Слова у Корнилова подогнаны столь плотно друг другу, что кажется, иначе и невозможно сказать. Это прекрасный природный русский язык, который уже и не услышишь сейчас, именно поэтому он затягивает и не дает вздохнуть, рождая пронзительное чувство утраченной духовной родины.
Некоторое время назад поймала себя на том, что вот беру я книжки на полке новых поступлений в нашей библиотеке с искренним желанием просто читать. А книжки не читаются. Никак. Ни с начала, ни с конца, ни с середины. И я уже подумывала, что дело во мне. Обчиталась, вот больше в меня и не лезет. Однако попыток не оставляла, хотя читать надо меньше, это правда, иначе какая-нибудь идея опять возьмет да и овладеет массами.
Но вот буквально вчера взяла с полки книжку Бориса Корнилова «Я буду жить до старости, до славы…», и она открылась на всем известной «Песне о встречном».
Нас утро ласкает прохладой,
Нас ветром встречает река…
Эту песню, которую все мы часто слышали в советском детстве, я как-то не соединяла с именем Бориса Корнилова. Впрочем, не удивительно: считалось, что Шостакович написал музыку к фильму «Встречный» на народные слова, и она постоянно звучала на концертах и по радио – даже и в сталинское время.
Помню, меня еще в детстве удивляло, кто такой этот встречный? Встречный поезд? Человек? А оказывается, что это план такой – встречный. В фильме «Встречный» рассказывалось, как рабочие Ленинградского металлического завода приняли на себя обязательство досрочно сконструировать и наладить выпуск первых советских гидравлических турбин повышенной мощности. И вот рабочие каждое утро с большим энтузиазмом отправлялись на завод.
И вдруг меня зацепило. Эта песня, как локомотив потянула меня за собой, вперед и в глубь сборника Бориса Корнилова.
Сразу за «Встречным» в сборнике стояло стихотворение «Вошь», ранящее откровенной антиэстетикой:
Вошь ползет на потных лапах
По безбрежию рубах,
Сукровицы сладкий запах
Вошь разносит на зубах…
Вот лежит он, смерти вторя,
Сокращая жизни срок,
Этот серый, полный горя,
Полный гноя пузырек.
Это почти бодлеровское стихотворение написано в том же 1932 году! То есть для рабочих, каждое утро отправлявшихся на завод, чтобы выдать на-гора встречный план по производству турбин, угля и стали, вши были обыденным явлением. С ними боролись как могли, внедряя в массы правила гигиены, однако вошь неистребима в принципе, можно разве что свести к минимуму случаи педикулеза, который и сейчас не редкость. Вши разносили тиф. Но если в 1932 году вошь поэтизировалась, это означает, что вредное насекомое, а вместе с ним и тиф были частью повседневного опыта. В стихотворении вши сливаются с образом врага вообще, который, как мы теперь понимаем, уже в то время мерещился в каждой щели. Стихотворение, кстати, заканчивается вполне оптимистично:
Звезды острые, как бритвы,
Небом ходят при луне.
Все в порядке.
Вошь и битвы –
Мы, товарищ, на войне.
На войне, да. На которой человеку все равно хотелось верить в то, что его жизнь важна, но в то же время, глядя на свое бытие как бы со стороны, он наверняка понимал, что его человеческое существование может оборваться в любую минуту, как жизнь вши. Советская пропаганда упорно внушала ему заданное предназначение – построение бесклассового общества. Но верил ли он в него? Находил ли в жизни объективные смыслы, кроме ежедневной борьбы за жизнь?
Вот эта откровенная экзистенция рождала пронзительные потрясающие стихи. Борис Корнилов буквально затянул меня в воронку слов, которые необъяснимым образом сплетаются в тонкое кружево настоящей поэзии, которая вся – есть предощущение чуда.
Мертвенна,
Облезла и тягуча –
Что такое осень для меня?
Это преимущественно – туча
Без любви,
без грома.
Без огня.
Вот она, –
Подвешена на звездах,
Гнет необходимое свое,
И набитый изморозью воздух
Отравляет наше бытие…
Мощно, глубоко. А ведь среди ленинградских поэтов Борис Корнилов считался провинциальным малообразованным пареньком. На это сетовала еще его первая жена Ольга Берггольц, которая, на мой взгляд, обладала меньшим поэтическим дарованием, нежели паренек из села Покровское Нижегородской губернии.
Слова у Корнилова подогнаны столь плотно друг другу, что кажется, иначе и невозможно сказать. Это прекрасный природный русский язык, который уже и не услышишь сейчас, именно поэтому он затягивает и не дает вздохнуть, рождая пронзительное чувство утраченной духовной родины. Поэзия — это ведь не просто язык и его ярко выраженная эстетическая функция. Поэзия – это сверхъязык, обладающий функцией познания, предвидения, пророчества.
Ночь, покрытая ярким лаком,
Смотрит в горницу сквозь окно.
Там сидят мужики по лавкам –
Все наряженные в сукно.
Так начинается стихотворение «Семейный совет», посвященное коллективизации, вернее, борьбе с нею. Коллективизация для крестьянского мира стала настоящей трагедией, и как человек деревенский, Корнилов не мог не отозваться на нее, хотя в этом стихотворении нет твердой мировоззренческой позиции, присущей Ольге Берггольц.
