«Говоря словами Станиславского, мой педагог заставил любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Хотя это было непросто».
Сегодня исполняется 45 лет актёру, заведующему постановочной частью Негосударственного авторского театра Ad Liberum Владимиру Елымчеву. В этом же году Владимир отметит двадцатилетие творческой деятельности. И все эти годы Володя посвятил Петрозаводску и его зрителям.
С Владимиром Елымчевым беседует его товарищ по сцене Александр Картушин.
— Кто-то с раннего детства не представляет свою жизнь без театра и сцены. Кого-то болезнь лицедейства настигает в юности. Бывает, театр заставляя менять прежнюю профессию взрослых, казалось бы, состоявшихся людей. Володя, а как в твоём случае? Ты грезил театром? Мечтал стать актёром?
— В городе Артёмовский Свердловской области, где я появился на свет, театра не было, и о существовании театральных студий или драматических кружков я не знал. Но я с детства любил музыку и всё время пел. Что-то изображал, какие-то концерты устраивал, во что-то одевался… Для себя причём, мне совершенно не нужен был зритель.
Наедине с самим собой мне никогда не было скучно, я умел находить занятия, не нуждаясь в чьём-либо присутствии. Рос очень самодостаточным ребёнком. Устраивал соревнования пуговиц, например. Выбирал пуговицы на ножках, раскручивал их, засекал время – сколько каждая из них крутится. А вот когда меня просили что-то спеть или что-то изобразить публично, я очень стеснялся. И страшнее всего для меня были моменты, когда просили встать на стульчик и прочесть стихотворение. Соглашался на эту экзекуцию только при условии, что стульчик, на котором я буду читать, будет стоять в соседней комнате. Я был жутко стеснительным в детстве. Так что любовь к театру посетила меня только в юности.
— Расскажи о своей семье, родителях…
— Сложно рассказывать о родителях… Я их почти не знал по большому счёту… Папа умер почти за семь месяцев до моего рождения, а мамы не стало, когда мне было четыре года. Её я помню очень смутно. Судить о них я могу только по рассказам. Самое яркое и, наверное, единственное воспоминание о маме – мой день рождения, когда мне исполнилось четыре года. Ну, во-первых, она была высокая, красивая… (смеётся) Всем детям наверно кажется, что его мама самая красивая. Мама была в черном крепдешиновом платье с большими красными цветами и в босоножках на высоком каблуке. Отчётливо помню, как она вносила торт в комнату, где собрались мои родственники и друзья.
По рассказам бабушки, мама с детства очень боялась воды. И вот через несколько месяцев после того дня рождения мама вошла в речку и утонула. Так в четыре года я стал сиротой.
Меня воспитала бабушка, Анна Васильевна. Мудрейшая русская женщина. Ей было уже за шестьдесят, когда она взяла опекунство надо мной и моим старшим братом Олегом. Она вырастила нас, воспитала, дала достойное образование. Мне её часто не хватает.
Я никогда ничего у бабушки не просил. Не скажу, что мы жили впроголодь или я в чём-то остро нуждался в детстве. Всё необходимое у меня было всегда. Если нужно было что-то купить, бабушка мне никогда не отказывала. А если и отказывала, то всегда находила слова, чтобы объяснить почему нет. И вот, когда мне было лет двенадцать, я увидел в магазине ксилофон. Обычный деревянный ксилофон, стоил пять рублей. Зачем мне он был нужен, до сих пор не понимаю. Он мне очень понравился, и я пошёл просить у бабушки денег. А пять рублей — это были очень серьёзные деньги тогда.
Бабушка, со свойственной ей мудростью, попыталась мне объяснить, что эта покупка нам сейчас совсем не по карману. Так как я всегда был очень вспыльчивым, я очень разозлился и в порыве гнева я сказал бабушке: «Мне никогда ничего не покупают, меня никто не любит, и вообще я тоже получаю пенсию». В тот момент мне показалось это веским аргументом. Мне ведь платили пенсию по потере кормильца. Этой нечаянно брошенной фразой я очень обидел бабушку. Она молча вручила мне пять рублей, я пошёл и купил этот ксилофон.
Не знаю, сколько раз я его потом брал в руки… Пару раз, быть может… Но вот эту фразу, как мне кажется, она не забыла до самой своей смерти. Мы прекрасно общались впоследствии, но этот эпизод из своего детства я считаю самым чёрным и постыдным… Если бы можно было что-то изменить, я бы, не задумываясь это сделал. До сих пор очень стыдно.
