пейзаж, – он его одухотворял. И потом, когда его не стало –  а он провел на нашей даче  последние свои дни – стало заметно, что  сам домик будто покинула душа, и он тоже умер.

Васю любили соседи. Вовсе не за то, что он им тоже помогал по хозяйству, а просто еще за то, что с ним можно было поговорить. Причем за разговором собеседник постепенно мерк, тушевался,  как это случается при встрече с чем-то, что больше нас самих. А ведь Вася был далеко неглупым, образованным человеком, и часто благополучные внешне люди вдруг ощущали свою полную несостоятельность, потому что не ведали и крупицы того, чем обладал этот мужичок с граблями, которого они просили расчистить дорожку. Правда, и это переживание доступно лишь людям, тронутым светом, большинство же просто не заморачиваются «тонкими матерьями», а живут себе от завтрака до обеда и дальше к ужину, находя высшую ценность в хорошей колбасе. Васе, по-моему, было далеко все равно, чем питаться, и обитал он у нас не только потому, что мама привозила ему макароны и кашу, а еще потому, что ему просто нравилось бытие, затерянное в кустах сирени и зарослях малины, в которых он ощущал себя как бог Пан. Может быть, поэтому, а вовсе не из лести, он признавался маме, что бывал на многих дачах, но наша – лучшая, на ней всё пропитано свободой.

Пару лет назад на даче я посвятила Васе стихотворение, в котором сравнила его с клубнем орхидеи – этакой бульбочкой, которая однажды прыскает фантастическим цветком… Я потеряла это стихотворение.

А вот построить дворец мне никто, кроме Васи, в жизни не обещал. Не обещали даже подлатать дачу. Так и стоит она осиротевшей избушкой на курьих ножках. И следующей весной, когда сойдет снег, я приеду туда, открою калитку и непременно подумаю: «Здесь был Вася». А сам Вася в тот момент, как я полагаю, будет сидеть на берегу Реки времени и слушать, как течет вода.

Фото Дмитрия Москина