Папины зенитки стреляли по самолетам, которые все реже нарушали рубежи. В самолете не видно лица, не видно человека – он высоко и он железный. Так что папе ни разу не встретился ни один из напавших на нашу страну немцев. Он их видел, только когда мимо гнали колонну пленных…
В детстве я иногда спрашивала папу про войну. Наверное, если бы я была мальчиком, я бы больше интересовалась этой стороной папиной жизни. Но я была девочкой и вполне довольствовалась тем, как он рассказывал мне об американской тушенке, о веселом переводчике, о взводе молодых девушек (таких же – как в «А зори здесь тихие…»), о том, что даже на войне он не выучился курить, о том, как примерз в шинели к земле в каких-то окопах, о том, что они пели и как носили форму… Все остальное – самое страшное – мне рассказывали фильмы. Их было много, они были интересные – то про пехоту, то про разведчиков, я переживала, даже плакала втихаря, и до сих пор мой самый главный ночной кошмар – это то, что фашисты наступают, и мы сейчас все погибнем.
И только с возрастом мне пришло в голову наконец-то спросить его: «Значит, ты тоже стрелял в немцев?» Я имела в виду – ты держал на прицеле человека, нажимал на курок, отнимал у другого человека жизнь. И папа с облегчением сказал: «Нет, я никого не убил». В детстве ко всему относишься по-другому. Вместо того, чтобы обрадоваться за папу, я испытала некоторое разочарование – выходит, мой папа-то и впрямь особо не герой! Но я навсегда запомнила, как мой неверующий — и даже я бы сказала воинствующий атеист — папа добавил: «Я никого не убил и благодарен судьбе, провидению, что не довелось отнять чужую жизнь, нет такого груза на моей совести».
На днях моего друга Серегу пырнули ножом. Три раза. В спину. Он возвращался домой с Ключаги, на остановке до него докопались двое. Третий зашел с тыла. У Сереги не было добрых зенитчиков, которые защитили бы его тыл, которые заворачивали вражеские самолеты еще на подступах…
Серега сейчас поправляется. А я не понимаю, откуда в людях, которые живут в нашей стране, которые воспитывались на этой земле, — откуда в них желание причинить боль, отнять чужую жизнь? Они бьют своих. Не тех, чужих и страшных, которые на твоих глазах убили друга, заморили голодом маму, надругались над любимой, сожгли родную деревню… Не тех, кому есть за что мстить. Они просто идут мимо, чтобы отнять жизнь другого человека. Они живут в одном городе с нами. Кто они? Они смотрели фильмы о войне? Они знают что-то о своих дедушках и бабушках? Они ходили вчера на Парад Победы? Я не знаю, что делать с этими людьми… Одно знаю – не смогла бы посмотреть на них в прицел. Папа-то прав…
