Дед Тимофей суетливо перебирал задубелые веревки, и они отвечали тревожным колокольным звоном. Звук зудом пробирался во дворы небольшого села, от чего скот шарахался по хлевам, а собаки беспричинно пускались в лай. Торопился Тимофей, глаз не сводил с луны, которая неуемно становилась месяцем, тоньше и тоньше.
– Господи, что же это делается, – причитал старик, – неужто мой час настал? Говорили люди, что вся жизнь перед глазами проносится пред вратами господними, а у меня луна только бесится, в голове звон колокольный. Господи, господи…
Тужился Тимофей занять себя думкой многозначительной, а выходило все об одном: как с колокольни снимать будут, на какое кладбище понесут, где крест возьмут – он же все срезки хорошие распилил, чтоб в топку ладно укладывались. Думал Тимофей, а звонить не переставал – «Напоследок порадую Христа».
– Тимофей, будет! – матушка Матрена уже начала подниматься по ступенькам, из прихода кричать оказалось бесполезно. – Спускайся греться, я натопила.
Дед забыл в своем волнении о Матрене, обо всем забыл. Как водой его окатила матушка своим зовом, аж дыханье сперло. Рука потянула самый большой колокол, и его глубокий гул плотным покрывалом лег на снег, прижался к нему, остыл.
– Ты чего бледный какой, не отморозился? – встретила матушка Матрена звонаря.
– Виденье у меня было, матушка. Луна от полноты своей стала избавляться, в месяц превратилась, а потом и вовсе исчезла, только красное пятно от нее осталось. Видно, и от меня скоро только пятнышко останется, – Тимофей подошел к иконе Божьей Матери: в глазах старика слезы, а рука крест кладет без устали.
– Дед Тимофей, прости ты меня, Христа ради. Отпустила на колокольню, не предупредивши. Дай бог тебе здоровья, Тимофеюшка, долгие лета. Затменье это… лунное. Аленка моя прибегала, воды принесла, она и сказывала: мол, луна закроется сегодня планетой нашей, а потом снова на небо выйдет. Редко такое случается, а сегодня вот случилось. Не видение то. Ай, как нехорошо получилось. Прости, Господи…
Старик замер с щипоткой на плече, постоял с минуту. Поворотился:
– Слыхал, что такое бывает, а сам в жись не видывал. Совестно, Матрена, испугался до смерти… Точно затмение? – дед хлопал глазами, размазывая слезы по ресницам.
– Точно, Тимофеюшка. Ты смерти не жди скоро, бог тебя любит. А я молиться буду за твое здравие.
Дед Тимофей, растерянный, пошел в свою каморку. Ночью сон так и не пристал к нему: молился старик, детей вспоминал, здоровья им просил и счастья, которого сам так и не повстречал на белом свете. И все чудился ему колокольный звон, который прежде любил Тимофей, а сейчас растревожил он его. Ждал правнука дед Тимофей, больше ничего от жизни ему не надо было – в глазенки родного человека посмотреть, а там и помирать можно.
