Моему идеальному другу, которого не стало 10 лет назад
Было так же холодно, как сейчас. Он лежал в гробу в нелепой голубой шапке, натянутой почти на глаза. Горели свечи, и выла приехавшая издалека бабушка, единственная родня…
Мы познакомились в общаге. Он был городским, но часто навещал своих. Так все делали. В общаге самое веселье, самая жизнь. Я тоже там зависала у друзей. Вот и встретились. Курили, пили, чего только не делали в общаге — все. Кроме него. Ни разу к рюмке не притронулся. От дыма кривился и выходил в коридор подышать. Невозмутимо тянул пустой чай, еще и сладенького с собой приносил, баловал приезжих. Снисходительно реагировал на добродушные колкости друзей по поводу своей старомодности.
После учебы мы не расстались, как это часто бывает — взрослая жизнь разводит по разным углам, городам, странам, по разным социальным прослойкам. Но он был верен всем, с кем успел познакомиться в студенчестве. Он каждого оделял своим ровным жизнерадостным настроением, для каждого находил хотя бы полчаса для встречи. Всегда подтянутый, спортивный, но при этом совершенно не спортсменистого вида: ни тебе штанов с лампасами, ни единого ругательного слова, да и манеры… И приятный, и странный — вздыхали девушки, глядели с опаской — что у такого в голове?
Он часто заходил ко мне домой, когда общага опустела. Делился: «Я с такой девушкой познакомился!» И дня через три понуро признавался: «Опять не то, мне стало с ней скучно». Мы утешали друг друга, у меня с парнями тоже не клеилось. При этом мы никогда не были влюблены друг в друга. Почему он — не знаю. А я — потому что нельзя же влюбиться в идеального парня! Не пьет, не курит, спортом занимается, учится и работает, маме помогает, в собаке своей души не чает, всюду первый! Короче, мне нравились патлатые подонки.
Когда ему приглянулась моя мимолетная знакомая, я стала деятельно звать ее на встречи, куда приходил и он. Я подначивала его совершить какой-нибудь головокружительный поступок — подарить цветы, например. Но он страдал, отмахивался и бездействовал. «Она такая крутая девчонка, ее окружают такие мальчики, разве я могу ей понравиться?» Смешной, говорила я, размахивая руками, пытаясь очертить размеры его добродетелей. Рук не хватало. Он слушал недоверчиво, снова сникал. У них ничего не получилось, юная красавица сторонилась надежного и прекрасного мужчины, который мучительно краснел в ее присутствии. Она тоже предпочитала патлатых подонков. Кстати, с ней мы дружим до сих пор.
Ему полюбился мой сын. Вообще, нравилось, что он — есть. Редкость для мужчины, который приходит в гости к женщине, моих-то патлатых сын раздражал. Он заводил с ним игры, разговоры. Маленький надоеда и так и эдак пытался его достать, повисая на нем вниз головой, отирая грязные щеки об идеально — до крахмальности — отглаженный пуловер. Как-то он пришел, розовощекий и свежий, наполненный весенним воздухом, и говорит: «Степка, собирайся, пойдем гулять. Быстрей-быстрей-быстрей!» Мы переглянулись с тогдашним мужем, но ребенка отпустили. Нас на прогулку никто не звал. И вдруг нам стало не по себе. Черт его знает, что у него в голове. Его никто никогда не мог понять! Девушки у него как не было, так и нет… А вдруг?.. Нам стало страшно и неловко. Мы напряженно ждали их возвращения. Выбежать их искать не осмелились. Сын вернулся тоже розовощекий, вдоволь навалявшийся с собакой в парке, нависевшийся на шее у друга. Как нам было стыдно за наши безумные предположения! Мы некоторое время прятали глаза. Он как будто что-то понял и больше попыток выгулять ребенка не предпринимал. Но и дом мой не оставил.
Шло время. В одном из разговоров я обмолвилась о том, что бабушка у меня финка. Он страшно обрадовался! За меня обрадовался. Подходили к концу 90-е, жить становилось все невыносимее. «Так уезжай, что ты здесь делаешь?!» Я вяло лепетала про любовь к отеческим гробам, про то, что здесь живые люди, а там не пойми кто; что здесь интересная работа, с которой — просто чудо — повезло; что здесь родной язык, единственно возможный для размышлений; что тут веселые парни, которые, возможно, когда-нибудь полюбят меня, и я, возможно, обрету с ними свое счастье… Он запальчиво перебивал, я его таким воодушевленным не видела. «У-ез-жай!» — убеждал меня. Приводил в пример свою маму, которая вкалывала на двух работах, показывал мои обшарпанные углы. И вдруг сказал: «Поедем вместе!» И я опять не понимала его. Предложил фиктивный брак… «Может, он ко мне клеится?» — мелькнуло. Да вроде нет, разве так говорят о чувствах? Но он предлагал мне не чувства, а другую жизнь. «Что я там буду делать?» — ужасалась я. «Жить!!! — кричал он — Ты будешь нормально жить!». Он уже побывал за границей. Лучшие студенты ездили по обмену.
Из затеи ничего не вышло. Я оказалась на редкость упрямой, он тактично съехал с темы, лишь изредка укоризненно качал головой и подначивал — дескать, пожалеешь. Продолжал заходить на чай. Одно время мы даже работали вместе. Потом ушел, сманили — ценился такой везде. Его приятный тембр стал востребован, телезрители и радиослушатели теперь по всей Карелии знали, что есть такой замечательный человек, невозмутимый брюнет с ироничным выражением лица и родинкой над верхней губой.
Потом у него мама умерла, остался он совсем один. С собакой. Стойко перенес. А я до сих пор мучаюсь от своей жуткой бестактности, хоть и невольной. Щадя чувства друзей и, видимо, не желая утешений, он не рассказывал друзьям о своем приближающемся горе. Мы просто знали, что она болеет. Накануне печальных событий, зная, что я собираю кино, он пришел попросить что-нибудь новое, хорошее. Маму порадовать, которую забрал из больницы. Я сдуру насоветовала ему триеровские «Рассекая волны». У мамы была опухоль в голове, ей делали операцию. Кто смотрел, тот понял.
А спустя время и он умер от такой же опухоли. К нему в больницу, видимо, девушки ходили табунами, потому что когда я робко заглянула к врачу, чтобы узнать, чем друзья могут помочь, он разговаривал со мной совершенно автоматически, а в глазах читалось: «Да сколько ж вас у него?!» Не объяснять же, что мы были просто друзья, мы даже не целовались… Помочь ему уже никто не мог.
Один раз он приснился мне. Мы лежали в кровати, чего отродясь не бывало. Так в кино лежат невлюбленные супруги — идеально параллельно. Он повернул ко мне из темноты свое красивое лицо: «Если бы ты знала, как мне там плохо… я там совсем один…». Я уверена, что знаю, почему он так сказал. Этого не должно было с ним случиться, рано это было ему.
Однажды, не так давно, мой взрослый сын пришел домой совершенно пьяный. Мне показалось, он плачет, опустив голову в кружку с чаем. Он сказал: «А ты вот помнишь Плутахина?». И мы заплакали вместе.
