Мои революционные бабушки были обычными людьми, чья юность совпала с переустройством мира, а они, люди активные, особенно Мария, не могли в этом не поучаствовать. Многие факторы — ситуация в стране, расслоение общества, бедность, старшие товарищи — к этому их только подталкивали.
Иногда мне кажется, что сто лет назад я могла оказаться такой же девочкой в матроске, как и моя троюродная бабушка Мария Котикова. Но это она — участвовала, способствовала, была в гуще, преодолела, уцелела, выжила. А мне — сохранить, рассказать, предупредить, напомнить, предостеречь.
«У английского писателя Уэльса есть интересный рассказ.
Называется он «Машина времени».
Всё это, конечно, фантазия. Такой машины нет и не будет.
Но зато у каждого человека есть другая машина,
при помощи которой он может отправляться
к близким и отдалённым временам своей жизни.
Эта машина — память».
А. Ильин-Женевский
«Записки витмеровца»
Товарищ Луначарский был не прав
Мария Кировна Котикова — ещё одна дочь Кира Сергеевича и Натальи Митрофановны, продолжение петербургской линии бывших костромских крепостных.
Родилась в 1897 году в костромском Александровском, откуда все мои Котиковы родом. Три года проучилась в городской школе, ещё семь лет в частной гимназии Ольги Константиновны Витмер, гимназической подруги Надежды Константиновны Крупской. Это Витмер в 1893 году допрашивали в качестве обвиняемой по делу о рассылке прокламаций, и в её доме в 1906-1907 годах была конспиративная квартира В.И. Ленина. По воспоминаниям Марии Котиковой, в гимназии существовал революционный кружок «витмеровцев». Среди его участников она упоминает шестнадцатилетнего С.Г. Рошаля и восемнадцатилетнего А.Ф. Ильина-Женевского, который в это время вступает в партию большевиков. Между прочим, родной брат Александра Ильина Фёдор взял псевдоним Раскольников, эти имена и родство стоит запомнить. Они ещё всплывут в рассказе о судьбе моей троюродной бабушки.
Межученическая организация, «ставящая своей задачей объединение учащихся средней школы Петербурга и провинции на почве культурно-просветительской, профессиональной и революционной работы», после ареста в 1912 году в стенах гимназии О.К. Витмер 34-х её активных членов и организаторов была разгромлена. Это событие получило название «витмеровской истории», «процесса витмеровцев». Участники нелегальной организации по малолетству от ссылок и тюрьмы были избавлены, но к ним впервые применили такую меру наказания, как лишение права на образование.
Всё это происходило на глазах четырнадцатилетней девушки. Многих молодых людей она знала лично, а дух свободы и жажда перемен в воздухе женской гимназии О.К. Витмер наверняка ощущались в полной мере. «Тогда началось моё политическое самообразование», — напишет в своих воспоминаниях Мария Кировна.
Окончив гимназию, вслед за старшей сестрой Натальей она поступает на главный телеграф и одновременно на естественно-научные курсы Лохвицкой-Скалон. Курсы замечательные: лекции по физике, математике, химии, минералогии, зоологии, анатомии, ботанике читали известные учёные, профессора университета и институтов и будущие академики. По существу, это было высшее учебное заведение.
Там тоже был политический кружок. Им руководили большевички Ядвига Нетупская, Дуня Остроумова, Женя Егорова.
В автобиографии, хранящейся в бывшем Институте марксизма-ленинизма и высланной по моей просьбе ещё в 1990 году, Мария Кировна рассказывает о ситуации на главном телеграфе в июне 1916 года. Новый начальник Пыляй «установил такой произвол, что трудно стало дышать». Во время ночного дежурства он пришёл в аппаратную. Телеграфистки обступают его, вежливо пытаются поговорить. В ответ окрики, приказ «по местам», «руки вон из карманов». Сотрудницы пятятся, «я сделала знак не отступать». Пыляй приказывает вывести Марию.