А в общем у меня было счастливое детство. Но случай, о котором я хотел бы рассказать не из детства, из юности. Я учился тогда в училище культуры в Екатеринбурге, а бабушка по-прежнему жила в Артёмовском. Я приезжал к ней по нескольку раз в месяц. Однажды я заболел, меня положили в больницу. А так как в начале 90-х сотовых телефонов не было, то сообщить бабушке, что со мной, и где я, можно было только телеграммой. И мои однокурсницы такую телеграмму отправили: «Приезжайте срочно. ТЧК. Вова в больнице. ТЧК.» И по нескольку раз в день девчонки ходили на вокзал встречать мою бабушку, при этом совершенно не представляя, как она выглядит. По нелепому стечению обстоятельств бабушка получила эту злосчастную телеграмму спустя несколько дней. Бабушка рванула в Екатеринбург, где сразу бросилась в училище, выяснять, в какой я больнице и что со мной. Педагоги напоили её чаем, успокоили рассказами о моих успехах в учёбе и направили в городскую больницу.
А я в это время лежу в процедурном кабинете на сеансе электрофореза. Мне дробили камни в почках. И вот медсестра, прекрасная женщина (смеётся) говорит мне: «Не бойтесь. Я сейчас буду постепенно увеличивать напряжение, а в конце нашего сеанса вы почувствуете на себе, как рожают женщины, придётся потерпеть». И вот когда настал момент родовых мук, открывается дверь, и сосед по палате сообщает, что приехала моя бабушка!
Это, наверное, самый счастливый эпизод в моей жизни. Может, потому, что бабушки вскоре не стало.
— Как появилось желание связать свою жизнь с актёрской профессией?
— Я человек очень увлекающийся. В начальной школе хотел быть учителем начальных классов. В пятом классе я хотел стать учителем географии и биологии, так как на тот момент был безумно влюблён в педагога – Светлану Сергеевну Ромах, нашего классного руководителя. А в десятом классе у нас появился предмет, который назывался УПК – учебно-производственный комбинат, на котором школьники осваивают основы разных профессий. Раз в месяц я менял профиль. И в итоге через полгода исканий себя выбрал культпросветработу. Я был один парень среди огромного количества девочек.
Мы изучали танец, народные традиции. И я очень увлёкся танцем. Участвовал в различных смотрах, городских конкурсах и даже получил приз зрительских симпатий. И вдруг увлёкся театром. Мне безумно нравилось принимать участие в различных сценках, школьных постановках, слётах. По телевизору в то время часто показывали записи спектаклей, а так как было всего два канала, я всё чаще и чаще эти спектакли смотрел. В итоге решил поступать в театральный.
Моей целью стало поступление в один из московских вузов. Может, потому, что они были на слуху: ВГИК, ГИТИС, Щепка, Щука… Даже в глухой нашей провинции названия эти гремели. Написал в каждый из этих учебных заведений письма, и на этом всё. Я посчитал свою работу выполненной и благополучно забыл об этом. И удивительное дело, мне пришёл ответ из училища имени Щепкина с приглашением приехать на весеннее прослушивание для дальнейшего поступления. Для ребёнка из провинции – это практически был карт-бланш. Одному ехать было страшновато, и я уговорил свою знакомую с этого же курса УПК Ирину Королёву поехать со мной.В поезде мы разучили стихи, прозу, басню, песню, всё что требовалось для прослушивания, и в семь утра уже были в Щепке. Видавшая виды приёмная комиссия снисходительно поблагодарила нас за азарт и напор, с которым мы читали каждый свою программу, и посоветовала немного подрасти. Я был очень маленького роста, на вид пятиклассник, не старше.
Расстроенные, мы покинули аудиторию и тут же столкнулись с абитурой. Нам посоветовали попробовать свои силы и в других учебных заведениях. Мол, надо показываться везде, где только можно. Выбор пал на ГИТИС. Курс набирал Хейфец. Добрые абитуриенты сказали, что в ГИТИСе очень любят народные песни и танцы, и я выдал на-гора! Стихи, басню, прозу, танец и песню! В процессе своего выступления я начал замечать, что членов комиссии становится всё меньше и меньше. Они по очереди сползали под стол. Видимо, зрелище было весьма удручающее… Нас, естественно, и тут не взяли. Несильно удручённые, мы поехали домой.
