Существует, наверное, такое паломничество жизни, когда человека можно представить странником, путешествующим от рождения до смерти. Главное – не останавливаться, потому что во время любого пути на обочине жизни разыгрываются драмы, отвлекает житейская суета.
1. Яблоки
Сколько же в прошлом году на даче выросло яблок! Ветки ломились от тяжести зеленых плодов с кисловатым вкусом; старую яблоньку возле дома усыпали красные насквозь, горьковатые яблочки, годящиеся только в компот, а еще брызнула красным китайская декоративная мелочь, которую клевали птицы. Яблоки падали прямо на голову и валялись повсюду на земле. Мы варили компоты, пекли эти яблоки, гнали из них сидр и кальвадос… В общем, попросту не знали, куда девать. И еще удивлялись, с чего это вдруг, лето вроде холодное состоялось.
А ведь этим яблочным языком природа говорила с нами, но мы ее не хотели слушать. Ну, урожай яблок. Ну, небывалый. Подумаешь! И только теперь я поняла, что природа так предупреждала нас, неразумных, что впереди тяжелый год, эпидемия и как следствие спад производства, безработица и уныние. Каким еще образом природа могла сообщить об этом? Она нам до сих пор мать и нас любит по-прежнему, хотя мы давно от нее отдалились, да еще и гадим повсюду, как только можем.
А если вспомнить, что яблоко – древний символ познания и греха одновременно, какие смыслы сразу вырастают из этого яблочного расточительства!..
В этом году яблони не родят, истощились и требуют отдыха. На вишнях ни ягодки. Черная смородина дала чахлые мелкие плоды. И только на одном дереве все-таки упрямо наливаются зеленые крепкие яблоки.
Несколько лет назад соседи по даче, чтобы провести к себе электричество, без просу залезли на наш участок и спилили старую плодоносящую яблоню – она мешала столбу. Под корень спилили, и никто не ответил за это, потому что вроде как никто точно не видел, кто сделал, кивали друг на друга. Это было настоящее варварство и настоящее горе. Но в прошлом году у забора вдруг выдернулось из земли молодое деревцо – это всем назло проросла дочка погубленной яблони, и вот теперь она решила подарить нам плоды. А это значит, что жизнь непрерывна, что она всегда проклюнется, прорастет, восстановится.
2. Мир новых дам
Что еще интересного сохранилось на нашей даче, так это связка шведских журналов Nya damernas värld, или «Мир новых дам», именно дам, не женщин, потому что «женщина» по-шведски kvinna, что тоже красиво: в этом слове прячется queen, королева. Но дело не в этом. Журналы вышли в 1961 году, когда, представляете, в Швеции даже «Аббы» еще не было, зато было много чего другого, о чем наши советские даже и не мечтали.
Журналы достались мне уже в восьмидесятые годы от одной заядлой филологини, которая дружила с женой пограничника, а та вроде бы и выписывала эти журналы в 1961 году… Хотя этого никак не могло быть. В 1961-м нельзя было выписать журналы из-за границы, хотя уже и в космос летали. Скорее всего годовую подписку журналов попросту у кого-то конфисковали на границе, потому что подобная пресса якобы развращала советских женщин, но когда провели экспертизу, выяснилось, что в сущности это обычный дамский журнал типа «Работницы», с той разницей, что советские женщины работают на производстве, а шведские дамы – дома. Стирают, готовят, ходят в магазин за продуктами и косметикой, ну и т.д. И тогда пограничник решил отнести журналы своей жене.
А мне в руки они попали, когда мне было всего восемнадцать, и я с ужасом разглядывала картинки, изображавшие красивую шведскую жизнь, и не верила, что в Швеции существуют автоматические стиральные машины, электрические швейные машинки, которые умеют обметывать петли и при этом умещаются в шкафу – у нас тогда электрические машинки были только на производстве, они гудели, как самолет на взлете. В одном журнале была еще реклама чего-то вроде посудомоечной машины, но я вообще не поняла, что это такое, и догадалась вот только сейчас. Еще мне не верилось, что шведские дамы с раннего утра красятся и наряжаются, как на праздник, чтобы просто выйти на улицу.