«И вот по длинной аппаратной ведут меня вон с телеграфа старший по залу, сторож и Пыляй, дошли до середины, там я их оставила и бегом обратно, крикнула: «Товарищи, нельзя молчать!» Первое боевое крещение 19-летней девушки? Впервые лидер над более взрослыми, сейчас забьющимися в истерике и рыданиях. Разбираться приехал ночью начальник почт и телеграфов, телеграф не работал два часа, Пыляя сняли, «а на меня обратили внимание». Первая победа.
Февраль семнадцатого. Из всех высших учебных заведений только курсы Лохвицкой-Скалон и Политехнический вышли на улицу с большевистскими лозунгами: «Долой самодержавие», «Мир хижинам, война дворцам», «Война войне». Избрана в первый на телеграфе профсоюз.
Апрель семнадцатого. Принята в партию большевиков во дворце Кшесинской.
Май семнадцатого. Впервые слушает Ленина. «Мало сказать, что его слушали с неослабным вниманием и он производил неизгладимое впечатление, глотали его слова и готовы были идти за ним», — пишет Мария Кировна в своих воспоминаниях.
Июль семнадцатого. Выполняет поручения по корректуре газеты «Правда».
Сентябрь семнадцатого. От телеграфа избрана членом Петербургского Совета и Адмиралтейского районного Совета, где она единственная большевичка.
А вот и дни Октябрьской революции. «25 октября ночью вместе с членами Военно-Революционного комитета была на II съезде Советов. Там Владимир Ильич разгромил выступавших до него эсера Чернова, анархиста Блейхмана, меньшивика Чхеидзе и других, завоевал большинство и провозгласил Советскую власть. Съезд создал первое советское правительство.
25 октября телефонная станция переходила из рук в руки. Почтамт был в наших руках. А телеграф всё ещё не был занят. Я торопила Н.П. Авилова-Глебова. Он звонил Ленину: «Наши войска рвутся в бой». Владимир Ильич спросил: «А кто наши войска?» «Да одна Котикова», — ответил Авилов-Глебов. Но я не была одна».
Мария пишет, что удалось организовать группу сочувствующей большевикам молодёжи, среди которых была и родная сестра Наталья Котикова. Они и рассыльные смогли в первые дни обеспечить работу телеграфа. Телеграммы Временного правительства задерживались, а от Военно-революционного комитета передавались, «так что страна знала о начале революции».
26 октября С.Г. Рошаль с отрядом матросов меняет караулы на телеграфе, ставя его под контроль. «В эту ночь и на другой день я ездила с В.А.Антоновым-Овсеенко и Н.В.Крыленко на железнодорожный телеграф на Фонтанку, 115, и вела их переговоры по аппарату Бодо с Москвой.
27 октября начала работу коллегия Наркомпочтеля в составе наркома Н.П. Авилова-Глебова, А.М. Любовича, Л.Н. Старка, М.Я. Зеликмана, К.Я. Кадлубовского и М.К. Котиковой. Циркуляр об этом назначении был подписан Лениным 12 ноября 1917 года».
Далее в воспоминаниях моей троюродной бабушки рассказ о повсеместном саботаже, который удалось преодолеть. В эти трудные дни Мария Котикова слушала выступление Александры Коллонтай на митинге, с остальными членами коллегии ездила в Смольный к Ленину и наркому труда А. Шляпникову по поводу работы связи.
10 ноября 1917 года состоялась первая Петроградская конференция работниц. Конечно, речь там шла об активном участии женщин в «общественной и государственной деятельности», был намечен созыв всероссийской конференции.
Представляю, какие яркие и бурные были эти дни семнадцатого года! Окружающее при твоём участии менялось на глазах. Было, от чего кружиться миллионам голов, особенно молодых, всегда жаждущих перемен. А ведь и моя троюродная прабабушка Сони Howe, дочь доктора Карла Карловича Майера, дворянка, отнюдь не юная (ей было 50 лет), в 1916 году считала, что такие изменения пойдут на пользу России.
