«Лицей» обратился к нашим авторам и читателям, живущим за границей, с вопросом: «Что из прочитанного во время изоляции вас особенно затронуло, поразило, произвело впечатление?»
Наталья Крылова, филолог, преподаватель, переводчик (Миннеаполис, США): «Понизовский почти потряс, что со мной редко случается»
На моем читательском репертуаре изоляция никак не отразилась: читаю всегда много, одновременно несколько книг, последнее время — все чаще в аудиоформате, из нескольких основных категорий: нон-фикшен (литературоведение, советская антропология, саморазвитие), периодика (Лицей, Я-Дзен, Horse Illustrated) и всегда одна-две художественные книжки.
Из значительных читательских опытов в последние месяц-два могу назвать: «Зулейху» Г. Яхиной (долго откладывала, а прочитав, наконец поняла почему); «Наполеонов обоз» Д. Рубиной и «Обращение в слух» А. Понизовского. «Зулейха» до обиды разочаровала ходульностью сюжета и одномерностью персонажей. «Обоз» Рубиной — хорош и красиво сделан, особенно первые две книги, твердая четверка по пятибальной шкале, возможно даже с плюсом. Понизовский почти потряс, что со мной редко случается. Видишь все писательские приемы (порой наивные), узнаёшь все сюжетные уловки и аллюзии, но ощущение той самой «правды жизни» не оставляет. Пятерка с минусом (минус — из чистой вредности).
Из профессиональной литературы — «Поздний сталинизм» Е. Добренко. Как всегда, очень добротная, питательная работа, обязательно разойдется на миллион цитат. Плюс — Нина Хрущева, Imagining Nabokov: Russia Between Art and politics.
Шамиль Хайров, лингвист, преподаватель университета (Глазго, Шотландия): ««Сколько стоит человек?» Вопрос, который коронавирус снова сделал актуальным»
Ирина Савкина, доктор философии (Тампере, Финляндия): «Поразили мемуары Айно Куусинен»
Должна начать с признания, что во время пандемии и самоизоляции читала я на удивление мало. Когда наш Тамперский университет с 18 марта в течение буквально одних суток перешел полностью на дистанционное обучение, работы заметно прибавилось, и после целого дня, проведенного у компьютера, хотелось лучше бродить по лесу (это у нас тут все время было разрешено) и вглядываться, как говорил то ли Пришвин, то ли Бианки, в «книгу природы». А перед сном я перечитывала детективную серию Элизабет Джордж про аристократического инспектора Томаса Линли и его в высшей степени демократическую напарницу сержанта Барбару Хейверс. Если любите литературу такого типа и почему-то не читали эти книги – очень рекомендую.
Для работы перечитывала мемуары финской коммунистки, сотрудницы Коминтерна, жены известного советского политического деятеля Отто Куусинена Айно Куусинен «Господь низвергает своих ангелов». Вот эта книга, написанная в 1965 году по-немецки и изданная в 1991-м в переводе Галины Прониной издательством «Карелия», меня действительно поразила и впечатлила. Записки эти, как и любые воспоминания, субъективны, хотя историками они используются в основном как сундучок с неоспоримыми фактами и свидетельствами. Мне же интересна личность и позиция самой Айно Куусинен.
Там много всего интересного, но скажу сейчас только об одном: самыми счастливыми годами своей жизни мемуаристка считает те несколько лет в конце тридцатых, которые она провела в Японии в качестве агента советской разведки. По ее словам, плохо одетые советские разведчики вручали ей при встречах толстые пачки долларов, завернутых в газеты (хорошо, что не в «Правду»), вечно пьяный Рихард Зорге иногда добавлял деньжат, и она могла жить весело, интересно, на широкую ногу, «внедряясь» в высшее японское общество.
Она пишет об этом с таким витальным удовольствием, что понимаешь: в общем-то перед нами воспоминания женщины, прожившей не ту судьбу, которую хотела бы, хотя выбор она всегда делала сама, даже когда оказалась в тюрьме и в ГУЛАГе.
Я вообще очень люблю читать дневники, автобиографии, воспоминания и наблюдать за тем, как плетется нить человеческой жизни: из сотен случайностей, собственных выборов, роковых стечений обстоятельств или каких-то мало от тебя зависящих событий вроде нежданно-негаданно нагрянувшей пандемии, которая так изменила всю нашу повседневность.
Наталья Вербовская, искусствовед (провинция Виченца, Италия): «Медленно, с наслаждением читала мемуары кота»
Non dies sine linea (спасибо Майе Михайловне Кисловой, она научила нас любить латынь, хотя теперь любимый предмет сузился до крылатых фраз) — ни дня без строчки, под таким девизом я провела весь карантин длиною более двух месяцев. В Италии, в регионе Венето, его соблюдали строго.
В феврале мне довелось слетать в Пензу, во время полета в журнале я прочитала рецензию о первой и очень талантливой книге одного молодого актера. И сразу захотелось найти её. В Пензе зашла в книжный и уверенно попросила найти мне новую книгу Апостола «Дневник Савелия». Изумленные продавцы пошерстили в компьютере и нашли «Дни Савелия», действительно молодого, действительно талантливого, но — Григория Служителя.
Вернулась домой, в деревню под Виченцей – и сразу выпала в карантин. Медленно, с наслаждением читала мемуары кота. Вся его жизнь на фоне нас, людей – а значит, мемуары Савелия адресованы конечно нам — людям. Мы все разные, бываем добрыми, или недобрыми, но чтобы не делали, нам кажется, что именно так будет лучше. Потому что нам так хочется. Но реальность всегда все корректирует по-своему, и чаще всего усложняет. И тогда кот в который уже раз начинает жизнь заново, словно у него их и правда девять. А ещё весь роман пронизан любовью: кота или человека, скорее, и того, и другого. Неделю не могла прикоснуться к последней главе. Чувствовалось, что-то огромное и трагичное неминуемо надвигается в конце. Конец действительно оказался грустным, но все-таки светлым, как и должно быть, как задумано Богом и в жизни человека, и в жизни кота.