Вот это, кстати, сомнительно. Может быть, в 1961 году шведки в самом деле одевались элегантно, крутили бигуди и носили туфли на шпильках, но все это растаяло, растворилось в мутном потоке времени, и теперь шведки выглядят естественно и грубовато, как жены викингов, носят кроссовки, рваные джинсы, рваные свитера, а иногда и рваные колготки, окончательно забив на свой внешний вид, потому что у них победило равноправие. А это значит, что женщина тоже имеет право быть некрасивой.
Косметика? Нет, не слышали. Это когда-то в 1961-м Софи Лорен рекламировала для шведских дам мыло и крем с экстрактом кактуса. Наверное, действительно мощное косметическое средство, ведь Софи Лорен и сейчас неплохо выглядит.
Нет, если подумать, советскую женщину эти шведские журналы действительно развращали. Ведь что такое была новая советская женщина? Эта дама, сошедшая с полотен Дейнеки, умудрялась отпахать рабочую смену, а потом забрать ребенка из садика, приготовить ужин и обед на завтра из продуктов, которые продавались в магазине. А продукты в СССР продавались не в магазине, а вообще неизвестно где. В магазине практически ничего не было. Правда, в шестидесятые еще можно было купить докторскую колбасу и сыр, достать на котлеты мясо… Доставанием тоже занималась советская женщина, которая еще успевала отстоять очередь в магазине и заскочить в парикмахерскую на перманент. Стирала она в основном руками в тазу, причем водопровод был далеко не у всех, как и туалет.
Понятно, была война, в которой Швеция сохранила нейтралитет. Финляндия воевала и вышла из войны побежденной, в шестидесятые там тоже было не больно-то сладко. Но финны – народ упертый. Они выехали на своем sisu, то есть врожденном финском упрямстве, протаранили лбом дорогу в сытое будущее. А мы тем временем вооружались, сеяли кукурузу, пытаясь догнать Америку, ну и дальше вы знаете. Я не ностальгирую по порошковому молоку, потому что оно плохо пахло, и школьные завтраки вовсе не были такими уж расчудесными, как теперь представляется некоторым.
Родители гонялись за коврами и хрусталем. Мы разучивали речевки и ходили строем на смотре этого самого строя и песни. А в Швеции тем временем была королева, жизнь которой периодически освещали в журнале «Мир новых дам», как бы ставя в пример – вот к чему должна стремиться каждая женщина, то есть выращивать в себе королеву.
И пока мы так ходили строем, в период с 1950-го по 1973 год стоимость промышленной продукции в Швеции в постоянном денежном выражении выросла на 280%. «Шведская модель» достигла в эти годы своего расцвета. Прибыль и зарплата в промышленности росли рекордными темпами. Строились дороги, больницы, школы, коммуникации и даже начинало формироваться постиндустриальное общество…
Зачем я вообще про это пишу? А вот стало обидно за советских женщин, которые были нашими мамами и которые всерьез верили, что нужно еще немного потерпеть, и когда-нибудь наконец-то грянет настоящий коммунизм, в котором больше не придется стоять в очередях за товарами соцкультбыта, стирать руками, а потом еще и кипятить белье в ведре на плите… Нет, были в социализме и хорошие стороны, хотя бы то, что дети не делились на своих и чужих, это были как бы общие дети, которых мамы коллективно воспитывали.
Сейчас я предчувствую ворчню: а чего ж ты не уехала в свою Швецию? Мотала бы себе за кордон. Не уехала, да. Потому что это Швеция – не моя страна. Я выросла здесь, на школьных завтраках, смотрах строя и песни, порошковом молоке, и это из меня уже не вытравить никакой влажно-тепловой обработкой. Это сидит в подкорке. И теперь, когда я разглядываю рекламу в шведских журналах 1961 года, эта подкорка так и прет наружу. То есть я читаю вовсе не то, что там пишут про зубную пасту «Колгейт», тампоны o.b. и прочие буржуазные штучки, с которыми упорно воевала советская власть – я читаю про жизнь наших родителей, у которых ничего этого не было, но тем не менее они жили, радовались, надеялись… Это самое главное. Они надеялись. А мы давно уже нет.