Напомню строчки её книги: «Вся Россия в движении», – сказала она, смеясь. И я думаю, она права, и не только в одном смысле. Это движение нации, колыхание воздуха, как будто вся жизнь пробудилась после долгих зимних морозов. Война как ураган несётся над землёй, но, несмотря на все её ужасы, она идёт как избавитель, как весенний шторм, что ломает лёд. Для России тоже наступает весна. Буря может сломать и вырвать с корнем многие старые деревья, но молодые станут только сильнее и лучше, потому что у них появится шанс использовать свои скрытые возможности – вырасти, расцвести и принести здоровые плоды».
Сейчас мы уже знаем, к чему привёл этот путь. Потому что наши близкие через все его достижения и преступления сами прошли, но вот выжить не всем удалось. А как было разобраться тогда? И можно ли такую махину, как история, остановить? Боюсь, никому не под силу.
Для меня в тех строчках воспоминаний Марии Кировны Котиковой, где говорится о резолюции конференции работниц, уже читается страшное и неприемлемое. «Владимир Ильич, мы полностью разделяем вашу политическую линию, линию партии и готовы безоговорочно выполнить любые ваши указания. Все работницы единодушно осуждают и клеймят позором авторов письма, напечатанного в газете «Новая жизнь».
От конференции несколько человек, в том числе и моя бабушка, были посланы в Смольный к Ленину. Сейчас вы вместе с ними и мной увидите и услышите происходившее 99 лет назад.
«За столом с Владимиром Ильичом сидел Анатолий Васильевич Луначарский, к нему-то мы и обратились со своими речами.
Мы говорили: «Анатолий Васильевич, вы жалеете, что пострадал собор Василия Блаженного, на котором появилась царапина, а наши души и души наших близких, братьев, мужей вам не жаль». Мы говорили, что не должно быть колебаний, что пролетариат взял власть и держит её крепко».
Довольный Ильич пригласил Наркомпочтеля Н. Авилова-Глебова послушать делегаток, а затем попросил «нас посетить также Зиновьева и Каменева, что мы и сделали».
Далее биография уплотняется, от дней и месяцев переходя к годам. В 1918 году 21-летняя Мария Котикова заместитель председателя Адмиралтейского районного Совета и председатель фракции большевиков, участник межрайонных совещаний. «Мы обменивались своим ещё очень небольшим опытом и находили новые пути, организовывали суды, транспорт, охрану района, занимались вопросами продовольствия».
Заведовала школьным сектором, организовывала комсомол, год была народным судьёй. В 1920-22 годах — секретарь РОСТА, Российского телеграфного агентства. Упомянуты Окна РОСТа — серия сатирических плакатов поэтов и художников, среди которых Маяковский, Моор, Кукрыниксы, Лебедев, Малевич и Лентулов. В РОСТА, а затем в ТАСС Мария Кировна проработала с небольшим перерывом 18 лет, была заместителем заведующего ЛенТАСС, заведующей пресс-клише, политредактором Леноблгорлита и литературным редактором Гидрометиоиздата.
7 июня 1927 года Мария была ранена во время взрыва бомбы в Центральном партийном клубе на заседании философской секции. Из записок белого офицера В. Ларионова, одного из террористов-бомбометателей.
«Дверь распахнута. Я одну-две секунды стою на пороге и осматриваю зал. Десятка три голов на звук отворяемой двери повернулись в мою сторону… Бородка тов. Ширвиндта а-ля Троцкий склонилась над бумагами… Столик президиума посреди комнаты… Вдоль стен — ряды лиц, слившихся в одно чудовище со многими глазами… На стене «Ильич» и прочие «великие», шкафы с книгами. Вот все, что я увидел за эти одну-две секунды.
Закрываю за нами дверь…
Я говорю моим друзьям одно слово: «можно» — и сжимаю тонкостенный баллон в руке.
Секунду Дмитрий и Сергей возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимая последние предохранители с гранат…
Распахиваю двери для отступления. Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я отскакиваю вслед за ним… Бомба пропищала… и замолчала.