По совету директора школы, в которой я учился до девятого класса, решил поступать в Екатеринбургский театральный институт. Позвонил в секретариат института, чтобы записаться на прослушивание, но там мне сообщили, что приём на этот учебный год окончен. Год терять совершенно не хотелось, и в августе я поступил в свердловское училище культуры. И проучился там три года, окончив его с красным дипломом.
В моём первом красном дипломе значится, что я педагог эстетического воспитания и режиссёр любительского театра. По окончании училища решил поступать в институт. Хотел поступить на отделение «артист драматического театра», но и тут без сюрпризов не обошлось. Я знал, что педагоги высших театральных учебных заведений, мягко скажем, недолюбливают абитуриентов из «кулька», как презрительно называли училище культуры. Я прекрасно прошёл все необходимые для поступления туры, и мне бы промолчать о своём прошлом в училище. Но начинать обучение с вранья не хотелось, я признался и сразу же получил от ворот поворот. Проклиная себя за излишнюю правдивость, брёл по коридорам, как мне тогда казалось, уже не моего института. Но внезапно меня останавливает девушка и говорит, что педагог, который набирает курс актёров театра кукол, видел меня на втором туре вступительных экзаменов, я ему приглянулся и он бы хотел переговорить со мной на предмет зачисления к себе на курс.
Этим педагогом был Сергей Константинович Жуков. Великий педагог, который вырастил целую плеяду замечательных артистов театра кукол. После разговора с ним я согласился стать его студентом. И ни разу в жизни об этом не пожалел.
Только по окончании обучения я понял, какое благое дело он для меня сотворил. Говоря словами Станиславского, заставил «любить искусство в себе, а не себя в искусстве». Хотя это было не просто. С неловкостью вспоминаю момент, когда я запустил в него куклу и ушёл из аудитории, громко хлопнув дверью. Да, было и такое… Но Сергей Константинович простил мне за эту дерзость. Он понял, что это было сделано только из-за моей жуткой неуверенности в себе. С тех пор я всегда стараюсь контролировать свои эмоции. И никогда не ловлю кайф от своего присутствия на сцене, от того, как я работаю, не упиваюсь своей мнимой гениальностью, потому что прекрасно знаю, что это не так. И когда ты об этом знаешь, тебе гораздо проще жить и выходить на сцену.
— В профессиональном театре кукол ты успел поработать совсем не много?
— Два с половиной месяца.
— Как ты оказался в Петрозаводске?
— Здесь работал мой друг Алексей Емцов, с которым мы учились в одном институте, и долгое время жили в одной секции общежития. После окончания отделения музыкальной комедии Лёша приехал в Петрозаводский музыкальный театр, а когда выпустился я, он позвал меня приехать. А так как мне было всё равно куда ехать, из трех предложенных мне вариантов я выбрал Петрозаводск. И не пожалел.
— Как же театр кукол тебя отпустил в Русскую драму?
— За эти два с половиной месяца меня успели ввести в некоторые спектакли из текущего репертуара, и даже премьеру нового я сыграл. Это был спектакль «Золотой цыплёнок» в постановке Натальи Голубовской. Мне посчастливилось работать над одной ролью Волка с непревзойдённым Александром Павловичем Довбней.
— Так что же тебя не устраивало?
— Меня всё вроде бы устраивало. И труппа меня приняла. Зарплаты у начинающих актёров были мизерные, и директор театра предложила мне совмещать актёрство и работу в монтировочном цехе. Но даже в таком небольшом театре, как театр кукол, работа у машинистов сцены тяжёлая. А я, если честно, очень не люблю физический труд. Возможно, потому, что в детстве этого труда у меня было хоть отбавляй. Я жил в частном доме, у нас было приличное хозяйство: куры, корова. Сенокосы и ежегодные манипуляции с картошкой и другими сельхозкультурами уже в печёнках сидели. Признаюсь, с тех самых пор я поклялся себе, что когда вырасту, моя деятельность будет максимально удалена от лопаты, грабель и подобных орудий труда.
Лёша Емцов познакомил меня со Снежаной Савельевой, а та в свою очередь со всей труппой Русского театра драмы. Конечно я плакался им постоянно, как меня достала работа монтировщика. И однажды, когда мне в очередной раз нужно было ехать на выезд, Снежана заперла меня на своей кухне и строго-настрого запретила возвращаться в театр кукол. Она устроила мне показ в русской драме, и к моему глубочайшему удивлению меня приняли в труппу.
