Сергей Камышев живет в Санкт-Петербурге, 34 года. Литературных публикаций нет.
***
Антону Яковлевичу, одинокому пожилому филателисту, страстно любившему французскую литературу, оставалось дочитать шестнадцать страниц «Обретенного времени», когда у него вдруг остановилось сердце.
Из Лермонтовской библиотеки, где за две недели до того он взял книгу, позвонили на следующий день. Телефон пронзительно трещал, пытаясь привлечь внимание грузного, некрасиво окаменевшего на диване читателя.
Сонный следователь, дыша в платок, поднял книгу с живота Антона Яковлевича, положил ее на стол и бегло одной рукой пролистал; ничего не обнаружив, не опознав языка, он втиснул ее на одну из книжных полок.
Неделю спустя, после ежедневных безуспешных попыток дозвониться, близорукая библиотекарша, натянув мутные очки на круглое и чрезвычайно плоское лицо, занесла Антона Яковлевича в черный список должников. И числился он в этом списке еще около тридцати лет, бессмысленно кочуя по архивным журналам — до тех пор, пока молодая сотрудница Вострикова, перенося должников в экселевскую таблицу, не прикинула, что читателю Исаковскому должно быть уже 112 лет. Она провела толстоносым синим маркером по строке с данными читателя и с запоздалым напутствием добавила: «Передавайте привет Прусту, Антон Яковлевич».
Вечером того же дня Вострикова шагнула на тротуар Литейного проспекта, облегченно вдохнув сырой апрельский воздух. Застывшие, словно стадо одуревших коров, машины непрерывно, бестолково сигналили. Вдали, в туманной перспективе Литейного рваными комьями низко летел на запад сонм мышьяковых облачков. Временно освобожденные труженики энергично сновали вокруг Востриковой, заражая ее своей суетливостью. Она свернула на Пестеля и, с некоторым усилием замедлив шаг, направилась к Фонтанке. На набережной она повернула налево. У дома № 24 остановилась и постояла немного, всматриваясь в темнеющий воздух. Через минуту, вдавив бычок в обод урны, она вошла в парадную.
—
Коля сидел перед ноутбуком в больших накладных наушниках. Рядом, на столе стояла пустая пивная бутылка. Раскачиваясь, дергаясь, он пытался увернуться от выстрелов бойкого, вооруженного пистолетом трупа — и яростно щелкал мышкой в ответ. Вострикова наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Кису-у-уля! наконец-то! — воскликнул Коля, снимая наушники, пытаясь сохранить игру и одновременно хватая Вострикову за кисть. — Я тут не вытерпел — решил пошпилить немножко.
— Закругляйся, скорострел. Ты купил вино?
— Блин, извини, но у меня денег не хватило — только на пиво…
— Как всегда…
— Ладно тебе. Зато «Стелла» — ты ж его любишь, — ласково улыбнулся Коля, обнажая желтоватые зубки. Он встал, приобнял Вострикову и прильнул мокрым ртом к ее холодным губам. Вострикова медленно отстранилась. Она сняла пальто, повесила его на крючок у двери, обвела комнату усталым взглядом.
— Так и не убирался?
Коля усмехнулся и нагнулся к пакету.
Санитарная обстановка жилища гармонировала с покрытым пылью убранством. Два, стоявших по углам, кресла бурого цвета, с вдавленными лоснившимися подушками и кочковатый, уже не раскладывавшийся диван, прижатый к стене напротив окна, были, пожалуй, сверстниками полуглухой Колиной соседки. Слева стоял захламленный стол с ноутбуком, справа — реликтовый лакированный шкаф шоколадного цвета, с дребезжащими от малейшего движения стеклами; внутри его покоились книжные мумии (среди них был некогда поразивший Вострикову столетний галлимаровский сборник русских эмигрантов).
Коля открыл пиво, наполнил старый коньячный бокал и протянул его Востриковой.
— Будем! — возгласил он, звякнув о бокал бутылкой.
—
Диван крякал, как бешеная утка. Моментально вспотевший, Коля сопел заложенным носом, щекоча ей лицо своей липкой челкой. Вострикову слегка мутило от запаха его запущенных подмышек. Периодически на нее падали холодные капли пота…
Через пару минут Коля соскользнул. Вострикова встала, надела платье и подошла к окну; фонарь слегка ослепил, и она зажмурилась. Она увидела на подоконнике старую книгу и взяла ее.
— Я бы на твоем месте это не трогал, — сказал Коля.
Она внимательно рассматривала титул, повернув ветхое издание к свету; потом начала осторожно листать.
— Слышь, Юль?
— Не трогать?
— Я ей тараканов утрамбовываю…
— А-а… — Полистав, она положила книгу и повернулась. — Откуда она у тебя?
— Да на кой хрен она тебе сдалась?! — начал раздражаться Коля. — Взял вон из хозяйской стенки — ту, что постарее. Бесполезняк же: на испанском или каком там…
— На французском.
— Да какая разница… Ты пиво-то пей!
Через час Вострикова вышла. Она шла по набережной, нервно втягивая все тот же влажный, но уже с отчетливой гнильцой, воздух.
Она повернула на Графский — и тут же налетела на какого-то старика. Пустая авоська взметнулась, старик ухнул, прижавшись к стене. «Простите», — пробубнила Вострикова, потом подобрала его кепку, подала, еще раз извинилась — и понеслась дальше.
Перейдя Кузнечный, она собиралась уже войти метро, когда у самых дверей замерла: «Интересно: успел дочитать книгу Антон Яковлевич?..» — но ее пихнули в спину («Але, ну че там?!..») — и затолкали в подземку.
Условия участия в конкурсе короткого рассказа «Сестра таланта»