Еще секунда тишины, и вдруг страшный нечеловеческий крик…
— А…..а…..а…..а…..Бомба…
Я, как автомат, кинул баллон в сторону буфета и общежития и побежал вниз по лестнице. На площадке мне ударило по ушам, по спине, по затылку звоном тысячи разбитых одним ударом стекол: это Дима метнул свою гранату».
Было ранено 30 человек. Из журнала «Нева» 1966 года: «При взрыве особенно пострадала старая большевичка Мария Кировна Котикова, секретарь Ленинградского отделения РОСТА». Старой в 1927 году она, конечно, не была. Террорист Ларионов был её ровесником, обоим по 30 лет. Двумя другими бомбометателями были «двадцатилетние выпускники русской гимназии в Гельсингфорсе». Молодые люди с обеих сторон пытались переустроить мир по своему разумению, и их цель оправдывала любые средства…
В автобиографии Марии осталось два абзаца. Один о войне. «Полумёртвую вывезли через Ладожское озеро в Кологрив Костромской области. Там счетовод колхоза, секретарь парторганизации и статистик Райсоюза». Второй — о возвращении в Ленинград в 1957 году. Пенсионер союзного значения и секретарь Совета старых большевиков при Московском РК КПСС.
В официальной биографии нет ответов на вопросы: как относились мои «революционные бабушки» к периоду репрессий, когда многие их соратники и кумиры в тяжёлых муках исчезли навсегда. Знакомые им Каменев и Зиновьев, Крыленко, Антонов-Овсеенко. И Ядвига Нетупская, и Женя Егорова…. Члены того самого Наркомпочтеля Николай Авилов-Глебов, Леонид Старк, Артемий Любович. Ведь это был тот самый Любович!
Яков Дробинский. «Хроника одного следствия /август 1937 — декабрь 1939 гг./», стр.85
Как сами они уцелели? Как относились к Сталину? Как оценивали свою жизнь и страну уже тогда, когда действительно стали старыми? Осознали ли, что разрушение мира до основания обязательно вызовет ответный удар, а построить новый, никак не связанный со старым, совершенно невозможно? И какими они были?
На большинство вопросов ответов нет. Только небольшие пояснения в письмах ко мне их племянницы Киры Александровны Котиковой, которую я отыскала в Ленинграде в начале 90-х годов уже прошлого века. Небольшие, но для меня важные.
До революции семье моего двоюродного прадеда очень помогал купец Иванов, имевший в Петербурге доходные дома, он и Кир Сергеевич были женаты на родных сёстрах Щербаковых. Несмотря на то, что после революции двоюродные братья и сёстры Марии и Натальи Котиковых перестали подходить им по своей социальной принадлежности, «революционные бабушки» помогали им в устройстве на работу после 1917-го, поддерживали семейные связи.
Как пишет Кира Александровна, двоюродные братья сестёр Котиковых — сыновья купца Иванова — дружили с младшим братом знаменитого Фёдора Раскольникова. И якобы тот «дважды предлагал Марии руку, сердце и посольство в Персии, но она отказалась». Младшим братом Раскольникова был тот самый Александр Фёдорович Ильин-Женевский, коммунистический деятель, участник штурма Зимнего, журналист и известный шахматист, знакомый Марии ещё по юношескому «витмеровскому» кружку. Так что семейная легенда имеет большие основания быть правдой.
Кстати, у Марии ещё с конца 20-х годов был гражданский муж Владимир Наумович, фамилия его неизвестна. «Ушёл в коммунистическом батальоне безоружный летом 41-го добровольцем и погиб под Ленинградом». Детей не было, хотя могли быть, но после рождения болезненной и нервной племянницы Киры сестра Наталья была против детей у Марии. Не было их и у Киры. Так петербургская линия Котиковых сошла на нет. Своих не имели, но всегда поддерживали и привечали племянников и племянниц, многочисленных двоюродных братьев и сестёр, растили Киру, заменив ей родителей, материально поддерживали со своих пенсий овдовевшую жену двоюродного брата Саши Иванова.