3. Воз сена
Так вот, благодаря засевшему в подкорке образу женщины-трактора я редко кого о чем-то прошу. Потому что скорей сделаю сама. Тем более уж я не прошу своего мужа, потому что он оттуда же родом, из глубокого социализма, поэтому ну вот еще я буду тебя куда-то подвозить, в смысле на дачу. Ты же видишь, я занят, я тоже что-то делаю. А ты и на автобусе доедешь. И да, еще собачку с собой возьми, хотя бы одну (их у нас много).
Взяла, села в автобус на Бесовец. Устроилась на задней площадке, прикрыв собаку собой, зная повадки автобусных контролеров.
Контролерша подошла быстро: а что это тут, а как это, а почему без намордника и где справка о бешенстве. Справку о бешенстве, по-моему, никто с собой никогда не носит. А что мы ехали без намордника, так я с себя маску сняла и надела на собаку. Но теперь я получилась без маски.
Вообще, у моей собаки такие глаза, что посмотришь в них – и сразу сдашься без боя, такой они подкупающей голубизны. Но контролерша не сдалась. Она была из тех контролерш, которым важна своя единоличная власть, пусть даже в отдельном автобусе. Собака молчала, от страха поджав хвост и уши. А контролерша отлаивалась на меня, на собаку, на прочих пассажиров, которым тоже стало очень страшно…
В общем, высадили нас с собакой на трассе недалеко от кирпичного завода.
Меня не первый раз сбрасывают с телеги жизни, и я странствую вперед пешком, весьма приблизительно представляя себе расстояние до цели, да и саму цель. Но тут, по крайней мере, цель была предельно ясна: дойти до деревни Бесовец, а там от моста налево и вдоль реки.
И мы с собакой двинулись по трассе вперед, оставляя далеко за собой кресты на обочинах, установленные в память о погибших здесь пешеходах. Мимо с тяжелым гулом проносились тяжелые фуры, легковушки пролетали со свистом, и кому б только было дело до нас!
Я шла и думала, что существует, наверное, такое паломничество жизни, когда человека можно представить странником, путешествующим от рождения до смерти. Главное – не останавливаться, потому что во время любого пути на обочине жизни разыгрываются драмы, отвлекает житейская суета…
Так мы невредимо миновали кирпичный завод и повернули направо, выйдя на прямую, как стрела, дорогу, которая вела к конечной цели. Не к коммунизму, конечно, а просто к даче. Хотя, помнится, в этих местах не так давно в исторической перспективе висел плакат: «Наша цель – коммунизм». Проехали.
За поворотом в кустах стоял писающий мальчик в оранжевой жилетке дорожного рабочего. Золотая струйка сверкнула на солнце и оборвалась. «Извините», – сказал он, когда мы его миновали.
А вокруг роились шмели, порхали бабочки, вороны нацеленно устремлялись в поля, приветствуя нас коротким гортанным «Кар-р», возле шатких домиков и сараев плясали на цепи лохматые деревенские псы, находя в прохожих редкое развлечение. Мимо на полном ходу проехал воз сена, явив собой странное, почти фантастическое зрелище. Лошадь всхрапнула, клок сена свалился на асфальт, лошадь опять всхрапнула и пошла на правый поворот, вильнув с федеральной трассы на проселочную дорогу, ведущую в перелесок.
Над головой самолеты, стартуя из Бесовца, чертили в небе белые линии. Наверное, все мы оставляем на пути своего паломничества такой же энергетический след, только невидимый. Однако он проступает в определенных обстоятельствах, так что даже через сто лет можно с уверенностью сказать, что здесь некогда проходили мы. Но сейчас мы ползли по темпоральной прямой со скоростью улитки, мы были самыми медленными организмами на этой трассе, упорно шли вперед, но будто бы стояли на месте. Потому что скорость пешехода с собакой на поводке теперь вообще ничего не значит в задачнике жизни, их можно запросто взять и вычеркнуть, никто и не заметит.