Борис Корнилов писал как чувствовал, а не как думал, то есть у него вообще нет мировоззрения в чистом виде. Но до дрожи пронзительно стихотворение «Убийца», которое я даже не хочу цитировать – о том, как кулак убивает свою скотину и даже старого пса, только чтобы не отдавать их в колхоз. Вообще мне сложно понять деревенских людей, способных холить и лелеять своих питомцев, чтобы потом их зарезать и съесть. Но это мое, современное мироощущение. В деревне, наверное, нельзя иначе, поэтому и я не принимаю до конца идиллии деревенской жизни. Можете коллективно меня за это осудить, однако даже для деревенского парня Бориса Корнилова кулак, который хладнокровно режет скотину из чистой мести коммунистам, – убийца, проливающий невинную кровь.
Я читала и плакала, честное слово. Хотя в последний раз плакала над книжкой в далеком детстве.
Стихотворения «Семейный совет», «Сыновья своего отца», «Убийца» – чересчур откровенны для деревенской поэзии, в них плещет непроглядная тьма, черная ненависть озлобленных людей в ответ на ненависть неимущих, пролетарскую ненависть, о которой еще писал Горький: «Наша революционная, пролетарская ненависть к тем, кто создаёт несчастья и страдания людей, должна быть противопоставлена звериной, своекорыстной, больной ненависти мира капиталистов, загнивших от ожирения, осуждённых историей на гибель». Однако тема стихотворения Бориса Корнилова гораздо шире, его тема – это жизнь и смерть вообще, поэтому и пробирает до дрожи и как будто заставляет примерить ситуацию на себя, хотя разве можно ее сейчас на себя примерить?
А Борис Корнилов наверняка промерял, а может, и пророчествовал, что его самого очень скоро уничтожит та самая пролетарская ненависть. Так и случилось. Бориса Корнилова расстреляли как участника троцкистко-зиновьевского блока, хотя ни в каком заговоре он наверняка не участвовал (в отличие от монархиста Николая Гумилева, которого тоже безумно жаль). Корнилова убили по иной причине: только лишь потому, что он посмел быть талантливей некоторых. А ведь пролетарии с этой своей идеей всеобщего равенства договорились до того, что все должны быть равны даже в таланте, поэтому тех, кто выдергивается из толпы, следует уничтожать. Его убила обычная зависть бездарностей.
По заданию органов экспертизой стихотворений Корнилова занимался литературовед Николай Лесючевский. Ровесник Корнилова, Лесючевский пережил его на 40 лет и сделал хорошую карьеру: был главным редактором журнала «Звезда», главредом издательства «Советский писатель», членом правления Союза писателей СССР. Что же написал в своей экспертизе?
«Ознакомившись с данными мне для анализа стихами Б. Корнилова, могу сказать о них следующее. В этих стихах много враждебных нам, издевательских над советской жизнью, клеветнических и т. п. мотивов. Политический смысл их Корнилов обычно не выражает в прямой, ясной форме. Он стремится затушевать эти мотивы, протащить их под маской »чисто лирического» стихотворения, под маской воспевания природы и т. д. Несмотря на это, враждебные контрреволюционные мотивы в целом ряде случаев звучат совершенно ясно и недвусмысленно…»
Вообще, контрреволюционные (а также антинародные, космополитические и пр.) мотивы можно пришить буквально ко всему. И чем глубже и многогранней стихотворение, тем удобнее его трактовать в антикоммунистическом или еще каком духе. Это коллективный вопль графоманов. К сожалению, графоманию нельзя отменить и невозможно подкорректировать. Графомания напориста и стремится организоваться. Графомания прет «свиньей», сметая на своем пути все, что мешает ей выбиться в свет. Графомания пишет жалобы во все возможные инстанции, обвиняя талантливых людей в гордыне, что де даже не удостоили их своим вниманием…
Э. Казакевич так характеризует графоманов: «Их объединяет не организация, и не общая идеология, и не общая любовь, и не зависть, а нечто более сильное и глубокое — бездарность. К чему удивляться их круговой поруке, их спаянности, их организованности, их настойчивости? Бездарность — великая цепь, великий тайный орден, франкмасонский знак, который они узнают друг на друге моментально и который их сближает как старообрядческое двуперстие — раскольников».
Но почему же общество так терпимо к графоманам? Можно ответить вслед за Блоком и Мандельштамом, что им потворствует чудовищная неграмотность населения, поэтическая, в том числе. Массовый читатель приветствует то, что просто и доступно: детективы, женские романы, газеты, буклеты, поздравительные стишки… Литературоведческое «эссе» Лесючевского выдает яркую бездарность автора. Понятно, что он стремился разделаться с Корниловым только потому, что на фоне настоящего поэта он сам выглядел довольно жалко и понимал, что это ведь не исправить ни должностями, ни бессонными ночами над листком бумаги. Значит, заклеймить, расстрелять!
А ведь Борису Корнилову было всего-то тридцать лет.
По свидетельству составителя книги Натальи Соколовской, когда наших граждан, «врагов народа», вели на расстрел, чтобы они там не очень бегали, не очень сопротивлялись и не мешали себя расстреливать, – по дороге немножко придушивали. Это было изобретение Ленинградского НКВД. Это делали наши люди с нашими людьми – из той же пролетарской ненависти!
В последний раздел сборника «Я буду жить до старости, до славы» вошли материалы следственного дела, заведенного в марте 1937 года НКВД в Ленинграде. Бориса Корнилова обвиняли в том, что он «занимается активной контрреволюционной деятельностью, является автором контрреволюционных произведений и распространяет их, ведет антисоветскую агитацию»… Поэта расстреляли 20 февраля 1938 года.
А 16 февраля 2010 года Горьковская железная дорога представила новый электропоезд «Борис Корнилов». Поезду присвоили в честь уроженца Семеновского района Нижегородской области. Так Борис Корнилов стал поездом, но при этом остался поэтом. Наверное, он отчаливает от платформы со своей «Песней о встречном».
