О премьере спектакля «Матрёнин двор» в театре «Творческая мастерская»
Такие праведники, как Матрёна, есть, но незаметны, неказисты. Мы поздно осознаём, с кем живём рядом. А если бы осознавали?..
Начну с того, что я плохой зритель и плохой поклонник театра «Творческие мастерские». В очередной раз оторвавшись от своих тетрадок, пробежав дворами по кратчайшей дороге через дворы, затем умоляя троллейбус ехать побыстрее, а потом жутко балансируя по обледенелому финальному отрезку пути, ворвалась в ярко освещённый и уже наполненный зрителями холл, застыла, с ужасом и стыдом осознавая, что в очередной раз пришла на спектакль без цветов. Часы, явно издеваясь, показали, что возвращаться в темень улиц поздно.
Устроившись на «пятом стуле» около колонны, стала настраиваться на спектакль по рассказу А.И. Солженицына. Знакомство с этим писателем у меня, к сожалению, началось в своё время с «Архипелага ГУЛАГ», и это набрасывает отпечаток на невероятно близкие душе «Раковый корпус» и рассказы «Один день Ивана Денисовича» и «Матрёнин двор». Солженицын в своём творчестве для меня жёсткий реалист, публицист, обличитель, и настраиваться необходимо на страдание, сострадание и невозможный для переживания трагический финал.
Ненавязчивые серенькие декорации с какими-то деревьями, деревянными вышками, пасмурно-туманным небом, с падающими то ли снежинками, то ли листьями, то ли хлопьями дыма… Даже вспомнилось карельское образное выражение про крупный снег: «lumi hattarat» — «снежные портянки». И время стало придвигаться. Увиделась странная стремянка, напоминающая деревенские спуски с берега к воде или переходы через заборы-изгороди. Потом на стенах возникли окно с занавесками, силуэты фоторамок. Стук и гудки поезда – да, начинался знакомый до мельчайших подробностей рассказ.
Но Герой вошёл не в арестантской фуфайке-телогрейке и не в типичной шапке-ушанке, и не с рюкзаком-котомкой, как на фотографиях самого Солженицына. Герой Валерия Баулина выглядел более нелепо, интеллигентно и как-то очень знакомо и располагающе. А когда произнёс первую фразу и назвал дату «1956 год», я поняла: это будет и про меня.
Именно в тот год мама после педучилища была распределена в далёкие Реболы, скучала по своей малой родине и однажды на курсах по чьему-то совету обратилась к завроно с просьбой об устройстве на работу. Та, недоверчиво оглядев малохольную девчушку, ответила: «Есть у меня начальная школа, только большая, запущенная, учителя оттуда каждый год бегут». Там и тогда я и появилась на свет. И фикусы в доме были, и фотографии, и радио на стене. И до сих пор кажется, что над просторным озером звучала прекрасная французская песня. И много всего ещё всколыхнулось, вспомнилось. Так что попадание во время у творческого коллектива абсолютно точное.
Матрёна в исполнении Людмилы Баулиной стала ближе, понятнее, значительнее. В рассказе Солженицына она выглядит бессильной, немощной, покорной, жертвой системы и собственного всепрощения. В спектакле ощутим цельный сильный характер крестьянки, идущей своей стезёй. Отказ быть такой, как все, оправдан и объясним. Она умеет перебороть слабости и невзгоды, радоваться и горевать, шутить, хитрить, высказать свои чувства, эмоции, взгляды, не отступать от своих решений – словом, принимая жизнь такой, какой она складывается, жить, не завидуя, не обижаясь, не обвиняя, не жалуясь.
Во время спектакля невольно задавалась вопросом: а кто главный герой? Игнатич получился гораздо ярче и убедительнее, чем герой-рассказчик у Солженицына, хотя текст звучит слово в слово. Герой рассказывает вначале о себе, а потом о Матрёне, представляет её, рассуждает о ней, выслушивает её, за всем этим слышится восхищение ею. Может быть, и начало, эти поиски «кондовой России» именно ради того, чтобы в сместившей привычные ценности жизненной суете найти её – Матрёну, чужого по сути человека, случайно совпавшего во времени и пространстве, но ставшего значимым и важным.
Валерий Баулин создаёт образ русского интеллигента, Учителя, располагающего к себе, думающего, исследующего, ищущего настоящую Россию, умеющего понять человека, мудреющего по ходу действия. Детали костюма, причёска, очки, речь, сильные добротой интонации отсылают к традициям учительства XIX века. Но в послевоенные годы такие учителя, бывшие фронтовики и пережившие плен и ГУЛАГ мужчины, населяли школы, особенно сельские. Такие, кстати, выучили и воспитали Юрия Гагарина.
В рассказе есть ещё герои: вторая Матрёна, золовки, Кира с мужем, Фаддей, сыгравший жестокую роль в судьбе Матрёны. Они обозначены тенями в окне. Вполне символично.
И, наконец, ожидаемый трагический финал со смертью героини и разрушением её двора как символа разрушения традиционного нутряного деревенского уклада жизни. Его нет. И неслучайно зритель не видит разрушенного дома, жадной распорядительности Фаддея. Значит, не будет разрушен до конца ни Дом, ни Двор, ни Деревня, ни Россия, пока есть такие праведники, как Матрёна. А они есть, но незаметны, неказисты, не бросаются в глаза. Поэтому, на мой взгляд, смысл последнего монолога Игнатича в том, что мы поздно осознаём, с кем живём рядом.
А если бы осознавали? Есть над чем подумать.
В целом спектакль получился тёплый, располагающий, деликатно погружающий в непростое время, побуждающий размышлять. Безусловно, в старших классах рассказ надо изучать и на спектакль водить, возможно, предварительно давая необходимый исторический комментарий. А уж людям моего поколения будет просто счастьем обогатить свои воспоминания, ведь не понимали мы тогда, что по радио нам вещали, — да и хорошо, что не понимали, а больше слушали своих бабушек…
Спасибо огромное за спектакль. Надеюсь, всё-таки я на него попаду ещё. С цветами для настоящих мастеров сцены.