Из лесу вышел дядька с корзиной грибов, двинулся нам навстречу. Поравнявшись, спросил: «А это я куда вышел?» – «Это дорога на Бесовец, а сзади вон кирпичный завод». Ничего более конкретного я не могла ему сообщить. Дядька громко выругался и снова нырнул в лес, надеясь выйти где-нибудь в более приличном месте. А кирпичный завод вскоре померк и исчез из виду, осталась только стрела шоссе и проносящиеся мимо автомобили. Но по тому, как стремительно они неслись вперед, шурша колесами и сверкая блеском стали, – не стали, конечно, – можно было с уверенностью сказать, что там, впереди, наверняка есть что-то прекрасное. А значит, ничего другого не оставалось, как только идти вперед.
Собака сбила в кровь лапы, я натерла пятку и потеряла по дороге подметку. Быстрые ласточки резали воздух крыльями возле самой земли. Солнце скрылось за тучей, пролился дождь, но и он тоже успокоился.
Семья черных вислоухих псов присоединилась к нам по пути. Собака-мать решила, что я наверняка знаю, куда иду, и решила последовать за мной. А псы-подростки последовали за ней. Потому что должен ведь и у собак быть тот, кто задает направление. И мне было немного стыдно, что я обманываю их надежды, но все же мы стройной колонной шествовали по обочине жизни, и я, как и собаки, надеялась обрести впереди приют. Мы были одинаково бездомны и беззащитны.
В тот день мы все-таки достигли цели. Едва впереди замаячили река и сарай на самом повороте, ноги пошли быстрей, и мы чуть не бегом преодолели последние метры. А собачья стая отправилась дальше через мост по своим делам. Там, за рекой, стоит продовольственный магазин, и наверняка сердобольная продавщица иногда выносит собакам пересортицу или же тронутые плесенью сосиски. По крайней мере, мне очень хочется в это верить.
4. Арахна
На крыльце нашей дачи огромный паук-крестовик свил свою хитрую сеть и сам засел в центре, поджидая жертву. Скорее не паук, а паучиха, Арахна, уж больно красиво она соткала свою паутину, в ней 39 радиусов, 35 витков спирали и 1245 точек прикрепления радиусов к спирали. Кто-то очень давно научил паучих плести сеть по определенной схеме, и они никак не могут выскочить из матрицы, хотя наверняка сами не понимают, почему радиусов именно 39.
А еще рассказывают, что прежде прядильщица Арахна превзошла в ткачестве саму Афину и возгордилась, решила вызвать богиню на состязание. Афина выткала на полотне сцену своей победы над Посейдоном. Арахна изобразила сцены из похождений Зевса. Афина признала мастерство соперницы, но возмутилась вольнодумством сюжета и явным неуважение к богам. Афина порвала ткань и ударила Арахну в лоб челноком. Несчастная Арахна не перенесла позора и повесилась. Афина освободила Арахну из петли и сказала ей:
– Живи, непокорная. Но будешь вечно висеть и вечно ткать, и будет это наказание длиться в твоем потомстве.
И обратила Арахну в паука. С той поры висит паук-Арахна в своей паутине и вечно ткёт её.
Вот и моя Арахна старалась, плела свою сеть целую ночь. Неужели я разрушу ее? Теперь ей остается только насосаться насекомой крови и забиться в щель, чтобы отложить кокон с яйцами. Паучиха Арахна наверняка знает, что после этого скоро погибнет и не увидит зимы, но все равно не бросает кокон с яйцами, а повсюду таскает его на себе. Ее паук уже мертв, и вскоре она последует за ним в тихую долину, куда попадают после смерти абсолютно все пауки. А из кокона по весне вылезут новые ювенильные паучки.
5. Валентина Николаевна
На днях, возвращаясь домой из библиотеки, встретила во дворе маму своей школьной подруги Валентину Николаевну. Она ходила на променад с лыжными палками. И я ей так обрадовалась, как будто встретила родного человека. Потому что она тоже оттуда, из коммунистического далека. В 1961-м ей было едва за двадцать, и весь мир лежал перед ней открытый и щедрый. (Мне почему-то кажется, что тогда мир действительно был намного свободней). А вот теперь она не представляет, как дальше жить в нашем изменившемся мире.