За период карантина я наконец-то нашла время не просто в третий раз прочитать любимую книгу Альберто Т. Феи «Венецианские тайны», но даже законспектировать её. Зачем, спрашивается? Затем, что гулять по Венеции с драгоценной книгой, подписанной самим автором, жалко. Своя ноша не тянет, конечно, но книжку можно испортить, да от радости новых впечатлений просто забыть где-нибудь. А тут краткий и четкий конспект маршрутов, по которым и пройдено, и смотрено уже, но Венеция такой город, что можно ходить бесконечно и выискивать все новые детали, а свернутый в трубочку конспект — это уже как свои собственные впечатления. Этот конспект, распечатанный отдельно по всем семи маршрутам города, стал маленькой победой над собой в эти дни изоляции. Город, о котором когда-то Бродский сказал, что куда бы вы не пошли, все равно заблудитесь, — благодаря книге А.Т. Феи стал таким же близким и знакомым, как родной Петрозаводск. Да и не «заблужаюсь» я в нем давно. Эта книга подарила особое кошачье ощущение направлений: новую уличку (калле, больших улиц нет в Венеции) словно видишь сверху и просто чувствуешь – куда надо идти, чтобы оказаться там, где надо. Правда, бездумно и вне направлений гулять по городу тоже интересно… тогда можно и заблудиться ненадолго. Но это будет уже скорее бонус.
А еще я захотела написать о книге, с которой не справилась за долгий период карантина. Не смогла дочитать до конца за более чем два месяца (но добью, конечно)! Это жизнеописания Бенвенуто Челлини. Продиралась- продиралась через повествования – и так не добралась до конца. Вот вам эпоха ТИТАНОВ: приключения, драки, куча смертей, любовных приключений, ссор, бегств и метаний между Флоренцией и Римом… Неужели все это могло случиться с одним человеком? А ведь я добралась только до середины книги. Но если бы не изоляция, то я так и осталась бы на картинках, фотографиях шедевров великого мастера Возрождения.
Лариса Хенинен, гид-хельсинковед (Хельсинки): «Глиняный мост» Мартина Зусака — семейная сага с сюжетом, от которого не оторваться»
Главной книгой этой весны для меня стал «Глиняный мост» Мартина Зусака. Удивительный текст, с которым вначале — первые полсотни страниц — никак не можешь попасть в такт, а потом больше всего боишься, что эта музыка кончится. Кончится семейная сага, которую печатает на древней пишущей машинке старший из пятерых братьев Данборов. Это история отчаянных подростков-хулиганов, которые все время ссорятся, дерутся, сквернословят и …читают Гомера. Их кота зовут Гектором, голубя Телемахом, рыбку Агамемноном, а мула Ахиллесом. Это совершенно восхитительно и очень смешно. И очень больно, потому что Гомер и пианино — это все, что осталось у пацанов Данборов от мамы, польской девочки Пенелопы, сбежавшей когда-то в поисках свободы на другой конец света, в Австралию. Здесь, в Австралии она нашла свое счастье, родила пятерых сыновей и ради них до последнего держала удар в неравной битве с неизлечимой болезнью.
Бой был проигран. А для братьев эта страшная потеря оказалась не последней. Отец. Нет, он в отличие от мамы не умер. Он просто ушел из дома прочь в свое горе. И с этого момента перестал быть для них папой, а стал называться Убийцей — ведь он добил Данборов. Была счастливая семья, а стало просто пять пацанов в доме, где когда-то жила любовь..
В этой книге много любви. Любовь первая и взрослая. Любовь родительская, сыновья и братская. Любовь к животным, к искусству и к мостам. Но боли, пожалуй, в романе еще больше. Боль здесь на каждой странице. Такая же разная, как любовь. Её так много, что в какой-то момент обнаруживаешь: оказывается, ты еще умеешь плакать над книгой. Просто книга должна быть настоящая. “Глиняный мост” — очень настоящая. Это семейная сага с сюжетом, от которого не оторваться. Это притча. Это история о любви, предательстве, взрослении, о способности прощать и возрождаться из пепла. А еще о творчестве и ремесле.
Герои романа читают книгу о Микеланджело, на обложке которой написано: «Все, что он когда-либо сотворил, сотворено не только из мрамора, или бронзы, или краски, но и из него самого… из всего, что было у него внутри». Эти слова, конечно, о Клэе Данборе, самом добром и чутком из братьев, который вместе с отцом будет строить мост из глины. И имя его в переводе с английского означает “глина”. Он сам станет мостом, соединяющим нечто куда более важное чем берега реки. Такое вот неслучайное совпадение.
Все, что появляется в романе, появляется в нем не случайно. Пишущая машинка, знаменитый мост Понт-дю-Гар бельевая прищепка, флорентийский музей Академия — одинаковы важны. Чтобы не пропустить ни одного из смыслов этой непростой простой истории, её надо читать, не пропуская ни слова. Да это и невозможно — пропустить. Ведь поспотыкавшись в начале об эти странные абзацы, длиной в одну строку, обязательно поймаешь дивный ритм и позабудешь о времени, наслаждаясь языком, поражаясь пронзительной точности метафор, обнаруживая потрясающие аллюзии, принимая героев навсегда в свое сердце.