Кира считала, и, видимо, так говорилось в семье, что её тётушек не арестовали в 1937 году, так как «они занимали мелкие посты и тянули служебную лямку за малый оклад». К сожалению, многих и многих это не спасло. Настоящая опасность была в том, что сёстры Котиковы были свидетелями и участниками октябрьских событий. Есть упоминание об эпизоде, когда начальник почты Витебского вокзала вернулся из Москвы, чтобы ночью задним числом составить нужный протокол и утром снова быть в столице, а протокол этот Наталью Кировну спас. И в тяжелые времена некоторые люди оставались людьми.
Очень важный ответ на то, что мне хочется знать: «Тёти от семей взятых (репрессированных) не отворачивались». И из заключения подруга юности Вера ехала в Кологрив, к ним. Принимали и помогали, чем могли. Их природная или воспитанная смелость, понимание долга, дружбы превосходили полезную осторожность. Это и годы революционной юности подтверждали, теперь испытание было сильнее.
Ещё два коротких фрагмента писем тёти Киры, троюродной сестры моей мамы, которые дополняют строчки официальных характеристик и архивных дел.
Среди рассыльных телеграфа революционных лет была Эмма Мартыновна Салзерн. Мария Кировна считала, что та в своих поздних опубликованных воспоминаниях многое исказила по незнанию. «Там было всё проще, но и труднее, так как многие телеграфистки были из более привилегированного сословия и саботировали, не работали, а пяти-шести «своим» приходилось уже не по 4-6 часов работать, а сутками, как военным телеграфистам, посланным им на помощь». И сопротивления при захвате телеграфа не было, Рошаль только сменил караулы. Мария Кировна послала Эмме Мартыновне «ругательное письмо и больше связи с ней не хотела иметь, так как это всё искажает истину».
А вот о Наталье Кировне, которая три года заведовала домом отдыха связистов под Ленинградом. «Двухэтажный дом она приобрела сама, и со штатом в 4 человека они делали всю работу на кухне и в доме. Сама продукты доставала, и свинью до осени держали на остатках пищи, помоях и траве».
Из писем Киры Котиковой я знаю, что Мария и Наталья не хотели возвращаться в Ленинград. Почему, мне неизвестно. Боялись этого города или жизнь в деревне на старости лет им больше была по душе? Ведь вернулись только в 1957 году. И то потому, что в противном случае уже не получили бы жильё в Ленинграде, а так за ними ещё оставалось это право.
Кире довелось провожать своих тётушек, заменивших ей всех родных, в последний путь. В 1962 году умерла в больнице сердечница Наталья, в 1975-м от осложнений лечения, как считала Кира, умерла Мария. «Я год, придя с работы, ела и плакала…»
В общем, мои революционные бабушки были обычными людьми, чья юность совпала с переустройством мира, а они, люди активные, особенно Мария, не могли в этом не поучаствовать. Многие факторы — ситуация в стране, расслоение общества, бедность, старшие товарищи — к этому их только подталкивали.
Революция видится мне сияющей мечтой о прекрасной справедливой жизни, на глазах превращающейся в огромную всепоглощающую воронку. С непреодолимой силой втягивает она в себя и правых, и виноватых, лишает их собственной воли, губит, а выплыть, вернуться, остановиться и остановить уже невозможно. Страшное историческое явление.
Прошло почти сто лет, но всё чаще проглядывают все три признака революционной ситуации в нашем сегодня. Эта страница нашей родословной, наверное, должна потомков от бунта уберечь. А как предостеречь тех власть имущих, кто не ощущает своей ответственности за его возможное и страшное повторение?
http://murzim.ru/nauka/istorija/istorija-sssr/30861-kotikova-mariya-kirovna-rod-v-1897-godu.html
Автобиография Марии Котиковы и некоторые фото были любезно предоставлены мне в 1990-е годы сотрудниками Института марксизма-ленинизма и Музея связи им. А.Попова. Часть фото из архивов Киры Александровны Котиковой.