— Почему удивлению?
— Да потому что прекрасно знал, какой высокий профессиональный уровень сейчас в драме, какие мэтры выходят на сцену, а в своих профессиональных данных я был совсем не уверен.
— И всё же…
— И всё же меня взяли! Это была фантастика. Я даже мечтать не мог, что мне посчастливится выходить на одну сцену с Пилипенко, Гришмановским, Мелёхиным, Годаревым, Пархоменко, Медведевым… Это великие мастера. О каждом из них я могу говорить бесконечно. А какие невероятные тогда люди работали в цехах. Цеха – это моя любовь. Гримёрный – Валентина Михайловна Котова, Татьяна Ивановна Петухова, Оксана Иванова – мой любимый реквизитор, Лёша Савин, Слава Петухов, Дима Черевко – радиоцех, монтировщики – Игорь Котов, Андрей Латышев, Кириенко Борис Ефимович, Николай Дмитриевич Коппалин – бутафорский цех! Да все! Простите, если кого не упомянул. А какие были спектакли!
— Когда состоялся твой дебют?
— Первый мой большой спектакль — «Вий» по Гоголю, в постановке Игоря Ларина. И сразу главная роль – Чёрт. Правда, в пару с мэтром – Владимиром Владимировичем Сотниковым. Я всегда поражался его остроумию и количеству актёрских находок при работе над ролью. Даже попросил у него права воспользоваться некоторыми из них. Он разрешил, спасибо ему за это огромное. Вообще, Русский театр драмы научил меня профессии, отношению к партнёрам, к тексту, к роли. Да абсолютно всему.
— Каким было твоё первое впечатление о Петрозаводске?
— Прекрасно помню, что город мне показался очень чистым и доброжелательным. Люди отзывчивые, внимательные, добрые. Но больше всего поразил тот факт, что водители в городе чрезвычайно вежливые и предупредительные. Я писал в письмах своим однокурсникам: «Ребята, представляете, стоит только пешеходу подойти к переходу, как водители тут же останавливаются и пропускают!» Это было дичайше удивительно и казалось просто верхом культуры.
Природа очень напомнила мне природу Урала. Никакой разницы, как мне казалось. Набережная понравилась. Особенно «Рыбаки». Это до сих пор моя самая любимая скульптура.
— Тебе не хотелось когда-нибудь кардинально изменить свою жизнь? Сменить профессию?
— Да периодически. Как там Лермонтов писал: «В минуту жизни трудную…». При работе над любой ролью практически. Мне всегда кажется, что я плохо всё делаю. Потом я с этим смиряюсь, но поначалу мне кажется, что это обязательно будет полный провал, и что лучше бы я помидоры собирал, чем вообще на сцену выходил.
— Если бы не вышло связать судьбу с театром, чем бы ты хотел заниматься?
— Не знаю, Саша… Я никогда об этом не думал. За что бы взялся, тем бы и был. Я могу помечтать, конечно. Наверное, я был бы неплохим спортсменом. Всегда был достаточно физически сильным человеком, даже когда начал курить. Всегда с удовольствием занимался спортом, неплохо бегал и прыгал, занимался туризмом. Возможно, я был бы неплохим педагогом. Но надолго бы меня не хватило, я быстро выгораю. Для того чтобы понять – сможешь или нет – надо попробовать. Я точно бы не смог заниматься технической деятельностью. Сказать по правде, до сих пор некомфортно себя ощущаю в должности заведующего постановочной частью театра Ad Liberum. Не люблю эту работу.
— Что бы ты никогда не смог сделать на сцене? Есть для тебя понятие табу?
— Наверное, предать партнёра, сделать подлость, низость. Подставить коллегу. Даже если с партнёром у меня натянутые отношения, никогда не откажусь выйти с ним на сцену. А ставить палки в колёса – это не про меня.
— Есть у тебя фраза или выражение, с которым ты идёшь по жизни? Которая в трудную минуту поддерживает и окрыляет тебя?
— Это просто слово «Спасибо». Спасибо моим родителям, моей бабушке, моим педагогам, коллегам… Спасибо всем людям, которые встречаются мне в жизни. Я не устаю это повторять. Мне очень повезло в том, что меня всегда окружали потрясающие люди. Спа-си-бо!
Фото из личного архива Владимира Елымчева и театра Ad Liberum
